Закончился 1941 год. Начался 1942, еще более страшный и более голодный. Морозы стояли такие сильные, что воробьи замерзали на лету и падали на снег. Люди их собирали, варили и ели. Тетя Валя и мама с Леной тоже собирали их и варили супчик. Я сначала плакала и не хотела есть этот супчик – жалко было маленьких птичек, но голод взял свое.
Мама написала письмо бабушке (своей маме) в Алтайский край с просьбой забрать нас к себе, и о очень ждала ответ. По ее словам, жить в Прокопьевске с тремя малыми детьми стало невозможно. Папины родители помогать нам отказались по очень веским причинам, и мама растерялась. Хлебный паек был очень маленьким, и мы его съедали за один раз. Иногда тетя Валя, (наша соседка), делилась с нами чечевичкой, которую доставала где-то "из под полы". Мама варила из нее постный супчик, но это было далеко не каждый день. И нам все время хотелось есть, мы все очень похудели.
И моя мама, моя гордая мама, сдалась. "Засунула свою гордость куда-то подальше ", как посоветовала тетя Валя, и стала посылать меня к соседям напротив.
Напротив нас, в хорошем деревянном доме, жили "особые" соседи: тетя Поля, ее дети Нина и Вовка-драчун и ее муж-особист. В отличие от всех, они не голодали. По словам тети Вали, "особиста", на войну не взяли, потому что такие «сволочи», как он, нужны были и здесь. Слово "сволочи" она произносила шепотом и при этом прикладывала палец к губам. И они, эти «особисты», получали огромный паек в "закрытом магазине". Я задумывалась над ее словами, как это можно было получить паек, да еще огромный, если магазин закрыт на замок. Толик, мой младший брат, на это ответил очень убедительно: "Через разбитое окно!"
Тетя Валя горько усмехнулась и объяснила, что этот магазин закрыт только для честных людей, которые трудятся и для фронта, и для тыла полуголодные, а для "особистов" он всегда открыт. И тут же добавила: "Это не наше дело, пусть жрут, если им совесть позволяет. Наше дело – заставить их поделиться с маленькими детьми."
И вот, в субботний вечер, мама с тетей Валей выждали, когда «особист» ушел из дома, нарядили меня, как могли, заставили нарисовать цветочки и отправили к ним поздравить Нину с днем рождения. Хотя ее день рождения уже давно прошел. Мне они сказали, чтобы я не смущалась, так как поздравлять можно целый год, да и пятилетнему ребенку простят. А тетя Поля, очень добрая женщина, она обязательно накормит.
Мне очень не хотелось идти к ним, но мама уговаривала со слезами на глазах, а тетя Валя сказала: "Может быть, и Толику с Вовочкой что-нибудь принесешь."
После таких слов я, конечно, пошла к соседям. Нина была старше меня, она уже ходила в первый класс, но во дворе часто играла со мной. Она была доброй девочкой, это вокруг нее было красивое светящееся облачко, и я ей часто говорила об этом. Она хоть и не очень-то верила мне, но ей это очень нравилось.
Дома я у них никогда не была. И когда, на мой стук, тетя Поля открыла дверь, я очень испугалась и забыла, зачем пришла. На все ее вопросы я молчала, тогда она сняла с меня пальто, взяла за руку и подвела к Нине. Нина обрадовалась и стала показывать мне свою комнату. Такой красоты я никогда не видела: над лампой – желтый абажур с кисточками, над кроватью – бархатный ковер с белыми лебедями по голубому озеру, на этажерке – разные статуэтки и слоники. Мне все это разрешили потрогать руками.
Я быстро освоилась и вспомнила про свой рисунок. Вытащила его из кармана и очень громко поздравила Нину с днем рождения. Нина засмеялась, а ее старший брат Вовка, сказал: "Лучше поздно, чем никогда", – и отвернулся к стенке. Он болел и лежал на кровати, тетя Поля поправила на нем белое одеяло, а я увидела, что вокруг него очень темное облако, почти черное. Я невольно попятилась от него и чуть не упала, меня поддержала Нина, а тетя Поля спросила, чего я так испугалась. Но объяснять ничего не пришлось, потому что домработница Дуня позвала нас к столу.
Оказавшись за столом, я обомлела, потому что такого изобилия я не видела с тех дней, как началась война. Тетя Поля сказала: "Ну что ж, отметим день рождения еще раз, в тот день гостей у нас не было." За столом нас было трое: тетя Поля, Нина и я. В стаканы налили морс, на мою тарелку положили большую котлету, гречневую кашу и красный помидор. А на столе еще стоял большой пирог с яблоками. Увидев все это, я заплакала. Тетя Поля меня ни о чем не спрашивала, а только просила успокоиться и все съесть.
Праздника не получилось, а Дуня, тревожно поглядывая на часы, завернула в бумагу большой кусок пирога, банку сгущенного молока и бутылку морса. Положила все это добро в "авоську", и сунула мне в руки, когда меня провожали домой. Тетя Поля погладила меня по голове и сказала: "Приходи к нам вечером в следующую субботу, в субботу мы одни".
Дома мы устроили настоящий пир. На этот пирог пришла и тетя Валя со своей дочкой Людой, принесла кастрюльку вареной картошки и пареную тыкву. Я целый вечер рассказывала про то, как живут "особисты", мама молчала, а тетя Валя возмущалась: "Это же надо, люди голодают, а они жрут в три горла!" А Лена сказала: "А все равно они несчастные, тетя Поля часто плачет, Вовка-то у них умирает, врачи ему уже ничем помочь не могут". И тогда я рассказала, что он даже не встал к столу, когда я у них была, сильно кашлял и вокруг него был черный туман. Насчет того, что Вовка сильно кашлял, взрослые поверили, потому что знали, а насчет черного тумана вежливо промолчали, не хотели меня обижать, все-таки я была в центре внимания.
В следующую субботу меня опять решили отправить к нашим соседям "особистам" отнести "авоську", и долго думали, что же положить в нее, так как пустую возвращать было нельзя – плохая примета. И мама вспомнила, что у нее где-то в кладовке сохранился украинский девичий веночек с лентами, еще с тех времен, когда она играла в театре "Наталку-Полтавку". Вот одну из этих лент аккуратно завернули, положили в "авоську" и отправили меня к ним.
Встретили соседи меня приветливо, чувствовалось, что ждали, но снять пальто не предложили, а попросили подождать у порога. Тетя Поля была очень расстроенная и плакала, Нина взяла у меня ленту и ушла, а Дуня подала мне уже готовый сверток в этой же "авоське", и сказала: "Иди, милая, иди, не до тебя", – и вывела меня за дверь. Оказавшись на улице, я сначала обиделась на такое невнимание с их стороны, но тяжелый сверток в авоське быстро успокоил меня, а любопытство погнало домой.
Дома так быстро меня не ждали, но расстроиться не успели, так, как вовремя увидели в моих руках большой сверток. Развернув его, обомлели: там была целая булка белого хлеба (называли его пеклеванный), пачка шоколадного масла, банка сгущенки и банка мясной тушенки. Глядя на это богатство, все долго молчали. Потом тетя Валя тихонько сказала: "Я сейчас принесу кашу чечевичную, в обед сварила, давайте поужинаем, и потом будем пить чай с белым хлебом и маслом. Мы ведь уже вкус шоколадного масла забыли. А завтра, Шура, сварим борщик с тушенкой, у меня капуста есть квашеная и свекла с картошкой – выменяла на базаре на Васины сапоги.» Вася – это ее муж. «Когда Вася вернется с фронта, новые сапожки купим, хромовые", – сказала и заплакала. Мама с Леной тоже заплакали, а за компанию с ними и мы с Толиком. Сидим около этого "богатства" и все плачем, и вдруг, удар в окно, как будто камушком.
Я подбежала к окну, а с улицы на меня смотрит Вовка, сын тети Поли, весь в белом, прямо прилип лицом к стеклу. Я закричала: "Мама, это Вовка, открой ему скорее, он раздетый, замерзнет!" Мама с Леной выскочили на улицу, а тетя Валя подошла ко мне: "Где Вовка?" "Да вот же, уставился на меня. Вовка, иди скорее в дом, замерзнешь"! – позвала я его и махнула рукой. В этот момент он исчез.
Я думала, что он пошел к нам, и побежала его встречать, но встретила маму с Леной. Мама сказала, что Вовки не было и быть не могло, а Лена добавила, что его только что увезла "неотложка" в больницу, они видели, как его выносили на носилках. Тетя Валя внимательно посмотрела на меня, вздохнула, но крутить пальцем у виска не стала, потому что теперь они называли меня "добытчицей".
Ужин у нас получился веселый, мы быстро съели кашу и медленно, с наслаждением, пили травяной чай с белым хлебом и шоколадным маслом и
вспоминали довоенную жизнь. Больше всего, конечно, вспоминали взрослые, но я тоже вспомнила шоколадные конфеты и мандарины, которые папа приносил после каждой получки, Люда вспомнила халву, а Толик – клубнику. Успокоились мы и легли спать поздно. Нам разрешили посидеть со взрослыми подольше, потому что вечер был субботний.
А утром мы узнали, что Вовка, наш сосед, умер. Его маленькая собачка Жучок бегала у них под окнами и сильно выла. Тетя Валя, как всегда, была уже у нас. Она пораньше успела сбегать на базар и обменять мамину любимую кофточку и свитер Лены на ведро картошки, бутылку подсолнечного масла и пачку ячменного кофе. Мы все пили кофе со сгущенным молоком и белым хлебом, жалели Вовку, тетю Полю и Нину, "особиста" было не жалко.
Когда я позавтракала, взрослые устроили мне допрос, чтобы я рассказала подробно, как увидела Вовку в окне. И я рассказала, что он был бледный, немножко испуганный, весь в белом, как будто в нижнем белье и очень внимательно и долго смотрел на меня, а когда я его позвала, он исчез. Тетя Валя сказала: "Я ведь тоже смотрела в окно, но никого не видела. Но, я слышала от своей бабушки, что такое бывает. Умершие люди, в момент смерти, освободившись от своего тела, являются тем, кого любят. Но почему он привиделся тебе, ведь он тебя всегда обижал?.." Я тоже подумала: "Почему?.." Вспоминала, как он смеялся надо мной и говорил: "Ну, давай, соври еще что-нибудь, у тебя это здорово получается", – дергал меня за косички и не отставал до тех пор, пока не доводил до слез.
Мама тоже вспомнила, что и ее бабушка рассказывала что-то подобное, и у Лены нашлись воспоминания.
А я, выслушав взрослых, своим пятилетним умом сделала вывод, что Вовка, освободившись от своего больного тела, теперь легко летает, где захочет, как я во сне, и видит все совсем по-другому. Может быть, теперь он поверил мне и приходил сказать об этом, может быть, даже хотел извиниться, но не успел, потому что мама с Леной, выскочив на улицу, вспугнули его.
Об этом я поведала взрослым. Удивительно, но они выслушали меня серьезно. Тетя Валя вздохнула и сказала: "Может быть, ты и права, но почему все это происходит с тобой? То перед тобой пляшут какие-то человечки, то ты играешь с огненным шаром, то тебя спасает кто-то лохматый, кого ты называешь "папиным тулупом", а теперь вот и Вовка с "того света" явился, чтобы попросить у тебя прощения?"
На все эти вопросы в то время у меня был только один ответ: «не знаю», И если теперь, вы зададите мне те же или подобные вопросы, я отвечу так же, как в детстве: «Не знаю».
----------------------
. Декабрь 2008год.