Мне 29 лет и в следующем году соответственно будет 30. У меня ничего нет. Ни в каком смысле. Ни в материальном, ни в других. Я живу в городе, в котором родилась. Каждый день хожу на работу по улице, которой мама водила меня в детский сад и удивляюсь, почему же у меня наступила депрессия и откуда она вообще берется. Моя соседка, когда мы последний раз с ней пили вместе чай, говорит: "Мне что, в депрессию что-ль, нафиг, пусть кто послабее, я и так себе проживу, не из этих". Что она имела в виду я так и не поняла, ясно только, что я из этих, а она из других, потому у нее и взгляд на жизнь гораздо оптимистичнее. Она планирует в следующем году выйти замуж, родить троих детей, купить квартиру не в бараке каком-нибудь, имеются в виду наши 5-этажки, и найти нормальную работу в отличие от той, которая есть у нее сейчас и где она работает уже 15 лет. Ей 36 и у нее все еще впереди. А у меня уже нет и причин этому тоже нет, как и ничего остального. Меня зовут Василиса, мама дала мне сказочное имя, а во дворе все кому не лень вопили, что я от дяди Васи, хохоча во все горло. Все - это два дурака из соседнего подъезда, один впоследствии был в меня влюблен, а другой разбился год назад на мотике, который взял в кредит и раздербанил через неделю вместе со своей башкой. Никакого дяди Васи не было, потому что отчество у меня Анатольевна, мама не стала рассказывать мне истории про летчиков и танкистов, а честно сказала, что отец мой мразь, каких не бывает, а отчество она мне дала из-за красоты, чтобы у меня хорошо сложилась жизнь и я шла по ней счастливой Василисой Анатольевной. Бабушка не чаяла во мне души до 5-ти лет, пока не умерла, а остальные родственники жили, разбросанными по границам нашей родины, так как все материнские братья как один их охраняли, держа в руках поводок, с которого мне счастливо улыбались их коллеги. В один момент мать собрала фотографии и куда-то их дела, с тех пор я перестала каждый вечер говорить спокойной ночи Рексу, Тимошке (прозванному так за несуразно напяленную доброжелателями шапку-ушанку), Ковбою и Ранимому. Этим придуманным именем я особенно гордилась, в нем была и необходимая буква «Р» и сведения об опасности службы и романтизм, необходимый мне как воздух для обогащения внутреннего мира и получения исчерпывающей информации о своей семье. Ни с одним из дядьев я так лично и не познакомилась. Мать перестала о них говорить, когда мне исполнилось 10, и вся эта история канула в лету. Я порывалась поехать в один из пограничных гарнизонов навестить родственников, но к 15 это желание отпало. В 16 я строго решила поступить в университет, причем неважно в какой, лучше в московский. В 17 провалилась на филфак и тем же летом оказалась в лучшем ВУЗе страны с точки зрения приятной наружности женщины, соседки подруги моей мамы, Библиотечном институте, расположенном на ул. Библиотечная д. 13. Этот ВУЗ должен был меня сделать, судя по брошюре для поступающих, настоящим человеком, так как «трудно найти работу более облагораживающую, глубоко гуманную по самой своей сути, дающую необычайно широкую эрудицию, развивающую интеллект, делающую человека интеллигентом в подлинном смысле этого слова». Мечта моя в некотором смысле исполнилось, потому что в целом это был Университет, причем с романтическим названием Культуры и Искусств, к которым я имела непосредственное отношение, от всей души завидуя учащимся на всех других факультетах. Моя мать, изредка навещая меня в общежитии, говорила, что я глупая, так как их учат на дурацких массовиков-затейников, а я получаю настоящее образование, заслуживающее уважения и она будет гордиться тем, что ее дочь не певичка, а библиотекарь. На каникулах я, конечно, обращала внимание на то, как моя мать, затаив душу, смотрит «Фабрику звезд» и переключает канал, как только видит рожу унылой тетки, на заднем плане которой высится груда книг. У нас дома настоящей библиотеки никогда не было, хотя любовь к чтению была мне привита. Мама таскала макулатуру и самоотверженно выкупала подписные издания. Я перечитывала все, что можно, хотя это рядом не валялось с описаниями всяких великих людей, которые выросли на коленях у мудрецов в руках с книгой и карандашом для пометок. Я читала от скуки. Мать с утра до вечера торчала на работе. В выходные была занята общественной жизнью, которая скрашивала ее одиночество, а вместо положенной вечерней сказки я слышала шум полоскаемого белья. Стиральную машину, как и пылесос, мы купили уже позже, когда я вернулась из Москвы, и моя чистюля мать драила все, что видела, до этого вручную. Моей обязанностью было вытирать с книг пыль. Видимо тогда мое будущее и стало определено.
Я ненавижу свою работу. Раньше мне было стыдно в этом признаваться, даже самой себе, и я тщетно пыталась уговорить себя, что ничего приятней и достойней как сидеть в куче макулатуры, из макулатуры вышедшей и в макулатуру рано или поздно опять превращающуюся, нет. Потом мне надоело, я плюнула, и начала искренне и от всей души свою работу ненавидеть. Я терпеть не могла дорогу, по которой шла, меня покачивало каждое утро, и к горлу подступала тошнота, я часто думала, что смертельно больна или как про героев пишут у меня хандра, после которой не выживают. Сплин, как правило, привешивали мужчинам, а женщины страдали или от любовной тоски или от немощи общей, и то и то мне было неведомо. Жрала я как свинья, особенно в периоды этого самого сплина, а про любовь и думать забыла с тех пор, как окончательно разочаровалась в безответной любви, а никакой другой у меня никогда и не было. Иногда я орала на мать, которая говорила мне: «Асенька, а Тургенев…» или что-то в этом роде, я вопила, что я Вася, Вася, Вася, конечно Вася и швыряла тома этого самого Тургенева об пол, чтобы визуально доказать ей, как меня достала эта жизнь. Я кричала, что мне нужен психиатр, иначе я свихнусь и повешусь и замолкла только после того, как она посоветовала мне сходить к священнику. Я поняла, что орать бесполезно, - ей все равно и никакого доброго доктора Курпатова мне не будет и придется самой разгребать все то дерьмо, из которого исторически сложилась моя жизнь, которая и описана-то никем никогда не будет и ни в какой библиотеке никогда не окажется. Надо еще рассказать, какая же я тупая. Когда я поступала в этот самый Библиотечно-информационный институт, то, надеясь на светлое будущее, выбрала самую престижную и перспективную специальность, еще тогда я представляла, как буду гордо зваться «Технолог автоматизированных информационных ресурсов», специализирующийся по «компьютерным технологиям в библиотечных и информационных системах». То есть, сказав прямо, тут речь про интернет, которого в нашей библиотеке нет. Вот так. Вообще нет, а директриса сказала, что и не будет, а если я такая ленивая и хочу сидеть и как ее дура дочь торчать Вконтакте с утра до вечера, то могу это делать дома, а государство мне за это платить не обязано. Точка. На этом был поставлен временный крест на моей профессиональный реализации и я превратилась в банального документоведа, в обязанности которого стало входить не то, чтобы каталогизирование или что-то вроде, нет, я должна была раскладывать все имеющиеся кипы бумаг на три кучи: "нужное", "не нужное" и "на выброс". Причем, разницу между "не нужное" и "выброс" было не уловить, поэтому эти две кучи я делала наобум. Когда я закончила разбор, все было уложено в кладовку с надписью «Запасной выход», а я занялась святой работой библиотекаря: выдачей книг. Так прошли последние 5 лет моей жизни. У меня был кроме картотеки журнал событий, от неимения другой информации я записывала туда то, что имела. «Звонила мама, просила купить фарш». «Константин просил Алену, ошибся». «Приходил Василий Иванович опять сказал, что у меня красивое имя». « По телевизору показывали форум библиотекарей. Меня там не было».
Я люблю есть бутерброды с рыбным паштетом. Продается он только в одном магазине около станции, но мне не лень туда за ним ходить, потому что тогда я, во-первых, худею, а, во-вторых, имею шанс хоть с кем-то познакомиться, честно говоря, сведенный практически до минимума, но тем не менее…. После института я 2 года промоталась по Москве, вернее по ее пригороду, Химкам, в которых и училась, с целью обеспечить себе безбедное существование и профессионально развиваться. Меня не взяли работать ни в одну библиотеку. Я была курьером, продавцом деревянных изделий, еще черт знает кем, в газету, конечно, писала химкинскую, даже делала репортажи не местном телевидении, фиг кто их смотрел, и надеялась, что меня где-нибудь возьмут в штат. В штат меня взяли только в одном месте: постоянным продавцом деревянных изделий, потому что их делал муж маминой подруги, и стоять на морозе самому ему было лень. В общежитии я еще жила некоторое время по договоренности, пока найду квартиру, потом переехала в складчину в какую-то комнату, а когда стало понятно, что профессиональное развитие так и не намечается, а принца я не встретила, уехала на выходные к маме, там и осталась, благо особенно увольняться мне было неоткуда. Мама была рада и тут же помчалась к своей подруге с радостной новостью, что прибыл столичный специалист. Мне, как водится, разрешили погулять недельку и приняли на работу. Отгуляла я знатно перед телевизором, которого не видела много лет, затем отдала матери в стирку все московские шмотки, приоделась: докупила по ее совету на станции пару однотонных платочков, библиотекарша же верх вкуса и интеллигенции, а не шалава с блестками на жопе, и села на свой стул. Дальше я пошла отличать важное от неважного, а потом перешла к выдаче книг с любовью к рыбному паштету и пешим за ним прогулкам.
Читать я, кстати, так и не разлюбила. Несмотря на настроение постоянно ужасное, отсутствие хоть каких бы то ни было в моей жизни событий, да и вообще жизнь жуткую: сказал бы мне кто-нибудь, что такое в 30 будет, я бы в 20 повесилась.... А с другой стороны, как другому быть. Я что, принцесса какая-нибудь, живут же люди. А женщины так вообще гордятся: чем жизнь у них дерьмовее, тем они более хорошими получаются, святоши, это такое а-ля рус. Я всю жизнь мучаюсь, ничего не получилось, а я такая мученица молодец. Чушь собачья. Еще и бесятся, когда я искренне показываю, что недовольна. А зачем делать вид, что все нормально, когда ненормально? И что мне с того, что она всю жизнь белье на себе таскала в мороз, чтоб муж в чистой рубашке ходил? Кто ж ей дуре виноват, что кретина себе выбрала, который стиральную машинку купить не может. И что героического в том, что она терпит хамство его и тупость, когда он ей вопит, что дура она безмозглая и как даст ей и не по жопе, а в рыло, а потом ночью по жопе и поддаст, а она и рада и опять две свиньи в своем загоне живут и хрюкают. Это я про свою тетку с мужем ее дебилозным. Она все орет, что я с жиру бешусь, и мать меня избаловала. Поэтому и мужика у меня нормального нет и у нее тоже. Нормальный, это как ее, надо понимать. Ни рожи, ни мозгов, только на члене и повеситься можно, да и тот в нужный момент отвалится. Но с ее точки зрения ей уготован был судьбой один из лучших женских вариантов. И страсти тебе мордасти и героизм и вообще все чин чинарем, как у людей. Мне плевать, что она о нас с матерью думает, мы ее считаем козлиной редкостной и пускаем поорать – порыдать на деревенский манер: "Ой, девочки, что ж приключилось-то…", от скуки больше, потому что к нам особенно вообще никто не ходит.
А еще люблю я курить. По нашей женской линии никто никогда не курил: ни прабабка, ни бабка, ни мать моя естественно с сестрицей. Курят мужики, махорку, еще какую дрянь, на баб дымят и прочее и прочее, вред от табака, запах, воздух плохой и каждого мужика порядочная баба должна курить гнать на улицу. А мне курящие мужики нравятся дома. Мне вообще кажется, что это на редкость эротично, лежишь в постели после секса и подвинешь ему пепельницу, затянувшись, красота, сразу как-то по-семейному. Но курящих у меня мужиков не было, как и не курящих и вообще курить я начала уже после того, как что-то у меня такое было. От нервности. На самом деле ничего интересного особенно и не было. Один был общажный, поэт-писатель. Хрен знает кто. После окончания уехал, только его и видели со всей писаниной. Стоял что-то там перед автобусом нудил, что любить меня будет вечно, скучать, мать повидает и вернется, мы с ним планировали снимать комнату и жить в Москве вместе. Ни ответа, ни привета. Да и секс этот был очень спорным. Он долго врал, что я у него то ли 5-я, то ли 25-я, но видно было, что 1-я да и та из жалости. Тоже ведь свойственно русским женщинам пригреть дурня под боком. Удовольствия я никакого не получала, но хоть иногда к плечу его прижималась и придумывала, что мол он, это на самом деле не он, а кто-нибудь другой, так как на него без тоски и смотреть было нельзя. Отучился он у нас писать пьесы, заделался драматургом и поехал, скорее всего, восстанавливать на родину погорелые театры. Там, небось, нашел актрису, фасовщицу по совместительству, и зажили душа в душу, он Грибоедова читает, она щи варит, красота, иначе не скажешь. Другой был наш завхоз. Не подумайте, что старый. Из армии вернулся, его мать пристроила завхозом, потому что никуда больше не брали. С ним было поинтереснее: мы вино пили, сигареты курили, но я тогда еще серьезно не начала. По ночам гуляли, спьяну он меня даже иногда замуж звал и целовались на скамейках. Ночевали у него в каморке, а ровно в 6 я сбегала в общагу. В общем достаточно романтично и ничего больше. Страсти у меня к нему не было, но когда он меня бросил, обида осталась. Вроде бы он нашел какую-то работу, а оказалось телку с квартирой, химкинскую, переехал к ней и потерял ко мне интерес. Я позлилась, закурила и плюнула. Потом были страсти-мордасти, основанные на нереальных событиях. То я влюблялась страстно в преподавателя нашего и строила ему глазки, худея на глазах. То в какого-то старшекурсника на мопеде, тоже глупость несусветная. Потом на вечеринке меня познакомила однокурсница с ее двоюродным братом. Недели две мы с ним ходили по бульварам, потом мне надоело, я сказала, что уехала в Баден-Баден к тетке, он поверил и слился. Еще был сосед по лестничной площадке, где мы снимали, рассказывать не хочется. А больше и ничего.
Внешне я не то, чтобы красавица, но и не уродина абсолютно. У меня весьма обыкновенные ноги, к счастью не жирные и даже можно сказать длинные и нормальное лицо. Не круглое, не прыщавое, нос не торчит, глаза голубые, ресницы смотрят вверх. Волосы каштановые, чуть вьющиеся, довольно длинные. Красить я их не крашу и не из-за экономии, а потому что не считаю это красивым. Вот станут седыми, тогда да. Я ношу с собой пудру и иногда подкрашиваю губы, помада у меня новая, слегка с блеском. В целом все это выглядит очень даже неплохо, если постараться. Но обычно у меня синяки под глазами, потухший взгляд, как говорит моя мать, и в глазах скорбь. На самом деле она права, и когда я по дороге на работу сижу на мосту и курю, по сотому разу перебирая в голове все, что со мной было, так оно и оказывается и взгляд потухший и настроения ноль. Ну вот а вы попробуйте возвращаться каждый вечер в ненавистный дом, не потому что я ЕГО не люблю, а потому что я его НЕ люблю, то есть не НЕ люблю, а отсутствие у меня к нему любви присутствует. В свою комнату, где стоит этот чертов торшер, мой ровесник, мама до сих пор считает, что это пик моды и верх вкуса. И сижу я и смотрю на полки и слушаю телевизор из соседней комнаты. И потом ложусь спать и втихаря курю в окно. И попробуйте на следующий день есть сосиски с яйцами на завтрак из тарелки с отбитым концом, которую жалко выкинуть, и пить кофейный напиток с молоком, потому что он якобы полезней, а кофе яд, а что пахнет дерьмом, так все равно. И потом идти на работу по одной и той же дороге и сидеть там и смотреть на неработающий компьютер, потому что он зло, по мнению заведующей, и не заслуживает пощады и починки. И не смотреть никаких фильмов хороших, да и книг не читать, и не ходить никуда и вообще давно уже не жить, а выживать. Вот попробуйте и посмотрим на ваш взгляд: потухший он будет или разгоревшийся?
Скажете, ерунда, должна радоваться, что у меня есть высшее образование, отдельная комната, куда я даже сугубо теоретически могу привести мужа и нарожать счастливых детей, мать не болеет и прочие бонусы счастливой жизни. О здоровье матери почему-то в таких монологах в конце обычно вспоминают. Сначала вся эта меркантильная дребедень: комната отдельная, плита, стиралка, телек, уже должна быть счастлива. А если комп и в нем интернет, так тогда вообще грех жаловаться, живешь как счастливый американский подросток, которому приличный родитель на 18 лет дарит мунстанг или как он там называется, чтоб дураком перед соседями не выглядеть. Про интернет отдельная история. Он у нас модемный, а мама любит по вечерам разговаривать по телефону, она же у меня тоже работает. Так что сами понимаете, не разбалуешься. Она в 8 на вахту: "Але, але, Леночек, да что ты говоришь". Одним глазом в телек, другим на диск телефонный, как будто он оракул и сейчас ей всю правду про Леночка и всех остальных выдаст. Кнопочный телефон, кстати, тоже происки империализма, а мобильный вообще грех иметь, почему только непонятно. Вредно для головы. У меня, конечно, есть, но я им не машу, чтоб не бесить ее. Так что в интернете я слышу звук нудный долгий, а потом засыпаю обычно, невмоготу в час ночи, когда вставать в 7 искать кого-то, да и на хрена мне безработный, который спит до 12-ти, нужен. Надо будет разок разобраться и что-нибудь романтическое найти, сайт какой-нибудь, любовь навек или что-то вроде.
Вот и еще одна неделя закончилась. У меня с детства, ну лет с 15-ти синдром пятницы, как у настоящих алкашей. Им, говорят, нажраться хочется, а мне влюбиться. Ну, чтоб кто-нибудь за мной на работу зашел и пошли мы далеко-далеко до самого какого-нибудь ресторана, где бы сели и пили бы вино графинами и ели бы всякие деликатесы. Или, например, в кино, чтобы я на каблуках, в черном красивом пальто (видится мне почему-то всегда осень), он меня держит под руку или обнимает и спрашивает, что ты хочешь, а я хочу пива и попкорна. И представляю, как мы с ним ходим в кино вместе, уже лет 10 прожив, а все равно ходим и на концерты или еще куда-нибудь. НО. Каждую пятницу я устраиваю себе выходной, ухожу с работы на полчаса раньше, потому что суббота и воскресенье единственные дни, когда есть надежда, что зайдет хоть кто-нибудь, хотя по большому счету мне уже давно все равно, есть у этой библиотеки посетители или нет. И вот, уйдя с работы на полчаса раньше, я иду домой, покупаю по дороге чипсы и бутылку пива и пока матери нет дома сижу в интернете, а когда она приходит, смотрю телевизор, чтобы протрезветь. Получается так: кинотеатр после чипсов с пивом, потому что хочется и в интернете посидеть, пока телефон свободен, и пива выпить, пока мать не пришла. Хотя на самом деле можно было бы и с ней и даже шампанского, но на нее налетает жуткая тупость, она хихикать придурошно начинает, когда выпьет, и рассказывает всякие пошлости, вспоминая невесть что. Причем именно невесть что, потому как с большой вероятностью, не было этого никогда и быть не могло. Так проходит пятница.
В этот раз желания идти за пивом не было. Захотелось выпить вина, сразу и много. Чтобы моей матери не донесли, что я регулярно покупаю алкоголь, я давно выдумала легенду, что моей соседке нужно пиво в качестве маски для волос, а чипсы покупаю в палатке напротив дома. С вином посложнее, но и покупаю я его не регулярно, так что не лень пройти в другой район и изобразить, что иду на день рождение к подруге, не принято в нашем захолустье вино дарить, ну и что, скажу девичник. Хотя почему я должна что-то кому-то объяснять. Куплю и все. В магазине народу полно, как обычно. У моего отдела синяки, хотя есть и приличные. Вон, мужик в костюме выбирает ликер, видать на взаимность надеется. Она, небось, уже приготовила ценнейший салат из печени трески, чтоб изысканной хозяйкой себя продемонстрировать и курочку в духовку запихнула, авось, фу ты ну ты. Урод. Вот, например, муж с женой водку выбирают. Явно в гости намылились и думают: сэкономить хорошей на халяву выпить или лицом в грязь не упасть, благосостояние свое продемонстрировать, купив пристойную. Еще веселая компаха за пивом, а вот и мой клиент. Меня всегда бесили мужики, у которых на лице написано, что денег нет, а делают вид, что только что кошелек потеряли. Иные любят приодеться получше, нацепить уродские башмаки с узкими носами и вдруг какая-нибудь дура подумает, что он интеллигент с фирмы. Хотя именно этими башмаками он и выдает свое быдляцкое нищее прошлое и такое же настоящее. А эти даже не одеваются пристойно, считают, что по ним видно, мол, все ок и улыбаются уродски: смешно дураку, что рот на боку. Вот и этот стоит и лыбится на меня, разглядывает исподтишка. "Выпить захотелось?" - спрашивает. "Нет, за чупа-чупсом", - огрызаюсь я. Так и молчим дальше. Он: "Что, мол, по винишку или пиво предпочитаете?" Я молча на вино показала, он понял и не пожадничав купил две. Зачем-то еще прихватил джин-тоник, целлофан такой жуткий, я его не пью. По дороге выхлестал, пока мы дошли до моста, а куда еще идти. Не в лесопарковую же зону, где он меня как маньяк до трусов в буквальном смысле разует, а может и без них оставит. А так постояли на мосту, по вину глотнули. Он спросил, где работаю. В библиотеке, не соврала я. Заржал тупо: "Как пройти в библиотеку", - спрашивает. Я не сообразила, что это он себя киноманом мнит и говорю: "С главной направо повернешь, там на углу и есть". Он, естественно, заржал еще сильнее. Сколько лет спросил, ответила. Ему оказалось поменьше, но выглядит старше меня даже. А может, наврал, с такими никогда не разберешь. Работать не работает, так говорит, на вольных хлебах. "Воруешь что-ль?" - спрашиваю. "Почему сразу ворую? Посредничаю". Ага, подумала я, знаем мы таких посредников: была вещь у одного хозяина, оказалась у другого, вот тебе и посредничество. Кирпичи, говорит, кладу. Тоже чушь собачья, где он тут у нас кирпичи видел, кризис, стройки все стоят. Ну да мне уже было плевать, пью вино не одна и хорошо. Был бы приличный, можно было бы в кино сходить, о ресторане тут конечно и речи нет, так у него небось ни денег, ни желания, зачем такому кино, две фразы выучил и рад по уши. Да и стыдно с таким, одет черти как, сразу видно полудурок. Ну, постояли так еще, он говорит: "Хочешь в гости со мной, к другу?" Ну я не дура: "Нет", - отвечаю, конечно. - "Я с незнакомыми не хожу". Тут он и говорит: "Тогда пойдем в кабак, есть один в городе, пальчики оближешь, шашлык, салатики, вино рекой". Я остолбенела. Думаю, ничего себе. Неужели у него хоть 500 рублей найдется, да по бокалу выпить и хоть что съесть меньше не будет.
Погуляли мы тогда на славу и была я искренне счастлива. Даже танцевали, потом пьяные в обнимку шли домой, а в подъезде долго целовались. Денег у него оказалось достаточно, и уже через полчаса я перестала волноваться, что меня возьмут в заложники за неоплаченный счет, когда на столе появлялись новые блюда и графины с вином. Под конец были даже фрукты и мороженое, но ни того ни другого я не попробовала, так и ушли, оставив неплохие чаевые. И выглядели прямо как пара влюбленная, странно. Утром я, конечно, подумала, что зря со мной мать не разговаривает, могла бы обсудить с ней, а так дуется с утра и дверью демонстративно хлопает. Спросила: "Где была?" "В кабаке", - ей ответила, правду, а она надулась. "С кем?" - спросила. "С мужиком",- что врать-то. Опять злится. Ну и плевать.
Я люблю на самом деле состояние похмелья. Вот кто-то мучается, места себе не находит, рассол или воду простую литрами пьет, а мне хорошо. Я лежу, приятная истома разливается по всему моему телу и мурашки идут по коже, особенно вспоминая про вчерашнее. И настроение у меня такое фантазийное-фантазийное. И, кажется, что много всего хорошего еще произойдет, и смешно одновременно и тепло внутри. Такое хорошее у меня похмелье. И еще обычно созидательное. Я часто придумываю что-нибудь в таком состоянии, что кому сказать или сделать такого необычного. Потом правда руки не доходят, но сам процесс всегда меня очень греет. В этом благостном состоянии я и решила сделать сырники. Думаю, если мать злая, надо ее порадовать чем-нибудь, приготовлю тарелку сырников, схожу за сметаной, тухлый творог у нас в холодильнике всегда найдется и даже куплю вина какого-нибудь сладкого, кагора например, навру ей, что замуж выхожу, чтоб порадовалась и плевать, что будет в воскресенье. Главное, сегодня день субботний, библиотека работает только с 10-ти, так что еще целый час можно лежать и смотреть в потолок, а потом пойти в ванну и взять туда чай с медом, чтоб выветрился вчерашний гул.
Так я и заснула. Сырников не получилось, матери дома не оказалось, приняла быстро душ и отправилась трудиться... вот теперь хожу туда-сюда и не могу вспомнить, куда же я этого Бианки поставила. В прошлый раз же брали, отдали и куда-то я дела. Помню, как мать мне описывала, что за замечательная работа библиотекаря, лучше для женщины и не придумаешь, с намеком, что мужикам нравится, якобы был у нее один мужик, который ей обещал, что она с ним не будет работать, максимум только для своего удовольствия в библиотеке книги детям раздавать. Видимо он считал это сексуальным. Явно никогда тут не был, вот и не знает, какое это удовольствие. Разумеется, с маминого горизонта он исчез, но уж точно не потому, что мама отказалась работать библиотекаршей. Куда же я дела этого Виталия Бианки? Так и тянет спросить, когда муж ее в библиотеку придет, что она все время ходит с ребенком, а вдруг кольцо на пальце так просто, а муж давно в кругосветку отправился или из Альп не вернулся. Это мне сегодня весело, а ей грустно, ясно, идти то больше некуда, как 3 книжки отдать, 3 взять. Две недели прождать и опять все по новой. Интересно, открывают ли они их вообще. Я, например, в детстве делала вид, что читаю, водя глазами по строчкам. Если сдают всегда в срок, ни днем раньше, ни днем позже, может и не нужен им никакой Виталий Бианки.