Предстоящей командировке Фёдор был рад. Легкий на подъём, привыкший к разъездам, он соскучился по дорожным хлопотам. Но было и своё «но». С замиранием сердца узнал, что поездка предстоит в тот далёкий северный город, туда, где он случайно мог встретить Лену. Конечно же он хотел этой встречи, хотел и боялся. Ведь ему так хотелось увидеть Лену, просто издалека увидеть. Выйти с ней на разговор, оправдаться, извиниться, поплакаться в конце концов на свою разнесчастную судьбину? Нет. Об этом, после его чудовищного предательства, не могло быть и речи. Да и шансы случайно встретить Лену в многомиллионном городе практически равнялись нулю. «А значит, – порешил про себя Фёдор, – оставь мазохистские рефлексии. Ты уже один раз сделал свой выбор, теперь получи причитающиеся дивиденды, сполна».
Шла вторая середина октября, командировка задерживалась уже на третью неделю и Фёдор начал нервничать. Деньги кончались и он нещадно экономил на всём, лишний раз даже газету не мог позволить себе купить. Ещё он боялся подвоха, как бы Лика не передумала. Уж слишком она прижимистой стала, а за квартиру надо было приплатиться, даже по её меркам. При всём своём нежелании показаться навязчивым он пару раз звонил Лике и как бы невзначай интересовался сроком предстоящей поездки. Она же ссылаясь на массу организационных дел предлагала подождать, набраться терпения.
– Не сочти за труд, перезвони дня через два-три, – благожелательно-участливо звучал её голос. Вот это участие Фёдора и настораживало. Обычный приём афериста - усыпить бдительность, потянуть время. «Потянет, потянет, а потом ничуть не стесняясь скажет: «Извини форс-мажор», или ещё что-нибудь в таком роде. С неё и не такое станется», – нервно размышлял Фёдор. Но он ошибся. В следующий свой звонок он услышал скороговорку.
– Ты куда запропастился? Я уже хотела тебя с собаками искать! Приходи прямо сейчас! Все в сборе, ноги в руки и в офис, обговорим поездку.
Положив трубку, Фёдор энергично изобразив хук слева, радостно воскликнул: «Попёрло»
Но то, что ожидало его через полчаса… Впрочем, это надо было видеть. Фёдор стоял на порожках Ликиного кабинета и не верил своим глазам. В кабинете самым непринуждённым образом расположилась троица: Лика, Ковбой и… Крепыш. Да тот самый Крепыш, с которым когда-то Фёдор крепко схлестнулся. Ну… никак не ожидал он "здесь и сейчас" его встретить. А потому и вид у него был такой, что все трое заговорщицки переглянувшись, довольно заулыбались. Фёдор понял, что этот «сюрприз» готовился, и всё получилось у них как по-писанному. Пауза затягивалась, а он никак не мог сообразить, как повести себя дальше. Видно вдоволь насладившись опупевшим видом Фёдора, Ковбой разрядил обстановку:
– Заходь, заходь, – и подмигнул, – у нас всё по-честному. Кто старое помянет, тому глаз вон. Так же Боря?
Боря, он же Крепыш, осклабился на все тридцать два золотых зуба и согласно закивал головой. Вид у него был само простодушие, казалась ещё чуть-чуть и он кинется обнимать Фёдора.
– Кстати, познакомьтесь, – продолжал Ковбой, – Боря, – и сделал жест в сторону Крепыша, – в миру Бабен. Фёдор, – такой же картинный жест в сторону Фёдора. Просто Фёдор. Ну, поручкайтесь, что ли… смелее, смелее, – подбадривал их Ковбой. Бабен привстал, Фёдор сделал шаг вперёд и протянул руку. Рукопожатие Бабен изобразил едва пошевелив пальцами. Фёдор по своей давней привычке энергично тряхнул мягкую безвольную ладонь, и тут же пожалел. Его всегда раздражал такой тип рукопожатия. Вроде тебе делают невесть какое одолжение. На, мол, подержись. Ковбой с умилённым видом смотрел на эту сцену. «Ну-ну», – подумал про себя Фёдор, не спеша осмотрелся и не найдя стула молча уселся на подоконник. Это, конечно, был моветон, несвойственный ему эпатаж, но как-то надо было отвечать на этот розыгрыш.
– Так, всё срослось! – это уже Лика вступила в беседу бодрым голосом, – мешкать не будем.
Они и не мешкали. В десять минут определились с деталями. Фёдора назначили старшим. Бабена определили водителем и «младшим экспертом по экономической безопасности». Как когда-то Ковбой и обещал, а Фёдор воспринявший тогда это в шутку, теперь понял, что это реализация давно задуманного плана. По нему предстояло отвезти крупную партию товара, сдать в торговлю, попутно закупить пряжу. Лика, как обычно нагружала по максимуму. Ехать предстояло на грузовичке. Фёдор как представил длинную дорогу в одной кабине с Бабеном, так ему муторно стало, но не будешь же задний ход давать. «Ни при каких обстоятельствах, – решил про себя Фёдор, – только вперёд. Чем дальше в лес - тем ближе «вылез», – с какой-то злостью настраивал он себя. В дальнейшей беседе он почти что не участвовал, если его спрашивали, отделывался односложны-ми ответами: постараюсь, возможно, да, нет. Стали расходиться, Лика с Фёдором в какой-то момент остались наедине.
– Что такая физия перекошенная? – тихо спросила она.
– Да какая уж есть, – в тон ответил ей Фёдор.
– Ты знаешь, я теперь не контролирую ситуацию, – извиняющимся голосом произнесла она, – от меня мало что зависит.
Фёдор внимательно посмотрел ей в глаза. Она отвела взгляд, но что-то мимолётно-лживое отразилось на её лице.
«Нет, нет, это мне показалось», - успокоил он себя.
– Бабен человек ЕБМа. Это точно, – вдруг, торопливо, добавила она.
– Мне это ни о чём не говорит, – саркастически ухмыльнулся Фёдор, – у вас своя свадьба, у меня своя свадьба.
Выехали они в ночь. Так захотел Бабен. Фёдор делал вид что дремлет, иногда и вправду забывался коротким сном. А потому они почти что не разговаривали. Да и днем было не до разговоров. Бабен гнал машину с какой-то бравадой, выжимая из неё всю возможную скорость. Манера езды у него была агрессивной, что называется на грани фола, а зачастую и с нарушениями правил. Фёдор как-то не выдержал и вскользь заметил, что цель поездки не рекорд скорости, а в целости доехать и выполнить миссию. Но это не возымело действия, Бабен как гнал, так и продолжал гнать.
– Не шугайся, на этой старой рушалке сильно не разгонишься, – пренебрежительно хлопнув по баранке, ехидно заявил тот. Вскоре произошёл случай окончательно укрепивший их неприязнь. На заправке, пока они дожидались своей очереди, Фёдор прикормил бродячую собачку. Маленькая, рыжая, она поочерёдно подходила к каждой машине и задрав голову с надеждой заглядывала в окна кабины. Фёдор ещё издали заметил этот обход.
– Вот каналья рыжая, побирается, – вслух выразил он своё восхи-щение. Достав кусок колбасы из сухого пайка, он призывно помахал ей в открытое окно. Собачка правильно поняла жест, вильнула хвостом, и аллюром, но не теряя достоинства, заспешила к машине. Получив вожделенное угощение она сразу же схарчила его не мешкая, и тут же уселась на виду не сводя благодарных глаз с Фёдора.
– Ты так меня без колбасы оставишь, – улыбнулся ей Фёдор бросая очередной кусочек угощения. Вскоре появился Бабен, радостный и довольный. Он где-то помимо очереди раздобыл канистру бензина, слив её в бензобак, небрежно бросил:
– Тут до китайской пасхи торчать будем, на следующей заправимся.
На следующей заправке, по тем временам вообще могло не оказаться ни бензина, ни персонала, но Фёдор обсуждать это не стал, знал бесполезно. Выруливать на трассу пришлось по самому краю обочины, множество машин скопилось в длинной очереди. Впереди машины с хозяйским видом трусила прикормленная собачка, как бы показывая путь. Выехав на трассу, Бабен газанул и резко вильнул в сторону. Как в замедленном кино, Фёдор видел, – машина наезжает на провожавшую их собачку. Она успела только оглянуться и тут же скрылась под капотом.
– Нафига? – бесцветным голосом спросил он.
– Проверка бздительности, – кривя рот сострил Бабен. У Фёдора стало темнеть в глазах, и он понял, что если сейчас не сдержится, то совершит что-нибудь непоправимое. Он сидел сжав кулаки до боли и слушал как бешено колотится сердце, выпрыгивая из грудной клетки. Время близилось к вечеру, а Фёдор всё никак не мог успокоиться, ему всё вспоми-нался полный недоумения собачий взгляд. Фёдор ещё мог понять жестокость в схватке двух равных противников, когда на карту поставлена жизнь, но беспричинную, да ещё по отношению к слабому – вот этого Фёдор не понимал и не принимал принципиально. «Ну почему? – думал он, – почему? люди несущие зло и разрушение не вымерли, как динозавры? И воздастся ли им по делам их, как сказано в Писании?» - Фёдор сидел забившись в самый угол кабины, подставляя лицо под встречный поток из приоткрытого бокового стекла. Как будто ветер мог навеять хоть какой-то ответ. Оставшуюся часть пути они проделали почти что в полном молчании. Фёдор замкнулся и первым ни о чём не заговаривал. Он пребывал в уверенности, которая крепла с каждым километром пути, что по прибытию на место назначения откажется от обязательств совместной работы, и пусть это будет стоить ему полным расторжением договора, с потерей столь необходимой квартиры и всех его планов на независимость и новую жизнь.
В город они въехали под вечер. Тусклое на закате солнце навевало печаль и тоску. Ехали они малолюдным пригородом старой застройки: однотипные трёхэтажные домишки унылого грязно-жёлтого цвета, чахлые деревца, переполненные мусорные урны. Где-то в этом районе должна была быть база с ночлегом и парковкой. И вдруг, Фёдор, на одной из редких автобусных остановок увидел девушку. Короткая стрижка, худенькая, в чёрном плаще не скрывавшего уже позднего срока беременности, стояла одинокая и отрешённая. Она чем-то была похожа на Лену, в своей трогательной и беззащитной простой красоте. Только от одной мысли, что где-то рядом, вот тут, в этом городе есть Лена, у Фёдора потеплело в груди. Его, вдруг, покинуло напряжение в котором он пребывал последние дни, его покинули все сомнения, печали и скорби. Его радовал сам факт: здесь могла ходить Лена, здесь он дышит с ней одним воздухом, здесь они видят один свет. И пригород уже не казался таким грязным, скучным и запущенным, и Фёдор улыбаясь кончиками губ, решил - задание надо выполнять и начинать новую жизнь, ведь для этого есть, есть причина! От которой так таинственно замирало сердце в груди.
Пригород вскоре кончился так и не перейдя в город. Они подъехали к нескольким уединенным зданиям в сосновом бору. Судя по всему – ведомственный дом отдыха или пансионат. Бабен ушёл оформлять проезд на территорию, Фёдор же вышел поразмять ноги. После долгого гула двигателя было удивительно тихо, только где-то вверху в соснах тревожно посвистывал ветер.
«Место какое глухое-то», – подумал Фёдор, – и ему вдруг стало так тоскливо и тревожно, что он подался поближе к машине. Вскоре объявился Бабен. Первое, что он категорически заявил, пристально глядя на Фёдора:
- Запомни, любопытных здесь не любят.
– Понятно, – буркнул Фёдор, – а где их любят? На этом разговор и закончился. Молча Бабен провёл Фёдора в комнату – типичный гостиничный номер поздней советской эпохи.
– Жить будем здесь, – и, усмехнувшись, добавил, – на пару.
«Жизнь посылает нам испытания, но и даёт силы для их преодоления», – припомнил Фёдор когда-то прочитанное, – неделя, ну дней десять и все мои мытарства закончатся, а потому терпи, терпи, терпи…» Фёдор молча, не спеша, принялся обстоятельно разбирать дорожную сумку. Бабен же небрежно бросив свои пожитки куда-то исчез.
«Видно он здесь не впервой, - решил Фёдор, - уверенно привёл машину, да и чувствует себя, как дома. Странно, но до сих пор мне почему-то никто из людей не повстречался. Тихо. Есть ли тут кто-нибудь вообще? В конце концов я тут не под арестом, пойдем, погуляем, на людей посмотрим, себя покажем». Коридор также был пустынен, соседние комнаты заперты, но откуда-то слышались глухие голоса. На них Фёдор и подался. В конце коридора был холл, и голоса слышались из комнаты с табличкой «администратор». Фёдор уже взялся за дверную ручку, как между лопаток ему что-то упёрлось твёрдое. Это было так неожиданно, что Фёдор инстинктивно замер, притаившись.
– Не ходи туда, мой тебе совет, – раздался голос Бабена. Фёдор обернулся. Бабен целил в Фёдора из импровизированного пистолетика, указательным пальцем-дулом, он и пугал его.
– Я насчёт душа, – соврал Фёдор, чувствуя как краснеет, а что возбраняется?
– Душ в номере, а там злые дядьки. Лучше им на глаза не показываться. – То ли шутил, то ли говорил вправду Бабен. - Пошли, пошли подобру-поздорову, пока ветер без сучков, – и он потянул Фёдора за рукав.
– Ты бы меня ещё как малого ребёнка бабаем попугал, – раздражённо ответил Фёдор и, стряхнув руку Бабена, пошёл назад, в комнату.
Со следующего утра наступили рабочие будни. Собственно, в три дня они и управились. Товарный голод, полки и прилавки магазинов пусты, народ страждущий хоть с какой-то пользой употребить свои теряющие покупную способность деньги. А потому торговый люд не скупился и форма расчета была выбрана наилучшая – стопроцентная предоплата. Через три дня у них в номере стоял приличного объёма инкассаторский мешок под завязку набитый аккуратно увязанными пачками денег. Фёдор испытывал некоторое беспокойство, за такие деньги лихие люди голову оторвут не задумываясь. Бабен, как обычно со своей кривой ухмылкой, успокоил:
– Не трясись, тута надёжно как в банке, сегодня я здесь подежурю, а тебе так и быть выходной.
Фёдору это было на руку, его со дня приезда подмывало вырваться хоть на какое-то время, побыть одному, пройтись по городу, полной грудью подышать особым, ничем неповторимым воздухом. Наскоро собравшись Фёдор поспешил покинуть помещение проникнутое взаимной неприязнью.
В тот день стояла чудесная осеняя погода: тихая, тёплая с лёгкой пеленой облаков. Рассеянный свет неба был мягкий и ровный, делавший город по-домашнему уютным и доброжелательным. Фёдор шёл по центральному знаменитому проспекту не торопясь, рассматривая здания и зорко всматриваясь в встречных людей. И всякий раз его сердце сладко замирало, когда издали он видел худенькую девушку с короткой причёской. Он шёл по улице и вспоминал, как когда-то они здесь гуляли, взявшись за руки. Вот и блинный ларёк, вот тот стол под сенью старой липы. Здесь они ели блины и подкармливали осмелевших воробьёв, подкладывая кусочки на край стола, смеясь над их воровскими налётами. Фёдор и на этот раз заказал блины, стараясь хоть так повторить то время. Мешая ложечкой чай он думал: «А собственно, что меня там держит? Задание я выполнил. Садись на самолёт и айда домой! Подальше, подальше надо держаться от этой банды. Ведь не зря Ковбой к месту и без места вставляет: «Рубль вход, два выход». Впрочем, стоп! Опомнись! о чём ты? какой дом? у тебя же ни квартиры ни работы! Ты бомж! - Допив чай и поуспокоившись он вынес окончательный вердикт: «Не горячись, рисковать не стоит, вот когда заполучу свои денежки сполна, тогда и сделаю ноги». Конечно, деньги ценный, необходимый ресурс, и бравировать пренебрежительным отношением, это непростительное пижонство, но с другой стороны, сколько личных драм? сколько войн глобальных из-за корыстолюбия и непомерной любви к «презренному металлу»? Кто-нибудь это посчитал? Есть доказательства, что даже Троянская война имела экономическую подоплёку, А Елена прекрасная была поводом, всего лишь прекрасным формальным поводом. По-существу – она – Елена Формальная. Получается, как в анекдоте, – усмехнулся Фёдор, – вся история человечества, если смахнуть лишнюю шелуху, сводится к тому, как умные парни отбирают деньги у глупых, а девушки за этим пристально наблюдают. Ну а сам-то, «герой», смог бы отказаться от больших денег? Отказаться и потом не пожалеть? – задал себе конкретный вопрос Фёдор. – По-большому счёту, предложи мне сейчас на выбор: тот мешок денег или Ленино, моей Лены, прощение и благосклонность, и я не колеблясь выбрал бы второе, да ещё б и приплатился сверх того. Да только кто это предложит?» – и Фёдор грустно улыбнулся. Тем временем стало смеркаться, наступали ранние осенние сумерки. Пора возвращаться. Свидание с прошлым закончилось. Но не хотелось, ох как не хотелось Фёдору этого делать.
«Будем жить настоящим и будущим», – так определил себе задачу Фёдор. И только какое-то лёгкое возбуждение порождало неясную тревогу и давало ощущение, что он стоит на пороге чего-то значимого, чего-то поворотного в его судьбе и жизни.
«Ну что ж, пусть сильнее грянет буря – я готов к любым перипетиям судьбы», – продолжал себя настраивать Фёдор. И буря грянула. Как говорится не поминай лиха на ночь. Вернувшись в пансионат Фёдор не обнаружил ни Бабена, ни мешка денег, ни машины на стоянке, хотя его личные вещи были на месте. Это несколько успокоило Фёдора,
«Ну выехал в город, а деньги не оставлять же без присмотра, - рассуждал он, - а мог и специально это сделать, такая невинная шутка и розыгрыш. Мол, подёргайся, понервничай, шум подними… А он потом объявится, как ни в чём небывало, а я в дураках. От него всякой подлости ожидать можно. А если утёк, что делать? Звонить Лике? Что ей сказать? И как ей всё это объяснить?» Глухая злость, злость на свою простоту и доверчивость вскипала в у него в душе. Сидеть же и казнить себя было больше невмоготу. «Куда этот гад завёз меня? я даже толком не представляю», – думал он. Вспомнилась дверь с табличкой «администратор».
«Пройдусь, проясню ситуацию», – решил Фёдор. Но знакомая дверь была заперта. Все двери были закрыты! Мало того, вдруг, оказалась закрытой дверь на лестничную площадку, через которую он недавно прошёл. Это было похоже на арест, заговор. Дело принимало нешутейный оборот. Фёдор принялся тарабанить в дверь, сначала кулаком, потом стучал ногой, но тщетно. Тогда он с разгона, вложив в удар всю массу тела, саданул дверь прямой ногой, как раз по замочной скважине. Дверь затрещала и подалась. Вторым ударом Фёдор выбил её. За выбитой дверью было темно. Освещение тоже кто-то подсуетился и выключил. В полумраке Фёдор спустился на первый этаж и пошел придерживаясь за стенку по совсем тёмному коридору на выход, когда, вдруг, раздался топот бегущих сверху людей. Мелькнул яркий луч фонарика:
– Стоять! руки на стену! - истошно заорал кто-то из темноты. Лязгнул передёргиваемый затвор. Этот звук нельзя перепутать ни с каким иным, он всё объясняет без слов. Фёдор обернулся на крик и тут же был ослеплён в упор наведённым лучом. Ничего не понимая он попытался прикрыть глаза ладошкой и тут же попал на приём. Его схватили за руку и профессионально завернули за спину. Не успел Фёдор произнести и слово, как оказался в наручниках. Тут же его грубо схватили за плечи и с недюжей силой приперли к стене, несколько болезненных пинков по щиколотам и вот, Фёдор, в классической арестантской позе: лицом в стену, ноги – шире некуда, руки за спиной в наручниках. Вдруг вспыхнул слепящий свет. Фёдор краем глаза, с удивлением, заметил человека в погонах. Другой в это время деловито производил обыск, выворачивал карманы, ощупывал и обхлопывал.
– Мужики, вы меня ни с кем не перепутали? – к Фёдору вернулся дар речи. В ответ обыскивающий потяну его за локоть:
– Пошли умник, сейчас ты всё расскажешь.
Оторвавшись от стены Фёдор рассмотрел нападавших. Три милиционера, натуральных, в форме, при оружии – целый наряд. Привели его в ту самую комнату с табличкой «администрация» и без всяких экивоков предложили написать явку с повинной. «В твоих же интересах», – был «участливый» совет.
– Так что случилось-то? Это какое-то недоразумение! Я вообще ни сном, ни духом! – Фёдор искренне недоумевал.
– Ты дураком не прикидывайся, – это говорил капитан, по-видимому, старший наряда, – мы тут с тобой в кошки-мышки играть не собираемся, хапнул целый мешок бабла, и теперь я ни я и рожа не моя. Ты это брось. По-хорошему тебе говорю.
И тут Фёдора как прорвало, он то ли смеялся, то ли зашёлся в приступе безудержного кашля, Бабен, что называется, его развёл, развёл и подставил как последнего лоха. «Вот теперь доказывай, что ты не верблюд», – подумалось ему. Поуспокоившись, вытерев набежавшую слезу, заявил капитану:
– Никакой явки с повинной вы от меня не дождётесь, мне винится не перед кем и не в чем. Так и знайте.
– Герой кверху дырой, – хмыкнул тот. В «опочивальню» его, а чтобы не замерз к батарее пристегнуть.
«Опочивальня» оказалась комнатой без окон – типа кладовки; из мебели только тумбочка со стоящей на ней видавшей виды настольной лампой без абажура. Дверь захлопнулась, звук запираемого замка оставил ошарашенного, шокированного Фёдора наедине со своими невесёлыми размышлениями.
Ночь показалась Фёдору бесконечной. Бесконечной была и череда мыслей. Получалось, что всё было против него, хотя теплилась ещё искорка надежды на честное разбирательство. Человеку свойственно верить в чудо. Утром неопределённость усилилась, заглянул на минуту капитан, поглумился:
– Да ты неплохо устроился, вон и параша, только руку протяни. Сам же брезгливо поморщился и красноречиво помахал пальчиками перед носом. На вопрос Федора: «Почему не производят никаких следственных действий?» последовал ответ, не блиставший оригинальностью:
- Вопросы, здесь, задаю я! На этом общение и закончилось. Фёдор примерно представил ситуацию. Так, как по форме разбирательства не последовало, то получалось, что менты или с Бабеном заодно или же сами решили выступить в роли частных детективов и воспользоваться случаем в свою пользу. «Падкие они на деньги, твари» – раздражённо думал он. Ни первое, ни второе – ничего хорошего не сулило. Сплошная безнадёга. Подступившая обида туманила взгляд, помимо воли выжимала слезу. Тем не менее, что-то надо было предпринимать.
«Соглашаться на явку с повинной? – размышлял Фёдор, – ведь, если дело дойдёт до суда, то есть шанс доказать свою невиновность, а если не дойдёт до суда? Эти мародёры вытрясут душу и глазом не моргнут. Побег? Да, даже представься такая возможность, он бы конечно не побежал. Это было бы равносильно признанию своей вины. Оставалось уповать на чудо. Вообще-то у Фёдора в жизни бывали случаи, когда течение событий принимало желательное для него направление. Нечасто, не в крупном, но там, где шансы на совпадение были мизерными. Это несколько озадачивало и пугало, потому Федор не погружаясь в глубины и лабиринты разбирательств, объяснял это все-таки простым совпадением. Как бы там не было, но в эту своеобразную рулетку он старался не играть, так сказать не употреблять эту особенность всуе. И он знал, что этому предшествует какое-то особое душевное состояние, какая-то особая внутренняя свобода и лёгкость, свобода и уверенность, что это сейчас случится, и это случалось. Но этому надо было самозабвенно верить, верить и ещё раз верить. А сейчас – подавленность, униженность, растерянность. Взять себя в руки, настроится на тот особый душевный лад, поверить, придумать ход, но нет, Фёдор отдавал себе отчёт, что это было выше его сил, выше его разумения. Обманутый и оболганный Фёдор нуждался в помощи, остро нуждался хоть в каком-нибудь участии.
«Надо вспомнить что-нибудь хорошее, это поможет, – думал он, – но где это хорошее? Было ли оно? И стоит ли травить душу?». Какое-то время Фёдор сидел приложившись пылающим лбом к стене, потом он легонько стукнулся. Раз, вроде полегчало, второй, третий, он увеличивал амплитуду, когда из глаз посыпались искры, опомнился. «Да ведь так и лоб рас-кроить можно, хватит психовать. Воспринимаем всё как данность. Тебя везли сюда, как барана на закланье. И подставили, а ты что ожидал? Лавров? Ливров? Литавров? Оркестр тушь! Награда нашла героя! – горестно ухмыльнулся Фёдор, – теперь надо царапаться, цапаться, брыкаться изо всех сил, выбираться на волю. Выбираться! На волю, в пампасы… На волю. Бред». – И Фёдор первый раз широко улыбнулся за всё время прошедшее после ареста, – «вот так и трогаются умом», – подумалось ему». Потом он долго сидел закрыв глаза привалившись к стенке. Со стороны это выглядело на сон безмерно уставшего человека на минуту приклонившего голову. На самом деле Фёдор чутко вслушивался, но только лёгкий шум в ушах нарушал абсолютную тишину. Наконец, Фёдор понял, что ему не хватало. Достав из потайного кармана амулет-кораблик, он пристально стал в него всматриваться. И он не ошибся, кораблик заискрил, ожил, и сквозь шум в ушах стала пробиваться мелодия. Хрустальный перелив челесты нёс надежду, вселял уверенность в свои силы и свою правоту. Понаблюдав с минуту за корабликом, Фёдор бережно его спрятал. «Хватит отдыхать, – решил он про себя, – я всегда отличался тупостью и верхоглядством. На этот раз уж потрудись, подумай». Но подумать не дали. Раздались шаги, скрежет ключа в замке и на пороге предстал бравый служивый. Отомкнув Фёдора от батареи, тут же грубо завернул руки, ловко защёлкнул наручники за спиной.
«Настоящий мент, – профессионал», – подумал Фёдор, – и получив тычок в спину, услышал короткое напутствие:
– В кабинет, умник, да морду попроще, попроще!
В кабинете, в гордом одиночестве, за столом, важно восседал капитан, на диване, непринуждённо откинувшись, сидел Ковбой, тут же скромно примостилась взъёрошенная Лика. Ковбой с кривой усмешкой изучающее смотрел на Фёдора, мол: «Ну-ну, доигрался». Лика только искоса глянув, отвела взор.
«Ого! – поразился Фёдор, – процесс пошёл. И когда они только успели объявиться здесь?».
– Вот, – взял слово капитан, – господа интересуются, сильно интересуются, где деньги? Имеют законное право.
– Не знаю.
– А кто знает? – с ледяной вежливостью продолжал допрос капитан.
– Кто упёр, тот и знает, – дрогнувшим голосом ответил он. Фёдор не понимал, что это? В самом деле допрос? Какой-то фарс? Или что-то другое?
– Упрямишься? Зря. Зря. Как говорится: «Повинную голову меч не сечёт», – капитан продолжал упражняться в красноречии. Сейчас он был прямо по-отечески участлив и вежлив.
– Ну, что ж, обратимся, так сказать, к противоположной стороне. Заводи! – внезапно крикнул он.
Какого же было удивление Федора, когда в дверном проёме появился беглый Бабен. Никто его не заводил. Зашёл он сам. Гоголем.
– Вот так встреча, – прошепелявил Бабен.
– Присаживайтесь, гражданин, – блистал учтивостью капитан, – расскажите-ка нам по существу дела, без эмоций.
Бабен ухмыльнулся:
– Будь моя воля, я бы его и без эмоций ушатал.
– По существу, по существу же я просил, – увещевал ершистого Бабена капитан.
Тот наморщил лоб.
– Ну, сдали мы товар, а этот гад говорит: «Давай на радостях употребим». Ну, дело ясное, как без этого. Достал он четвертинку. Я ещё подумал маловато будет. А он мне всё побольше, побольше подливает. Думаю – уважает, значит. Очнулся я уже в подвале, холодрыга, зуб на зуб не попадает. И дверь на замке. Ну, давай стучать, кричать. Хорошо, что сторож услышал. Выпустил. Я туда, сюда, ни денег, ни машины. Получается убежала сука! Споил и убежал. Вот обратился в милицию. Там разобрались, клофелинщик он, как дешёвая проститутка какая-то.
Бабен победно улыбаясь оглядел всех. Фёдор понял, помощи ждать неоткуда. Оправдываться бессмысленно. Это заговор и подстава. Он стоял отрешённый, опустив голову, когда звук звонкой оплеухи и Ликин высокий возмущённый голос: «Скотина всё врёт», моментально заставили Фёдора включится в события. Бабен сидел откинувшись на диване с выпученными глазами и побагровевшим от ярости лицом. Лика стояла рядом. Фёдор понял, ещё немного и Бабен просто её убьёт, на месте, одним ударом. Как Фёдор очутился с ней рядом он уже и не помнил. Но он успел плечом оттолкнуть её в сторону. Удар был снизу, в чёлюсть, такой силы, что Фёдор с удивлением, как бы со стороны увидел себя подлетевшего в высоту на добрых полметра, и тут же опрокинутый он грохнулся плашмя спиной об пол. Последнее, что он успел заметить перед потерей сознания – мелькание рук и ног над собой. Это Ковбой пытался отбить Фёдора от озверевшего Бабена. Через какое-то время Фёдор очнулся всё в той же импровизированной камере. Просто его заволокли и бросили на пол, как мешок с картошкой. Сколько времени прошло Фёдор не имел понятия. Он встал, походил, произнёс несколько слов. К его удивлению челюсть слушалась, проверил языком зубы, вроде и тут всё на месте. А вот воротник рубашки был мокрым. Фёдор потихоньку прижался болезненным затыл-ком к холодной стене, обернулся, посмотрел. На побелке стены остался развод сукровицы. Видно, при падении, он до крови разбил голову. Ну а вообще-то – это было похоже на чудо, удар такой силы и минимум повреждений.
«Лика?.. – думал он, – почему она заступилась? Что с ней? Озверевший Бабен теперь представлял опасность для них обоих. Но если сразу не убили, значит я ещё представляю для этой банды какой-то интерес…» Стало поташнивать. Голова кружилась и мутило всё больше и больше. «Сотрясение я всё-таки схлопотал, и к врачу ходить не надо», – определил он. Когда терпеть стало невмочь, Фёдор склонился над ведром, обозванным парашей, и мощный желудочный спазм сделал своё дело. Потом ещё раз, ещё. Фёдор хватал воздух широко раскрытым ртом и заходился в кашле, ибо желудок давно был пуст, а рвотный рефлекс всё никак не отпускал. Казалось этой муке не будет конца. Кто-то заглянул в дверь, это Фёдор отметил автоматически, боковым зрением. Ему теперь было всё безразлично, ему хотелось только одного, чтобы прекратилась эта изматывающая душу рвота. Легкая тень возникла над склонившимся Фёдором, заботливые руки усадили на принесённый стул. И только когда ему принялись вытирать лицо, нос, рот, Фёдор услышав знакомый запах духов, открыл глаза и сквозь пелену слёз увидел размытый образ Лики. И не было ему сейчас человека родней и ближе. Это был образ мамы, праматери, которая пожертвует всем, ради своих детей. Спазмы прошли и Фёдора пробил холодный пот, стало лихорадить. Лика принесла плед, заботливо укутала, стала бинтовать Фёдору голову.
– В больницу тебя надо, – прервала она молчание, – но ведь не отпустят изверги. И вдруг заплакала. Стоя рядом с Фёдором она беззвучно сотрясалась телом, и только редкие всхлипы выдавали её плачь. Фёдор успокаивающе терся щекой о её руку на своём плече и думал, думал насколько жизнь сложнее расхожих схем, и как, с какой неожиданной стороны могут раскрыться люди в иных обстоятельствах. Перестав всхлипывать Лика каким-то глухим голосом сказала:
– Вот видишь, связался со мной и что из этого вышло? Никому, никому я не сделала ничего хорошего. Одни проблемы от меня… Ко мне даже родственники относятся с опаской, родная дочь сторонится – она снова всхлипнула и замолчала Потом, прервав затянувшуюся паузу, продолжила, – знаешь, когда-то давно я прочитала: «Какой мерой меряется моя несуразица, и в бога не вериться и с чертом не ладиться…»
Федор печально улыбнувшись, ответил:
– Это и про меня.
– Нет, ты не такой, ты лучше, – не согласилась Лика. Вдруг, она склонившись, мимолётно коснулась губами щеки Фёдора и быстро-быстро, почти что бегом, ушла.
Следующий день настолько разнился, что мог сойти за сон. Его освободили. Ещё с вечера приехал весёлый доктор, обследовал Фёдора, пошутил: «Реакция есть – дети будут». Сделал пару уколов и наказав больше спать, отбыл, напевая под нос: «Тореадор, смелее в бой…» Кого-то он Фёдору напоминал, то ли литературный персонаж, то ли кого-то из жизни. Фёдор попытался сосредоточится и вспомнить, но как в яму провалился в глубокий сон. Проснулся он только к обеду, доктор явно вколол ему снотворное. В тот день Фёдор к вящему удивлению не обнаружил охраны. Не было и вчерашних действующих лиц. Зато объявился новый прототип – представился комендантом. Чего Фёдор уточнять не стал. Тот отмалчивался и всегда держал Фёдора в поле зрения.
– Барышня здесь была, Лика, где она? – наконец прервал молчание Фёдор. Комендант ответил, что заступил утром на дежурство и никого кроме Фёдора не было. «Неужели это Лика всё устроила, – подумал Фёдор, – что-то фантасмагорическое со мой происходит, или я рехнулся? Посттравматический синдром? Но факт есть факт, вчерашних гонителей не было и это обнадёживало, это давало шанс на хороший исход».
Но благодушествовал он недолго. Не успел Фёдор побриться, как молчун-комендант позвал его к телефону. Федор на ходу вытираясь, зашёл в комнату, где стоял аппарат. С опаской взял трубку. На его: «Да», в трубке ехидный голос уточнил:
– Федя?
– Он самый, - подтвердил Фёдор. Он узнал этот голос, - это был ЕБМ.
– Так-так герой, наслышан я о твоих проблемах, наслышан… Скверная история получается, – цедил из себя ЕБМ, – но мир не без добрых людей. Слушай меня внимательно, Федя, вскоре придёт за тобой машина, приезжай, потолкуем, есть один интересный вариант.
Короткие гудки в трубке. ЕБМ не сомневался, его приглашение равносильно приказу.