Ты говорила мне гадости счастливым голосом, словно долго готовилась, а потом из тебя прорвались слова наружу. А я молчал. Вернее, считал до 100. Думал, что ты успокоишься. И другие несуразные вещи. Слова двоились и троились, а по песку пустынного пляжа бродил луч прожектора, натыкаясь на нас. А еще твое лицо было в слезах. Несчастное лицо, как у Нефертити, когда она узнала о смерти Антония. Или перед тем, как ее ужалила змейка.
А море посмеивалось над нами. Равнодушное море. Серое и усталое. И тогда...
Но это уже не важно.