Павел устал. В последние недели было много работы, бесконечные мелкие проблемы, жизненная суета. Все сильнее ощущалось беспричинное раздражение и недовольство собой. Раздражало начальство, еще больше раздражали коллеги, раздражали слухи, байки, анекдоты, навязчивый юмор и наигранный смех.
Павел позвонил Саше:
- Привет, старик! Как дела?
- Здорово, Павел! Вроде всё в порядке.
«Всегда у него все в порядке», - подумал Павел.
- Послушай, а не сходить ли нам за грибами, говорят, белые пошли. В прошлую субботу сосед ходил – принес две корзины. Давай завтра смотаемся.
- Идет. Давай, как всегда, пораньше, часов в пять. На нашем месте.
- Всё, есть, договорились. На нашем месте в пять. Не опаздывай.
На следующее утро два старых друга встретились у недостроенного дома. Четверть века тому назад какой-то собственник начал строительство деревянного дома у самого леса. Поначалу стройка шла быстро, но прошёл месяц или полтора, и по какой-то причине работа сначала замедлилась, а потом и вовсе остановилась. Так и стоит этот недостроенный дом без крыши, с почерневшими бревенчатыми стенами, а сразу за ним – орешник, а за ним полянка, на которой друзья еще в детстве играли в футбол.
Раннее утро. Отдельные птичьи голоса резко пробивались сквозь дремоту пробуждающегося осеннего леса. Друзья прошли орешник, «стадион», перешли через шоссе, где начинался уже «большой лес». Павел, еще не до конца проснувшийся, чувствовал себя неуютно в сыром и прохладном утреннем тумане. Искать грибы не хотелось. В голову шли неприятные, беспорядочные мысли о недописанной работе, которую нужно срочно сдавать, о предстоящем ремонте машины и связанными с этим неудобствах, о недавней ссоре с женой и о той неукротимой энергии, которая выплескивается у женщин во время таких ссор по самым ничтожным поводам. Он спотыкался о кочки и корни деревьев, в глаза лезли ветви и паутина. Саша, шедший впереди, тоже молчал.
Солнце все увереннее проглядывало сквозь растворяющийся туман, заиграло на росе, на паутине, прогревало лес. Птицы окончательно оживились и ликующим многоголосьем, наперебой, встречали новое утро.
Первый гриб нашел Саша. Подосиновик, большая красная шляпка которого хитро выглядывала из травы на невысоком бугорке у маленького болотца. Саша подозвал Павла и, не скрывая своего торжества, любовался первой находкой. Не срезая гриб, он медленно пошел вокруг болотца, раздвигая густую траву сапогом и тщательно прощупывая глазами землю. Недалеко от первого оказался еще один подосиновик, поменьше, с крохотной бурой шляпкой и толстой причудливо загнутой ножкой.
Саше везло. С каждой новой находкой он становился все оживлённее и вскоре полностью предался хорошо знакомому азарту. Павел был менее удачлив, но, казалось, очевидное превосходство друга не слишком задевало его грибное честолюбие. Его раздражал неуёмный энтузиазм друга.
«В этом весь Саша », - думал он, - в слишком затянувшемся ребячестве, в готовности бездумно подчиниться внезапно нахлынувшим эмоциям с уверенностью инфантильного эгоизма в том, что все вокруг непременно должны заразиться овладевшими им чувствами. Еще в школьном музыкальном ансамбле он, никого не спрашивая, с самого начала повел себя как бесспорный лидер. Настаивал на своём выборе репертуара, своем варианте аранжировки. Доказывал, что в таком- то месте нужно петь в два голоса, в другом – приглушить ударные или вставить инструментальный проигрыш. Вновь и вновь он загорался новой идеей и всех торопил с её осуществлением. В своих суждениях о музыке или о литературе был излишне горяч, категоричен, бесцеремонно отвергал мнения других и очень удивлялся, когда с ним не соглашались…»
День был солнечный, ясный, но жара сдерживалась осенней умеренностью. Лес уже полностью облачился в строгое величие осени. С асимметричной грацией выложен разноцветный лиственный ковер и в тон ему наряжены деревья, чьи верхушки слегка покачивались лёгким ветерком, играя разноцветной мозаикой листвы. Тихо, едва заметно, по глубокому, темно-синему небу проплывали белые облака. Недалеко, на колхозном поле, тарахтел трактор.
Павел и Саша хорошо знали эти места. Здесь, у кромки леса, грибы, вскормленные беспрепятственно падающими до самой земли солнечными лучами, умудрялись искусно прятаться в низкой траве между редкими молодыми берёзками. Саша находил под ними по три-четыре гриба сразу. Его азарт передался, наконец, и Павлу. Он с надеждой осматривал проверенные, почти никогда не подводившие места, но сегодня ему просто не везло.
- Пашка,- закричал откуда-то Саша, - иди, посмотри какой красавец!
И неудачник, отчаянно ломая ветки на пути, бежал к новой находке счастливого соперника. И с завистью отдавал должное очередному дару леса, поглощенному корзиной друга.
«И ведь многие действительно с ним во всём соглашались, - продолжал Павел свои размышления, - он умел убедить своей одержимостью, самоуверенностью, заразить своей эмоциональностью. Он был способный. В школе, а затем в институте, он всегда был одним из лучших. Знания давались ему легко, без особого напряжения. Он быстро увлекался изучаемыми предметами, теориями, мыслями, и этот интерес позволял ему каким-то естественным образом, без зубрёжки, запоминать и осмысливать прочитанное и услышанное так, что оно будто становилось его личным достоянием, которое он мог развернуть перед собеседником в любом аспекте и относительно любой точки зрения.
От него ожидали многого. Но при распределении Саша не смог, а вернее даже и не пытался добиться хорошего места и сразу же согласился на предложенную ему скромную работу. Чего-то ждал, к чему-то готовился, хотел всех чем-то удивить.
Многие из тех, кто знали Сашу, удивлялись его неразборчивости, но не Павел. Он знал, что его друг чересчур уверен в своих способностях и считал, что они как-нибудь сами собой проявятся, в каком бы месте он не работал. Саша был непостоянен, неуравновешен: то угрюм и замкнут, чем отпугивал от себя друзей, то восторжен и слишком открыт перед людьми, которые вряд ли заслуживали такого доверия.
Он никогда не был способен соизмерять свои порывы с реальностью, он всегда ставил себя выше реальности, не контролировал свои эмоции, не подчинял их сложившимся обстоятельствам. Он не мог уловить и подчинить себе ту срединную соразмерность в отношении к внешнему миру, которая одна только ориентирует человека в сложных, непредсказуемых жизненных ситуациях, защищает от ударов и травм, подстерегающих каждого, давшему волю фантазии, мечтам, уводящим в сторону от жизни. Он позволял себе говорить то, что думает, пренебрегая правилами человеческой игры…»
На небольшой полянке, окруженной стройными рядами молодых елей, Павел нашел большой, но крепкий подберезовик. Рядом – еще один. Встав на колени, чтобы срезать грибы, он увидел еще три подберёзовика-родственника, растущих под елью рядышком друг с другом. Павел нагнулся. Под тенью деревьев, совершенно не прикрытые травой, стояли знавшие себе цену боровики. Большие, высушенные солнцем, крепкие, очень красивые. Вот они – все сразу. Настоящее богатство! Павел переводил взгляд с одного гриба на другой, еще не вполне веря своей удаче. Грибы многозначительно молчали.
Тишина. Где-то недалеко стучал дятел. С высокой березы, плавно кружась, падали листья, будто не в силу сезонной необходимости, а исполняя некий ритуальный танец специально перед навестившими их старшими братьями по природе.
Павел позвал Сашу. Тот, прищурившись, оценил находку и сказал Павлу: «Здесь обязательно должны быть еще. Я пойду по той стороне, а ты иди здесь ищи». Он был прав, место оказалось урожайным.
Павел вспомнил, как лет семь назад Саша позвонил ему и пригласил к себе домой: «Приезжай обязательно, старик. Я жду тебя, - говорил он взволнованно в трубку.
Друзья встретились после полугодового перерыва. Саша усадил приятеля на диван, налил полстакана водки и велел выпить залпом. Павел, зная своего друга, выпил без пререканий, хотя напиваться вовсе не входило в его планы.
- Я влюбился, старик! Понимаешь? Влюбился! По-настоящему, как в книгах, как в кино! На, выпей еще. Давай послушаем! - и он поставил на свой старый, видавший виды катушечник, ранних «Битлз».
- Ты только послушай вот этот момент! - воскликнул он, жадно втягивая в себя сигаретный дым. (Звенящая терция устремилась к высокой ноте). Ты знаешь, о чём эта песня? – спросил Саша торжествующе.
- О чём?
- О счастье. В музыке чаще всего заключена надежда на счастье, вера в счастье или тоска по утерянному счастью. Эта же песня про само счастье, в ней его сиюминутное торжество! И это самое счастье сейчас – во мне, как никогда прежде! Или вот, послушай…
Павел слушал. Тепло от выпитой водки, от музыки и горящих сашиных глаз проникало в него. Музыка заиграла, засветилась, исходя, казалось, не из старого магнитофоны, а как-то сама по себе, так как не звучать не могла…
Через два месяца Саша женился. Еще через год у него родился сын. Еще через год жена подала на развод, и Саша переехал в малогабаритку на окраине.
Несколько лет после развода Саша избегал встреч с друзьями, в том числе и с Павлом. Никто не мог сказать о нем ничего определённого. Но среди общих знакомых стали ходить слухи, что Саша запил и у него неприятности по работе. Говорили, что он опустился и стал не похож на себя прежнего.
Но вот года два назад Павел случайно встретил своего друга в метро. Он изменился. Как показалось Павлу, он стал чуть спокойнее. Павел заметил какую-то нехарактерную для прежнего Саши сдержанность, даже медлительность в движениях, заменившую былую энергичную и самоуверенную походку и жестикуляцию.
Именно эта самоуверенность - пусть незлая, даже в какой-то мере детская – раздражала Павла еще со школьных времён. Но он почти никогда не спорил с Сашей, уверенный, что его правота рано или поздно станет очевидной не на словах, а на деле.
Так оно и получилось. Саша ставил перед собой грандиозные задачи, о чём-то мечтал – и работает на прежней скромной и малооплачиваемой должности. Павел стремился к реальным, обдуманным целям - и достиг их. Всю свою жизнь он медленно, незаметно двигался вперёд. Да, подстраиваясь под начальство, знакомясь с нужными людьми, поддерживая ровные отношения с коллегами. Люди есть люди, а твердолобая категоричность хорошо смотрится лишь в советских фильмах до-застойного периода. Отработанное чувство меры во всём, терпение, понимание того, что от него требуется в тех или иных обстоятельствах, позволили ему неплохо закончить институт, добиться хорошей должности, уважения коллег, наконец, уверенности в свои силы и способности.
Павел не предавался, как Саша, пылкой любовной страсти. В отличие от своего друга и в семейном плане он сделал свой выбор продуманно, с учётом своего характера и характера и положения своей будущей жены, с учётом всех житейских обстоятельств, с которыми, хочешь того или нет, приходится же считаться. Саша женился по любви, вернее, по внезапному восторженному порыву, и получил пустоту разочарования. Павел же, несмотря на преходящие ссоры и обиды, в целом имеет надёжные, стабильные семейные отношения, взаимную привязанность, пусть не восторженную, не страстную, зато прочную, выдержавшую испытание временем.
Павел достиг всего, что желал. Правда, его работа оказалась более однообразной и менее творческой, чем он предполагал, но он давно уже научился без особой жалости отбрасывать благие представления юности, чтобы без разочарований и обид на судьбу встречать реальность такой, какой она ему со временем открывалась. Он находил особую прелесть не столько в самой работе, сколько в окружающей её атмосфере «престижности», статуса. Это тонизировало его, позволяло сознавать себя личностью значительной, требующей внимания. У него масса интересных, даже довольно известных друзей, хорошая квартира, обставленная с большим вкусом, жена, благодарная ему за обеспеченную, спокойную жизнь, уважающая его, видя к нему уважение со стороны многих в высшей степени достойных людей.
Теперь, когда у него всё это есть, он не скрывал перед собой желания продемонстрировать перед другом-неудачником свой успех. Успех, пришедший к нему в результате того разумного взгляда на вещи, которым этот друг брезгливо и неосмотрительно пренебрегал…
Грибная прогулка удалась. Большие корзины были заполнены благородными грибами до краёв. Друзья присели на ствол повалившейся осины и закурили. Азарт, погашенный усталостью и удовлетворённостью результатом, сменился созерцательным покоем и согласием с природой.
- Помнишь, как пацанами мы тушили здесь пожар? – спросил Саша улыбаясь.
Павел тоже улыбнулся. – Да, именно в этих местах.
Лет двадцать назад они заблудились в лесу и, уже не думая о грибах, отчаянно искали дорогу домой. Они долго бродили среди угрюмых осин и, наконец, увидели первые признаки берёзовой рощи. Лес постепенно редел, становился более смешанным. Саша, шедший впереди, внезапно остановился, будто заметил что-то необычное. Чуть отставший Павел подбежал к нему и, проследив за направлением его взгляда, замер под впечатлением увиденного. За стволами деревьев виднелось багровое зарево. Казалось, огромная стена огня надвигалась на них, поглощая лес.
- Это пожар, - сказал Саша.
- Пожар? – спросил растерянно Павел.
Некоторое время мальчики неподвижно стояли, пораженные грозным зрелищем.
- Бежим скорее, - твёрдо сказал Саша, - будем тушить.
Он бросился навстречу зареву. Ветви деревьев и кустов царапали лицо. Не хватало дыхания. До пожара, казалось, было совсем недалеко.
- Сашка, погоди! – кричал Павел, едва поспевая за решительным другом. – мы не сможем потушить такой большой пожар! Погоди! Мы не сможем…
Но тот его не слышал. Страх и радость от сознания значительности предстоящей борьбы охватили его, наполняя силами.
Но странно – огонь не становился ближе, он будто отступал. Был уже виден конец берёзовой рощи и, когда мальчики выбежали на поле, они увидели – то, что они приняли за лесной пожар, на самом деле было закатом солнца, окрасившим небо в необычно яркий багровый цвет…
- Мы возвращались домой с таким настроением, как будто одержали какую-то важную победу, - сказал Саша.
- Да, хотя нам здорово досталось тогда от родителей, не разделявших нашего триумфа. Вернулись-то уже ночью. Кстати, а как ты тогда собирался его тушить?
Саша лишь пожал плечами. Павел посмотрел на него, в его глазах светился мягкий озорной огонёк, напомнивший ему прежнего Сашу. «Нет, он почти не изменился», - подумал Павел.
А ведь что-то ещё, помимо желания продемонстрировать своё превосходство, до сих пор соединяло Павла с его другом-неудачником. Что-то, как вот это воспоминание из детства, от которого отдаляло так много времени, событий, переживаний, надежд и разочарований, канувших в прошлое.
Друзья докурили и пошли домой.
Наступал вечер. Тихо было в осеннем лесу. Пахло сыростью и опавшими листьями. Небо, как двадцать лет назад, было окрашено багровым заревом заката.