-Ты опять идёшь к ней?! – в мамином голосе слышалась полная гамма чувств – от удивления до презрения. Ничего не сказав, только улыбнувшись про себя, чтобы ненароком не обидеть мать, он выскользнул в подъезд.
Кассирша в маленьком супермаркете немного завистливо посмотрела на дорогое вино, сладости и оценивающе окинула взглядом двухметровую фигуру.
- Сигареты?
Он покачал головой. В доме, который ждал его, он не курил. Это было его личное маленькое святилище, зажатое в глухом уголке рабочего района, между старых тополей и кроваво-красных кирпичей сталинских домов.
Последняя сигарета ритуально выкуривалась около подъезда. Кнопка 6. Три гудка, и, без вопроса «Кто?» , дверь открывалась. Она встречала его вместе с лохматым спаниелем и пожилой сердитой кошкой. На маленькой кухне, насквозь продуваемой сквозняком из старого окна, они пили гранатовое вино. Она куталась в шаль, а он гладил кошку и скармливал спаниелю печенье. И говорил, говорил. И всё явственней из-под его холёного лица проступал бледный толстый мальчик-каланча с последней парты.
Она... я не сказал?... она была его учительницей. Классный руководитель – он всегда посмеивался над этим определением, но сейчас, помешивая кофе на её кухне, он понимал, что алгебра была не главным, чему она старалась их всех научить.
Улыбаясь, она рассказывала ему о очередном выводке бездомных собак, которых надо выкормить и раздать в добрые руки, о детях, которые приходят к ней на дополнительные занятия…какие они все хорошие, только малость глупые… о поэзии Бродского и Визбора, о Волжской Кругосветке.
Только ей одной он мог рассказать о всех своих проблемах, о непонимании родных и необходимости жить с родителями, о ненавистной работе. Его маска, которую он носил всегда и везде, валялась в прихожей – здесь она была ему не нужна. И никого не волновало, что ему 25, а ей… много больше…
Она ничего никогда не советовала, но всегда, на протяжении 14 лет их немного странной дружбы, ответы приходили к нему сами.
Аромат кофе остывал к полуночи, и он с сожалением поднимался, снимая кошку с колен. Но уходя в ночь, он уносил в своей наглухо промёрзшей душе тепло её чуточку загадочной улыбки.
А дома в ответ на сердитое шипение матери:
- Опять до полночи! Нашёл подругу. И о чём только можно с ней говорить?, - он бросал в ответ:
- Мам, не поверишь, о Бродском!