Нефритовый браслет в Южно-Китайском море
Белый пух похож на дым. И если, например, долго не закрывать окно летом, - на полу образуются сухие лёгкие сугробы. Их невозможно подмести – они будут разлетаться по квартире белым дымом. И потом из этих сугробов, если их не убрать, могут прорасти тополя – как баобабы Маленького Принца.
Белый пух – белый лёгкий дым – обнаруживается в волосах ребёнка. Даже того, который ещё не родился, а лишь сидит на белом облаке (облако похоже на белый пух?), сидит, свесив ножки и, улыбаясь, смотрит на мир. А в волосах запутался белый пух – словно рассыпалось на лёгкие сухие снежинки белое облако. И ослепительно-белая (больно глазам!) одежда сияет на солнце.
Ребёнок смотрит на море. Смотрит, как, смеясь и играя – ах, море в самом деле смеялось! – да, смеясь и играя, море уходит в отливе далеко, в глубину, оставляя влажный песок, белые камушки и ракушки – сверху они кажутся ребёнку кусочками пуха. Он тоже смеётся – вместе с морем – смеётся и смотрит на мир.
У моря мягкие влажные пальцы. Они уносят за собой в глубину белые камушки, оставленные было вначале, – словно очищают Мир, очищают берег – точно так, как сметается сухой рассыпающийся сугроб из снежинок пуха под открытым окном.
…Мне нравилось называть его Роман. Когда я называла его так, - мне казалось, будто открывается длинная чистая дорога – дорога, похожая на долгую книгу. Я ещё не знаю конца её – только предчувствую. И понимаю одновременно, что и чувства могут обмануть. Но мне нравится это имя. И я иногда произношу его вслух – мне хочется ощутить все звуки, слагающие его. Мне хочется, чтобы Мир услышал меня. И чтобы ребёнок на белом облаке смеялся от радости – а вдруг имя его, когда он родится в Мир, станет рядом с этим именем, которое я произношу сейчас вслух и каждый звук которого отражается в каплях солёной воды, в лучах света и в ярких нефритовых шариках браслета на моей руке. «Роман!» - говорю я и опускаю руку в море – и оно тут же снимает мой браслет и уносит его в солёную непрозрачную глубину. Я мгновенно пугаюсь, потом мне становится смешно, потом – грустно. Мне жаль, что весёлые нефритовые шарики лежат теперь на дне – и солнце не отражается в них. Я ногами ощупываю песчаное дно. Потом ныряю – солёная вода выталкивает меня наверх. Нефритовые шарики, наверное, рассыпались – и теперь я никогда не сумею разыскать их. И уже суетливые рыбки тычутся в них холодными носами, не узнавая себя в зелёном отражении. Я ныряю снова и снова – и ощущаю взгляд. «Роман?» - спрашиваю я. Море развязало мой купальник. Мне смешно. Я вспомнила, как зацепилась волосами за пуговицу на пиджаке Романа. Мы долго освобождали с ним пуговицу. Но старина Фрейд не сдавался. И в другой раз палец моей перчатки оказался зажатым его барсеткой.
На берегу никого не было. Я вышла из моря. Скоро будет отлив. Я не приду сюда ещё раз, чтобы искать нефритовый браслет. Его наверняка успеют подобрать торговцы ракушками. И вдруг получится так, что он вернётся ко мне? Но что я буду делать с ним? Я же потом всегда буду бояться потерять его – и потому на его зелёных шариках уже не отразится солнце, и солёные брызги не коснутся его, и весёлый ребёнок загрустит, не увидев в море красивую игрушку.
Нет, пусть не возвращается. Пусть он напоминает мне теперь тот миг, когда Афродита выходила из белой пены…
И если кто-то найдёт нефритовые шарики, - он, наверное, тоже не возьмёт их, чтобы не нарушить гармонию Мира. Я знаю. Я видела. Я всё-таки пришла на берег моря, когда был отлив. Люди ходили по морскому песку, наклонялись, находили что-то, рассматривали – и возвращали находки морю. А вечером они сидели на берегу. И месяц лежал в ночном небе на спине, разглядывая звёзды. Они казались зеленоватыми от близкого моря, от нефритового свечения.
Счастье в Сучжоу
«Если на небе есть Рай, то на земле – Сучжоу». Так говорят китайцы. Еще в 514 году до нашей эры правитель царства У приказал министру построить город, которому бы по красоте не было бы равных. Так появился Сучжоу – в нем везде парки, сады и пагоды, словно в Раю… Это самый древний город в бассейне реки Янцзы, он древнее Шанхая.
Сучжоу похож на Венецию. Она снилась мне во сне – Венеция. И когда я увидела её зеленоватые каналы, - я сразу узнала её. И вот опять я вижу узкие каналы с водой. Но это уже Китай. Это Сучжоу – китайская Венеция. Мы проплывали под низкими каменными мостиками, мимо каменных домов с балконами, выходящими на канал. Иногда в окнах стояли люди. Они же просто жили здесь, у канала. И каждый день смотрели на воду, смотрели на туристов – и, наверное, читали про себя стихи древних китайских поэтов. Или же не читали!
Сон повторяется. Он повторяется дважды. В другом сне мы шли с Романом по незнакомому городу. Над нами в тёмном небе сияли чужие созвездия. И Вселенная Любви рождалась из них. Зелёные звёзды отражали блеск каналов.
Роман…
Я привычно повторяю его имя – мне очень хотелось, чтобы и он вспомнил сон, в котором мы идём с ним по городу.
В Сучжоу узкие улицы. Но всё равно горят светофоры. Они долго горят зелёным светом – можно неторопливо успеть перейти дорогу. Зелёные цифры светофора подрагивают – словно сквозь толщу воды сияют нефритовые шарики. «88» - это горят зелёные цифры светофора. Я иду через дорогу, я дошла уже до конца её – а цифры всё горят, подрагивая. 88 на языке радистов означает «я люблю тебя». «Восемьдесят восемь, Роман!» - улыбаюсь я.
В Сучжоу много туристов. В Сучжоу продают красивый жемчуг и выращивают тутовые деревья с зелёными, словно малахитовыми, листьями. Я захожу в магазин, где продают жемчуг. Весёлая девушка у входа стоит за столом, на котором лежат закрытые ракушки. Она открывает тонким ножиком ракушку – и достаёт жемчужинку. Девушка отмывает её в воде и протягивает нам, столпившимся рядом. Кто-то протягивает навстречу ладонь – жемчужинка скатывается с ладони на пол. Мы ищем её – но она словно закатилась назад, в черную раковину, которую можно раскрыть только тонким твёрдым ножиком. Или она укатилась в море, в котором родилась? В чистое, сверкающее море. Туда, где зеленеет в непрозрачной глубине нефритовый браслет.
Я стою около небольшого пруда. Плавают в глубине узкие прозрачные рыбки. Они подплывают к поверхности – и солнце словно просвечивает сквозь них. Каменная ограда горячая от солнца, обжигает ладони. Я смотрю на узких прозрачных рыб, я долго стою и смотрю на них. Острое мгновенное счастье. Мгновение счастья. В зеленой воде – словно жемчужины – яркие камушки. Яркие, чистые, белые. Как белый пух. Как белый дым.
Ласточка над Шанхаем
Наверное, мне слишком часто что-то снится. Или видится. Венеция, например. Вселенная любви. Месяц, лежащий на спине, заглядевшийся на ирреально вытянутые созвездия. Зелёное море, скрывающее тайну рождения жемчужины. Девушка-Афродита – её купальный костюм развязался, она закрывается руками от чужих взглядов.
И ещё – странные, невиданные, неповторимые урбанические конструкции великолепного города. И лишь когда я оказалась на Народной площади в Шанхае, вокруг которой высились небоскрёбы, я поняла, что опять увидела чудесный сон.
Роман…
На самом деле, это замечательное слово! В нём – звучание грядущих времён, загадка таинственного сюжета.
И если бы я увидела в Шанхае лишь эти грандиозные небоскрёбы, - то вряд ли бы стоило затевать эту крошечную повесть. В светлом небе, между крышами небоскрёбов, летала ласточка. И я знала, что в наш город уже торопятся стрижи.
Ночной Шанхай незабываем.
«Роман, Роман», - шептала я. Но вместо романа складывалась лишь крошечная повесть, похожая на рассказ.
Я плыву по ночному Шанхаю на пароходике по реке Хуанпу. Горят и сверкают небоскребы, телебашня, сама река с плывущими пароходами. А над нами – высоко вверху – горят три искусственные звезды, которые неведомо кто держит за ниточки… Или они привязаны к ночной небесной тверди… Я бросила металлический юань в темную речку Хуанпу.
Я ехала назад, в гостиницу. Шанхай проносился за окнами. Звезды сияли недвижно.
Я записала примерный план будущего рассказа под названием «Тот, кто чистит ступеньки в небо»: 1) Нефритовый браслет в Южно-Китайском море; 2) Счастье в Сучжоу; 3) Ласточка над Шанхаем; 4) Луна в городе.
Луна в городе
Я вернулась в Сямынь, где на дне Южно-Китайского моря лежал мой браслет. По законам композиции мне хотелось вернуться к началу повествования. Но не сразу я пошла к морю. Напротив, по каменным чистым ступеням монастыря Наньпутхоу я поднималась вверх, к небу.
Я зашла в помещение, где горели ароматические свечи и где можно было погадать на будущее. Для этого надо было встать на колени на маленькой низкой скамеечке и бросить на пол две, похожие на половинки луны деревяшки. По тому, как они упадут на пол, можно было узнать, сбудется или не сбудется желание. Я спросила, будет ли все хорошо у всех. Деревяшки упали и сказали мне «нет». Конечно, хорошо у всех не бывает… Я спросила еще, выйду ли замуж – и снова бросила на пол две половинки луны. Они ответили мне: «Не так, как ты думаешь». Ах, наверное, я уже никак не думаю!
Чем выше ступени, тем чище и светлее становилось на душе.
Я взбиралась на гору по ступенькам, ведущим к небу. Среди зарослей, среди камней, среди безлюдья гулял одинокий петух. Красивый, яркий – просто гулял. Роман потом сказал, что если увидишь там, на небесных ступенях, живое существо, - это значит, что Душа кого-то из умерших навестила тебя.
Подниматься вверх тяжело. Кто-то добрый и внимательный поставил тут и там каменные столики и каменные стулья. Я сидела и шла дальше… Я поднялась к вершине. Оттуда открывался весь мир. Открывалось море. И неведомый месяц, ставший за это время луной, - он тоже открывался мне.
Спускалась я легко. Даже чересчур легко.
Мгновенным холодом обожгло меня сознание, что наверху, на каменным стуле, осталась моя сумка. А в ней – всё: документы, деньги, билеты домой. И в ту же минуту я поняла, что будет все хорошо, что просто не может быть иначе здесь, где среди тропических зарослей гуляет одинокий петух, где каменные ступеньки ведут к небу, где воздух чист и прозрачен.
Я оглянулась назад. По каменным ступеням спускался тот, кто чистит ступеньки в небо. В руках у него была моя сумка. У чистильщика ступенек – сухие тёплые руки и тёмные ясные глаза. Он ни за что не хотел брать десять юаней, которые я ему протягивала. Он улыбался и не брал их – тот, который чистит ступеньки в небо.
Тот, который чистит ступеньки в небо… Это походило на название рассказа.
Вечером я пошла к морю попрощаться с ним. Море вздыхало в темноте неслышно. Люди сидели на песке. Над ними светились странные звезды. В море горели огоньки кораблей. У самого берега столпились маленькие лодки-плоты. Там жили люди.
Лунная дорожка блестела жемчужинами. Лёгкая рябь вспыхивала зелёным нефритом. Песок был ещё горячим и сухим после жаркого дня. Он казался белым среди южной ночи. Похожим на лёгкий пух, на лёгкий туман, который струится летним утром таинственно, странно и чуточку романтично.