Ласточка Инкермана
Вдоль линии пустого побережья
Изнеможенный, чуть живый и босой
Ты брёл. Ласкало море Понта берег нежно
Твои ступни отмыл немного вспененный прибой.
О чём ты думал? если только мысль
Способно было искрою разжечь - на чаек крик
Пустого сердца эхо искало смысл
В твоем смирении... Правее горный лик
Вершин коронами изрезал купол неба
То лес, то скалы виделись в дали,
На море изредка рыбачья лодка, и нелепо
Казалось страннику присутствие его. Но влекли
Шаги всё дальше в беспритульность
Он ночевал в шатрах заброшенных у скал,
В лесных угодьях, просто на камнях, как кость
Они к утру впивались в тело. Солёный вал
Катил к нему со дна на завтрак мидий.
Он жарил их, но иногда, и день, и два
был голодом ведом, среди проклятий,
что посылал обратно на восход, его уста
почти не раскрывались – устал! Устал!
Но смерть его не брала, она витала рядом.
Где в видениях, в злых голосах, роптавших среди скал.
Где только солнце жгло, или буря с громом
Терзаньем его плоти натолялась.
Однажды утром мимо ложа проскользнула
Змейка, но и она, не сделав милость,
Исчезла в пестрых береговых камнях. Хула
Забилась тут же в сердце.
И стон и немощь в венах расползлись.
Неотмщеёный он идет по свету, где
Ж его хозяин злобный? знать думать позабыл, как лис.
Кабир так немилосердно оклеветан,
Чужой виною был разбит сосуд,
И черепки сейчас лежали в отбросах где-то
А плоть брела, не видя света, ни изумруд
Волны её не грел, ни небо –
Прожженное немилостью насквозь.
Лишь птицы иногда спускались бредом
«Да будь ты с нами – стал бы воли гость
И на крыло легла б тебе свобода,
Так только ветер братом стал, а небо – мать.
Но ты разбитой глиной, твоя природа
Червем ползти в земле, тебе не знать
Простора, моря, вершин и горных рек
Ты прах и тлен» и он тихонько плакал.
А дождь нещадно бил сквозь пустоту прорех
И бред его всё больше лился в тело, как шакал.
Всё голоса его теснили,
сначала только ночью, потом и в день.
На странных языках шумели
Игравшие в жёстокую игру посланцы. Тень
Сознанья билась как в силках,
И не могла из пут освободиться.
Как-то ночью глядя, как в небесах
Торжественно сверкаю звёзды: «Божьей птицей
Взлететь бы над землей и в путь извечный
К какой звезде – достигнуть и начать
По новой жизнь, оставив мир бесчеловечный.
Быть одиноким, сильным, непытанным, как тать,
Немилостью земли….» Внезапно взгляд его
Остановился на звезде, что прочих
Была ярче, и её движенье строго
Было ровным, а не паденья блик.
И, вдруг, Кабир услышал родную речь,
Средь горького раздрая*, в горячке
Он решил: «Звезда над мной, как Божий меч,
И то пророки видимо на небе зрящие»
– Кабир! Кого ты грозно проклинал?
– Врага – хозяина! он свою вину
Сложил пред властелином на меня. Искал
Ему отмщения неверному аллаху. – Не премину
Твою я гневную обиду ему воздать,
И что тогда ты пожелал бы, если….?
– Я устал. Забыл о всех своих желаньях. Рать
Мерзких голосов украла мои мысли.
– Не бойся я их забираю. Их голоса
Тебе-то чужды, но и они тебя поверь
Не понимали. Ты им чужой… «Чудеса,
Тебя ведь я легко расслышал?» – Север
Югу – не попутчик. Не видишь ты -
Но я другое дело. «Ты джин?»
Но хохотом в ответ. «Глупец, советы
Кто мог тебе ещё тут дать»- как блуда сын
Скитаешься по чужедальней земле
и смолкли голоса: Кабир заплакал.
– Ты только тля, которую растят в поре,
Когда питанье важно муравьям, снискав
Причину для твоего рожденья, но сколь
Скажи прекрасней была бы роза мира.
Которую не грызла тля. Вот и ответ. Изволь.
Ты вред. Но есть в тебе пока жива
Вселенная необходимость. Иди сейчас
Немного вглубь. Увидишь речку под горой
Там ласточкам таким как ты спасенье…» - угас
Вдруг голос в темноте. Кабира стеной
Укрыла тьма, и он уснул. Лишь только
Рассвело, свернул направо, вышел
К речке, и, правда, крепость* и ход в скале. Невольно
Он опустился на колени. Ношей
Своей израненной души, он был истерзан
Вдруг навстречу к нему монах:
- Слава богу – ты дома, мой сын! Ран
Твоего сердца несчитано, но в сих стенах
Ты будешь жить, как верный раб
Всевышнего. Мы примем тебя
В твой настоящий верный дом. Слаб
Духом человек, но любя
Своё созданье Высший мир, тебе
Даст всё. Мы муравьями, послушно,
Жизнь ведем в обители небес.
Ты вырой келью, нам на поверхность не нужно
Часто выходить. Вся жизнь в моленье
И смиреньи. Господь Велик!
Он примет дар, излечит раны, божье провиденье,
Тебя послало, нерукотворный лик
Его узришь на этой речке Черной вдали от мира,
Никто тебя здесь не обидит, братья
В трудах, постах, обетах – сирых
Готовы всех к себе позвать,
Кто немощен и духом пал.
И в воскресенье нам уготован
Вечный небесный рай – снискал
Ты божье благословенье, раз призван.
В Инкермане, в тиши, почти без света, обет
Предостережёт от соблазнов мирских смертных,
Узришь ты верхний и предвечный Свет,
И экономя даже воздух – познаешь всех
Миров ты бренность и изжитость.
Пойдём, мой сын. Кого теперь ты убоишься,
Когда с тобой Всесильный Бог. Вечность
Ждёт здесь тебя – когда свершится
Грядущий вдали Пришествия черёд.
Благословен отныне Грядый во славу
Господа! – монах умолк. Кабир зовёт
Свой дух на новый путь, склонив главу,
Он помолился в душе оставленному богу.
И решился. Пошёл с святым отцом…
При входе врат, устроенных так низко, что ногу
Не перенесешь, не поклонившись, венцом
Нового Завета венчалась жизнь
Его отныне – послушником Мануилом
Вошёл он в свой предвечный день.
Грядый с миром.
*беспритульность – (ст.слав.) - бесприютность
*мусульманское имя Кабир значит «Великий»
*раздрай – громкий невнятный разговор
*Монастырь прикрывала крепость Каламита, что значит «Колесо обязанностей» (болг.).
* Мануил - мужское имя еврейского происхождения, производное от Иммануил (ивр. «с нами бог»).