День у Виктора Петровича не задался с самого утра. Так уж бывает: или супружница не с той ноги встала, или звёзды, по только им известной прихоти, в кукиш сложились. Кто знает? Только ничего уж тут не поделаешь: приходится принимать всё, как должное. И не перечить. Ни-ни! Иначе такое начнётся! Всё, как комом с бугра. Этот, видно, как раз из таких дней и выпал.
С утреца пораньше, не успел Петрович как следует глаза продрать, утренней свежестью насладиться, его «мадаме», Ольге Карповне, в магазине чтой-то сильно понадобилось: ну прямо край! Буркнул Петрович своё несогласие с супружницей, однако авоську со списочком взял и от греха подальше в магазин трусцой метнулся.
Закупил всё по списочку, кажись ничего не упустил и довольный такой, уже вальяжной походочкой домой направился. Откуда не возьмись бомж выныривает. Странный какой-то бомж: вроде с виду и не старый ещё, а глаза древнего старца и на руке татуировка такая - ВДВ.
-Отец, - поинтересовался бомж, - сто рублей есть?
-Нет, - опешил от такой наглости Петрович, - нету.
-А сколько есть? - настаивал на своём бомж.
-Тысяча, - как на духу признался Виктор Петрович.
-Ну, что же, - с лукавой улыбкой продолжил собеседник маршируя рядом с Петровичем, - тысяча — тоже сойдёт.
Виктор Петрович от неожиданности даже споткнулся, а затем уставился на странного попутчика и поинтересовался удивлённо:
-А жирно не будет?
Попутчик снова улыбнулся в ответ и сказал вполне миролюбиво, как доброму знакомому:
-При теперешней жизни, отец — не будет. Сам знаешь, что сейчас тысяча? Так — тьфу...
Смотрит на Петровича мужичок, а глаза у него, как у больной собаки. И так вдруг жалко его стало, что Виктор Петрович достал эту самую тысячу и без слов подал бомжу.
-Спасибо, старик, - сказал тот. - Глядишь один грех с твоей души снимется.
-А у тебя что, добавится? - автоматически спросил Петрович.
-Э, отец, - ответил мужичок, - мне всё едино: одним меньше — одним больше! Я их столько на душу принял, что и ковшом не разгребёшь...
Вскинул мужичок глаза, и желваки у него заходили. И показалось Петровичу, что в глазах его слеза сверкнула. Удивился про себя Петрович:
-Глянь ка: тверёзый, а плачет?
-Если что, заходи, - сказал по доброте душевной. - Крайняя 113. Петровичем меня кличут... Чем смогу — помогу.
А мужичка уж и след простыл.
Дома ему, конечно, досталось на орехи. Ольга Карповна — женщина «сурьёзная»: шуток не любит и не понимает. Как узнала куда тысяча делась, такой хай подняла, хоть всех святых, что висят у неё в переднем углу, выноси. И в обычный день её словесный фонтан не пересыхает, а уж тут, как говорится, сам Бог велел.
Если честно, Петрович слушал её нотации в пол-уха. Да и к чему? Всё уж переговорено, все слова сказаны, известны: как-никак вместе сорок шестой год. Но больно уж распалилась сегодня Карповна: жаль ей выброшенной на ветер тысячи.
-Домишко разваливается, - сетовала она, - крышу нужно перекрывать, стена одна села чуть не на полметра, а муженёк сорит тысчами, как миллионщик!
Тут Петрович возьми и ляпни:
-Молчи, женщина! Что ты можешь понимать в мужской душевной организации?!
Ольга даже опешила слегка.
-Так вот ты, значит, как? - только и нашла, что сказать.
-Да, вот так! - с вызовом выдал Виктор Петрович.
И добавил авторитетно:
-Возверну я тебе эту тысчу, скопидомка.
-Это я-то скопидомка? - взвилась супружница. - Всё в дом! Всё для него, старого чёрта! А он?!...
Возмущению женщины не было предела.
Виктор Петрович нахлобучил бейсболку на самые глаза и быстрей в свой «кибинет», за заначкой, что ей же, жёнушке-ненаглядной на рождение собирал. Хорошо, что удержался и не сказал: - «На, подавись!», А ведь было такое желание. Просто высыпал на стол пригоршню червонцев: сдержано, без слов, как подобает настоящему мужику.
Спасло его только появление соседки Анны, в просторечие: Нюськи-Худобы: подружки Ольги.
-Здравствуйте, соседушки! - елейным голоском начала та с порога. - Как живёте-можете?
-Лучше быть — да уже некуда! - буркнул Петрович.
-По разному, - ответила Ольга, резко сменяя гнев на милость.
-Аль опять я не ко времени? - поинтересовалась Анна, глядя на хмурые лица супругов.
И, не получив ответа, приказала строго:
-Заканчивай войну, соседи! Начинай перемирие... Я к вам с хорошими новостями пришла.
-Пришла — ну и пришла! - отозвался Петрович. - Не выгонять же тебя?
Ольга только зыркнула на мужа недовольно, Петрович, как мужчина хорошо и долго воспитанный, сразу смолк.
-Что уж там? Выкладывай. - миролюбиво выдала хозяйка.
-Что так и будем у порога стоять-гутарить? - не поняла Нюся.
-Да, нет, - жестом пригласила Ольга, - проходи в залу. Гость в дом — хозяевам радость.
-Так это я о том, - начала соседка. - На днях конкурс интересный по ящику объявили...
И смолкла, ожидая реакции соседей, а те молчат себе в тряпочку. Дёрнула Нюся нервно плечиком и продолжила осторожно, словно почву прощупывая:
-Так вот... Вы уж, наверное, знаете, что милицию отменили?... Полицией она теперь стала прозываться...
-Ну и что? - недовольно отреагировал Петрович. - Нам-то это каким боком?
-Так конкурс они объявили! - радостно заявила Нюся. - Чтоб народ это... Гимн для них сочинил!... Победителю не-то пятьсот тышш обещают... Не-то мильён.
-Брехня! - засмеялся Петрович. - Обманут — не дадут.
Видя, как соседка сникла после этих слов, Ольга сказала:
-Да погоди ты, Петрович, со своим писсимизьмом! Может и не обманут... Говори дальше, Анюта, не слухай его!
-А я уж и написала... И по адресу отправила. Теперь вот жду... Когда победителя объявят. Думаю: моя песня непременно должна победить. Уж больно хороша!... Мой внучок, Виталька так и сказал: -«Ну ты, ба, даёшь! Классный рэп получился!».
-Что-что получилось? - не поняла Ольга. - Репа?
-Не репа — рэп! - пояснила Анна. - Это такое молодёжное направление... Музыкальное.
-А ну, изобрази! - подал голос Петрович. - Оценим.
-Да я уж не помню, - зажеманничала соседка.
-Ну, хоть куплет один! - попросила хозяйка.
-Ну, вот разве это?...
Мы там, где есть несправедливость,
Мы там, где нашу помощь ждут...
-Мы проверяем вас на вшивость! - вступил Петрович. - Без нас вам всем — капут!
-Ну, Петрович! - чуть ли не со слезами, отреагировала Анна. - Я к ним, как к людям, а они... А они...
Ольга замахала на мужа руками,
-Да не слушай ты его, Анюта! Знаешь ведь, какой он мозгоклюй... Вечно что-нибудь придумает.
Петрович только хмыкнул, решив про себя, что это слово дурацкое, где-то недавно услышанное женой, и так ей приглянувшееся, что теперь она без него ни дня не живёт — больше этим двум клушам подходит: Ольке, да Нюське.
А Ольга, с таким вдруг уважением к подруге, чуть ли не с обожанием, даже странно стало Виктору Петровичу:
-Ну, подружка! Ну, кудесница! На все-то ты руки мастерица: и блинки тебе испечь, и авоську крючком связать, и фартучек пошить, и стихи, если нужно, сочинить! Мой вот кудесник только на кудеса и способен: утром какому-то бомжу цельную тысчу отвалил. Просто так - за красивые глаза... Словно у нас эти купюры в садочке, на веточке растут-произрастают!
И в глазки ей так нежно заглядывает. А Петровичу на эти слово супружницы плюнуть захотелось. Но тут Нюська ей отвечает тем же елеем, но с ехидненьким оттенком:
-Так пусть Петрович тоже гимн сочинит! Авось и вам перепадёт тысчонка-другая!
-Куда ему, с грыжей? - усмехнулась в ответ Ольга. - Он только и может тысчами сорить!
От этих слов Петрович чуть не вскипел, как перегретый чайник. Хотел уже бучу устроить этим клушам, а потом решил:
-Вот возьму сейчас и напишу этот самый гимн. Посмотрим, какие у этих клуш клювики разинутся!
И вполне миролюбиво ответил:
-Ишь, раскудахтались! Лучше бы пошли в садочке травку пощипали — всё польза, чем трындеть без толку.
И демонстративно направился в «кибинет» свой. С трудом отыскал лист бумаги и ручку. Почесал в бороде: давно не писал ничего. В молодости, конечно, приходилось писать стихи. Сама же Ольга говорила, что у него неплохо они получаются.
Вздохнул Петрович и пожаловался неизвестно кому:
-Видать забыла уже всё, старая... И причём тут грыжа? Не понятно...
И принялся Виктор Петрович думу думать, рифмы сочинять. Вывел первую строчку:
-Вперёд, полиция!
А дальше само покатилось:
-Вам строгий дан указ.
Вперёд, полиция!
Ну, как же мы без вас?
Подумал старик одну минуту и выдал со всей своей мужицкой прямотой и душевностью:
-Кто будет дань тут собирать,
И дев весёлых ублажать?
За то в полиции
Вас будут уважать!
-Пусть это припевом будет — решил Петрович.
-А вот и куплет:
Да, полицейский круче, чем милиционер!
Вот вам на то один хотя пример:
Где "мент" брал тысчу, посмотри,
Там полицейский - уж три.
А это, чтоб в наклад не впасть.
Он столько дал, чтоб в полицейские попасть!
Потёр радостно руки Петрович:
-А, что, кажется, ничего получилось! И главное: не в бровь, а в глаз. Точь-в точь наш участковый полиционер.
И пошёл читать своё творение клушам.
-А вот и мы — сами с усами! Всего за десять минут сочинил вам гимн. - Со снисходительной улыбкой сообщил подругам, которые в это время заняты были перемыванием чьих-то костей, возможно, даже его.
-Нешто умеешь? - удивилась Анюта. - На это талант нужон...
-Был у него талант, - отмахнулась Ольга. - Да пропил он его, профукал даром.
-Так читать или нет? - набычился Петрович. - Если нет, я к Стяпану пойду: он послушать любит.
-Читай уж! - в два голоса объявили женщины.
-Ладно, уговорили, - согласился Виктор, и прочёл с выражением, как и надлежит гимны вычитывать.
Нюрка прыснула, а Ольга посмотрела на мужа, как на умалишённого, и сказала:
-Порви сейчас же! Пока тебя в кутузку за этот пасквиль не упрятали.
-Почему же пасквиль?! - запротестовал Петрович. - Всё правда. Наш участковый сам говорил, что денег за должность не меряно отвалил куда надо!
-Ты это сам слышал?
-Я не слышал. - оправдывался Николай. - Стяпан слышал!
-Так вот пусть твой дружок и пишет! - совсем обозлилась жена. - Эх, старый! В лета вошёл, а ума не нажил!
Тут ещё и Анна что-то добавила, и Петрович плюнул с досады, и ушёл. К Степану. Почему к нему? Потому — друг, а друг не выдаст, и всё поймёт. Не то, что эти бабы.
Какой дорогой не иди, а магазин не минуешь. Зашёл. Купил на оставшиеся от «подарка» деньги четыре пива и сложил их в Нюскину авоську. Только вышел из магазина, глянь, навстречу дева юная павой плывёт. «Лазоревый цветочек», как Ольга говорит. Волосы длинные по ветру, походка летящая. Кофточка-маломерка и до пупка не доходит, да и юбчонка — тоже маломерка: от пупка на пол-локтя вниз. Глазки туда-сюда стреляют, словно выискивают кого. А в руке книженция небольшая.
-Да, уж!- успел ещё подумать Петрович. - Где мои семнадцать лет?!
Надеялся дева мимо проскочит: и так уже на сегодня потрясений достаточно. Не проскочила.
-Здравствуйте! - говорит. - Скажите, пожалуйста, как представитель старшего поколения: удастся ли нам в России выполнить жилищную программу, объявленную нашим правительством?
-Что-что? - не понял Петрович: уж больно быстро она всё это протараторила, словно боялась, что не дослушают её и прочь рванут.
Цветочек с той же последовательностью, но только громче, как тугодуму, повторила свой вопрос.
-Сомневаюсь я, однако, - очень иронично выдал Виктор Петрович — соответственно своему настроению.
-Но вот здесь, в параграфе... - начала девушка, открывая свою книжицу.
-Оставь ты это, внучка! - перебил её Петрович. - Оглянись лучше по сторонам... Да не на парней смотри, а на землю нашу страдалицу, на город старинный, где живём, что осыпается, как древние руины.
Девушка сделала недовольное лицо с явным желанием немедленно возразить старику, но того уже понесло. И остановить его было уже не возможно: накипело, нагорело на душе и за этот день, и вообще.
-За свои семьдесят пять лет, я где только не жил: в окопе, в палатке, в землянке, в вагончике. Сейчас вот в собачьей конуре - на две персоны... За сорок лет честного труда — так и не заработал человеческого жилья.
Тут Петрович криво усмехнулся и добавил:
-Кругом грязь, мусор, бомжи, девицы лёгкого поведения. А ты говоришь: жилищная программа? Для кого?! Для нас?... Для всех нас?! Не смеши, внучка... Как собаки жили — как собаки и помирать, видно, будем! Стыдно народ про такую глупость спрашивать!... Да и зачем?!
Петрович ссутулился, словно не он отхлестал словесным кнутом, а его, и кинулся прочь, махая руками в такт шагам. Даже по походке его было заметно, что старик очень зол и недоволен. Зол на всё сразу: на жену Ольку, на соседку Нюську, на жизнь свою, на девчонку, что попала ему под горячую руку. И на себя, что не смог сдержаться.
-Девчонка-то эта чем тебе виновата, старый?! - укорял он сам себя.
Не известно, что думала девчонка, но лицо у неё было словно вывернуто наизнанку: так её слова старика перевернули.
Пришёл Петрович к своему другу Степану и с порога заявил:
-Доставай, друже, душа — рыдает.
Степан не стал задавать дурацких вопросов, он понял всё сразу: у друга хреново на душе — нужно дружеское участие. Кивнул головой и полез в холодильник, доставая из него пару пивка: последние пять лет они с Петровичем иного напитка не признавали. Жизнь отговорила их от употребления крепкого горячительного как раз пять лет назад, после похорон жены Степана — Натальи. Кстати, Стяпаном именно она его называла. Вот так уж случилось: Наталья ушла в мир иной, а имя Стяпан — осталось.
Друзья «чокнулись» бутылками и неспешно, глоток за глотком осушили до дна. Петрович лишь взглянул на друга, и тот вновь полез в холодильник. На этот раз достал все четыре бутылки. Выпили всё так же неспешно ещё по одной.
И полетела беседа, как птица на крыльях: легко, вольготно, без обиняков. Всё выложил Виктор, как на духу.
-Да, - согласился с ним Степан. - Трудный день нынче выпал в психологическом плане... Тут тебе и бомж этот — печальник, и Нюська-Худоба с гимном, и девчонка-переросток с её дурацкими вопросами... Всё словно в одну точку сошлось и вдарило. По душе.
Когда выпили по третей, Степан насмелился спросить:
-Что за песню-то ты сочинил, Витёк? Изложи.
Петрович изложил. Всё с тем же выражением и желанием донести саму суть творения.
-Песня хорошая, - отреагировал Степан. - Но посылать её никуда не надо.
-Почему? - удивился Виктор.
-Не нужно Михалыча, участкового нашего, подводить... Он мужик отзывчивый: за деньги всё сделает. И глаза, если надо, прикроет... И найдёт, ежели что потерял.
-Это — да, да, - согласился Петрович, качая в такт словам головой.
-А ежели нового дадут? - рассуждал дальше Степан. - Неизвестно всё как обернётся: новая метла она завсегда по новому и метёт.
-Верно, друг, верно! - вновь соглашался Петрович. - Давай выпьем за нашего Михалыча? Многия ему лета!
-Многия! - подтвердил Степан.
Домой Петрович вернулся, когда на улице совсем уже было темно. Тихонько прошёл в зал, чтобы не потревожить жену и улёгся на диванчике. Уже засыпая, подумал:
-День начинался трудно... А закончился очень даже ничего себе...
Сквозь сон уже ощутил, что кто-то заботливо накрывает его пледом.
-Олюшка, - подумалось ему. - Жалеет...
Да, ещё насчёт бомжа. Вовсе это и не бомж был, как оказалось: нормальный парнишка. Просто в то время с катушек слегка сошёл. С кем не бывает? Через месяц появился у Бовиных — долг отдал. С тех пор стариков за своих почитает: что помочь, где подправить, что подвезти.
-Вот верите, тётя Оля, - признался как-то Дмитрий, - Петрович — мне сразу родным человеком показался! Посмотрел мне в глаза и сразу всё понял. Без слов — но от души... Большой он души человек! Такие не часто встречаются...
А Ольга и не перечила: уж ей ли не знать этого? Её муж — он такой, и этого ни отнять, ни прибавить.
Продолжение:
http://proza.ru/2013/08/20/1711