Чародей поневоле. Часть 1. Гл 6

Мицуков Сергей Владимирович
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БЕЗУМНАЯ НЕДЕЛЯ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Понедельник. Вечер.

Быть бездомным вовсе не сладко, особенно, если ты домосед и любитель мягких диванов. Бесцельно прошатавшись, по городу весь день, я поужинал в недорогой кафешке, напоил гримуар концентрированными сливками, и всерьёз озаботился проблемой – где переночевать. Не то, чтобы не к кому было пойти, в родном-то городе, но не ко всякому явишься, когда в твоих поисках всюду рыщут менты и бандиты.
В конце концов, я решил устроиться у знакомых художников. Гнусный притон, в который они превратили студию, пользуется настолько плохой репутацией, что ни один уважающий себя милиционер и, даже, бандит не заглянет туда. Не дай Бог, узнают сослуживцы-приятели, пойдут нежелательные разговоры: « А по делу ли ты туда ходил?» Так недолго опозориться, а в провинциальном городишке уважение сограждан - вещь наиважнейшая.
Предварительно, я решил позвонить Елене, поблагодарить за участие, успокоить, если переживает.
Она взяла трубку после первого гудка, точно неотрывно дежурила у телефона.
- Андрей?
- Я. Хочу сказать спасибо…
- Что ты натворил? Весь город на уши поставлен, говорят, ты убил кого-то. Ко мне из милиции приходили, о тебе расспрашивали, что случилось?
- Ничего страшного…
- Ничего? Да ты в своём уме?
- Я хотел сказать, что ни в чём не виноват. Неудачно сложились обстоятельства.
Умная Лена не стала «читать мораль», что у безалаберных ленивых неудачников, к бесчисленному воинству которых я принадлежу, всегда «обстоятельства», вечно в жизни что-то «случается» само по себе, как неожиданный шторм в жизни беспечной медузы.
- Тебе ночевать негде, может ко мне… - Странным голосом произнесла она. – Ты, не подумай, я не навязываюсь. Вообще, ничего такого, просто, если…
- Я у «маляров» переночую. Там, точно, никто искать не станет. Всего наилучшего, спасибо, пока! – Я повесил трубку, в страхе, что Елене удастся меня отговорить. Ей, как и всем «нормальным» людям, «маляры» не нравились. Но подвергать  риску хорошую девушку тоже не хотелось, пусть лучше обидится, чем из-за меня пострадает.
На улице заметно стемнело. Небо хмурилось, обещая вскоре разрыдаться дождём. Многочисленные пешеходы, с лиловыми, в свете галогенных уличных фонарей, лицами, торопливо сновали по магазинам, машины, бибикая, перемигиваясь фарами, заполнили проезжую часть, слились в монолитный железный поток. Все спешат, кто успеть за покупками, кто с работы домой или из дома к любовнице, один я, вальяжно вышагиваю с перевязанным бечевкой саквояжем под мышкой, бездомному торопится некуда.
Вот и бывшая художественная школа, ныне, с парадного входа, пристанище офисов мелких коммерсантов, с торца – «Маляра». На гребне перестроечной неразберихи, конца восьмидесятых, кто-то из «отцов города» озаботился застоем в культурной жизни и отдал пустующий отапливаемый склад под студию, модным тогда, художникам-авангардистам. С тех пор, власти упорно, но безуспешно, пытаются вернуть вздорожавшую нынче собственность, а отважные художники с соратниками и правозащитниками обороняются всеми доступными средствами.
На данный момент, студией заправляли пятеро парней, четверо из них действительно рисовали, иногда довольно неплохо, пятый же верховодил городскими панками и считался музыкантом. Хотя звуки, что он временами извлекал из электрогитары, не признал бы музыкальными даже самый благожелательно настроенный человек.
А ещё в городе поговаривали, что «маляры» «наркоманят», с чем я был совершенно согласен, и, что все пятеро «гомики», в чём я сильно сомневался. Для чего, тогда, они постоянно таскают баб? Не только, ведь, чтобы рисовать «ню» с натуры.
Сюжеты картин и стиль исполнения, наводили обывателей на мысли о «шизанутости» авторов, а про Алексея Курского, предводителя «маляров», болтали, что он сатанист. Картины его, безусловно, талантливые, действительно, пропитаны нездоровой эротикой и духом садомазохизма, но это, как говорится: «В Европпах нынче модно».
Поднявшись по громыхающей железной лестнице на уровень второго этажа, я, не стучась, открыл тяжёлую дверь и вошел. На непривычного человека студия производила гнетущее впечатление.
Просторный зал заставлен деревянными стеллажами. На них хаотично разбросаны кисти, стаканчики, плошки, тюбики, полные и выжатые до сплюснутости, карандаши, бумага, всех сортов и размеров.
Вдоль стен, унылыми марсианами, стоят треноги мольбертов, некоторые, как саванами, прикрыты пыльной марлей. Там же, притулились подрамники, рамки и просто доски, что Димка, самый оборотистый из кампании, выпросил в соседней столярке, но так и не нашёл им должного применения. Всё это освещается несколькими тусклыми лампочками без абажуров, свисающими с высокого потолка.
В студии оказалось на удивление людно. Кроме, Алексея Курского, рослого парня в грубом свитере и чёрных джинсах, Васьки – предводителя панков, с пирсингом во всех возможных и невозможных для этого местах, с «ирокезом» на бритой башке, бородатого портретиста Николая и Антона-абстрактника, замкнутого молодого человека в роговых очках, находилось ещё пятнадцать человек. Трое мрачноватого вида мужчин и двенадцать представительниц прекрасного пола, довольно потасканной внешности. Четыре из них, в качестве одежды имели только простынки, накинутые на голые тела, подобно древнегреческим «гиматиям». Наверное, опять решили устроить вечеринку «бодиарта», что создала нездоровую шумиху в прошлом месяце. Для людей публичных, отрицательная реклама, тоже реклама.
Дима-еврей, пятый постоянный обитатель «Маляры», отгородился мольбертом от шумной компании, задумчиво вгрызался в кончик кисти, словно пытался высосать из неё вдохновение.
- Мне здесь не нравится. – Пискнула Саламандра. - Опасное место, не входи.
- И ты туда же! Не будь ханжой, это всего лишь современное искусство.
- Не знаю, не знаю. Моё дело предупредить. – Задумчиво ответила огненная фея. Добавила мечтательно: - Вот бы подпалить всё это.
- Не вздумай! – шикнул я на поджигательницу, направился к приятелям.
Слова саламандры всё-таки зародили в душе подозрения. Поэтому, шагнувший ко мне бородатый Николай, со своим неизменным: «Ба! Кто пришёл!», показался мне полным двуличия и странной скованности в движениях. Словно он замыслил недоброе, но, всеми силами, старался это скрыть.
Лица присутствующих потеряли выражения созерцательной скуки, стали напряжёнными, жёсткими, точно их хозяева обрели долгожданную цель.
- Пришёл-таки, осчастливил приятелей визитом. - Противно хихикнул Николай. Сделал рукой широкий жест. - Милости просим. Разносолов не держим, но закуска и водочка, для хорошего человека, всегда найдётся.
Густой терпкий дым, с характерным запахом, свидетельствовал о том, что здесь угощались не только спиртным.
- Садись. – Царственным жестом хлопнул по стоящему рядом табурету Курский, вытащил из спортивной сумки бутылку дорого пива. Открыв, протянул мне. – А ведь мы тебя ждём. Особенно, одна особа.
Я не то, что сел, рухнул на табурет, оттого, что из-за шторки, прикрывающей ящик с алебастром, вышла Диана, с самым приветливым, доброжелательным выражением на лице, на какое только оказалась способна, благодаря театральной закалке. Как ни в чем, ни бывало, присела мне на колени.
- Не скучал без меня? – нахально усмехнулась она, наслаждаясь моим изумлением. 
«Тряпка ты, а не мужик!»  - ругал я самого себя. – «Немедленно сбрось её с колен и гордо удались. А лучше допроси, как следует, что ещё за магический спектакль с похищениями, в который она меня втянула. И откуда она узнала, что я сюда приду?» На самом деле, я ничего такого не сказал и не сделал, только, глупо улыбаясь, выпил предложенное пиво, да погрузился в исследование всех оттенков ощущений, от пребывания волнительной тяжести Дианкиной задницы на моих коленях. Я понял, что безумно хочу её здесь и сейчас, осознал, насколько соскучился, за прошедшую неделю, по ней и её безупречному телу.
Неожиданно, словно смахнув паутину наведённых чар, проснулся совершенно новый Андрей Ершов, удивлённо осмотрелся по сторонам. Оказалось, полуголую деваху, что с циничной ухмылкой развалилась на моих коленях, я хочу не так уж сильно. Гораздо сильнее мне хочется смыться отсюда, потому, что хозяева и гости оживлёно перемигиваются, а у некоторых дамочек, в неверном свете далёких лампочек, поблёскивают клыки, по размеру больше подходящие волкам или тиграм, чем самкам гомо сапиенс.
Сбросив бывшую подружку, мне удалось сделать несколько заплетающихся шагов в сторону двери. Но снотворное, подмешанное в пиво, уже подействовало, я свалился, разбив нос о заляпанный красками немытый пол, погрузился в глубокий сон, больше похожий на маленькую смерть. Последнее, что я услышал - недовольные голоса.  Курского: «А он покрепче, чем ты предполагала. Чуть всё не сорвалось. Следующий раз будь внимательнее». И Дианы: « Не сорвалось ведь. Перед моим заговором ни один мужик не устоит».