Есть в родном городе немало мест, которые невозможно любить, а в наш сытый и наукоёмкий век невозможно ещё и вспоминать без содрогания. И греет душу только пронзительное чувство любви и благодарности к близким, окружавшим тебя в далёком детстве и безвозвратной юности.
К таким местам в Ереване относится Конд. Один из самых старых районов города, забитый мусором многих веков, овеянный легендами про авторитетов, когда-то живших здесь, а теперь перебравшихся в положенные олигарху апартаменты.
Конд со своими лачугами, прилепившимся друг к другу на холме со своими неимоверными подъёмами и спусками, кое-где подлатанных лестницами, любый художникам—патриотам своего города, в начале советской власти стал прибежищем десяткам тысяч беженцев, согнанных из родных городов и городишек Восточной Армении.
Дворы были застроены каморками и маленькими квартирками, удобства на дворе, вода из колонки на улице, помню длинные очереди за ней с вёдрами...
А совсем недалеко сейчас несколько красивейших зданий, одно из них - Параджановский музей.
Моя бабушка с сыновьями и дочерьми жила в одном из таких дворов Конда, почти над самым Разданским ущельем. Мы жили на улице Энгельса, она параллельна, ясное дело, улице Маркса, которая теперь Хоренаци, а старые и ветхие дома во дворах теперь или снесены или закрыты огромным высокоэтажным жилым зданием напротив кинотеатра «Россия». Отсюда взрослые отводили нас, детей, к бабушке на постой.
Подушки и тюфяки у бабушки были высокие, пышные, мягкие, до сих пор сохранилось чувство отдыха и счастья в постели с накрахмаленным бельём, когда просто тонешь в этом тюфяке, наполненным блаженством и хорошо отмытой и взбитой бабушкиными руками отменной овечьей шерстью.
Кормила она нас «тачкастанской едой», из разных пшеничных круп, готовила на керосинке, с топленым маслом было очень вкусно. А самым вкусным после войны лакомством была вареная сахарная свекла, белая свекла. Бабушка нарезала их на дольки... разве торт вкуснее?
А удобства были во дворе. А спуск—почти вертикальный. Тётя стояла наверху, у самого начала тропинки и «сторожила». Потом мы карабкались вверх и с балкона любовались ущельем. Внизу протекал Канал. Полное название тому каналу было—«Оросительный канал имени Сталина». Рассказывали, что много раз возле решетки канала находили утопленников, снесенных течением. Берег с нашей стороны был обрывистым и неукрепленным.
Я уже ходила в школу, значит было мне лет шесть или семь. Однажды тётя ушла по важному делу в город, а мне по важному делу приспичило «туда». Бабушка долго уговаривала «потерпеть», потом с наставлениями не отклоняться от маршрута, медленно спускаться и немедленно подняться, нехотя отпустила, сторожа меня с балкона.
После всех процедур, ощутив свободу и, как это бывает со мной, я заблудилась. Увидев более пологий подъём сбоку, решила немного спуститься и перейти на ту, более пологую и удобную тропку, которую я раньше не видела и почему-то тут же потеряла. Буквально сразу мне открылся этот запретный Канал. Очень аккуратный, он как-то деловито нёс свои воды явно куда-то туда, к страшным решеткам. А справа... справа, прямо над обрывом, в двух метрах от меня над водой свисал огромный куст. Если кто думает, что я засмотрелась на обыкновенный куст... на нём ярким оранжевым пламенем горели большие шары «джухтак шамама», штук шесть. Как в сказках, где иллюстрации.
Пупырчатые и полосатые, шамамы источали сладкий дынный аромат, я с восторгом смотрела на это чудо, такие шамамы отец часто приносил, давал нюхать и мама прятала их в гардероб «для запаха». Мне захотелось иметь свой, я бы носила его в сумке и нюхала бы, сколько душе угодно. Это тот самый «джухтак шамам», про который есть чудесная, тогда непонятная мне песня ашуга о матери: «Джухтак шамамнерд дцоцид меч...», оказывается, речь шла о материнской груди, «груди твои, что пара шамамов»...
И я полезла к веткам, медленно и осторожно нащупывая землистую тропку, совершенно забыв, за чем вышла из дома.
Камушки выкатывалисть из рыхлой земли, для устойчивости я приседала, и кое-как доползла до первых тоненьких веток. Два шамама—(и для бабушки, не оставлять же добро!), я не смогла бы унести, так как одной рукой цеплялась за кусточки и даже стебли. Поэтому сорвав первый плод, я положила его рядом, повыше, чтоб придти за ним потом, и потянулась за вторым. Земля под ногами осыпалась, камешек, который, казалось, торчал тут целую вечность, скатился в канал, я судорожно вцепилась в колючие ветви и... повисла над водой. Мне никак не удавалось схватиться за толстую ветку и подтянуться к основанию куста, который по моим детским подсчётам, врос в землю основательно и надёжно. Кричать я тоже не могла, боясь упасть вместо сыра у Вороны из той басни прямёхонько в канал.
Я почему-то представила отца, который недавно плакал на похоронах бабушки Гяран, и вдруг отчетливо осознала, что он будет из-за меня тоже плакать, если я упаду в канал и меня, уже утонувшую, обнаружат возле решеток. Мне страшно не хотелось оказаться у решеток, мама узнает и будет ругать, даже утопшую, за то, что полезла без спросу, со своим вечным «я же говори-и-ила!», и тоже будет плакать, она даже из-за папиной мамы просто рыдала. Сёстры... вот про них я не успела подумать, так как силы мои уже иссякали, я барахталась и упиралась ногами в камень, который хорошо сидел в земле. Сколько провисела, я не помню. Но всё время подкапывалась под тот злосчастный куст, из-за которого я медленно, но верно скатывалась в канал имени Сталина...
Бабушка охрипла от крика и соседи кинулись меня искать. Двое увидели меня, и наверное, опешив, сначала не решались спускаться. Потом один из них побежал, скинув туфли на скользкой подошве (очень уважаемый «падош») и незаметно оказался рядом. Скорее всего, в это время я смотрела на эти противные волны.
Больно схватив меня за ногу, сосед дядя Агван подтащил к себе, и уже придерживая за руку, осторожно поднял к тому пологому спуску. Второй рукой я прижимала шамам, чуть не уведший меня на тот свет. Бабушка потом причитала: «да ведь их полно на рынке, разве родители не купили бы?».
Оказывается, я до того спускалась неправильно, тот, пологий спуск был безопаснее, и начинался левее от балкона, а я постоянно забирала вправо...
Бабушкин дом и все дома рядом давно снесли, проложив улицу Пароняна до крытого рынка. Но этот обрыв я вижу каждый раз, проезжая по дороге из аэропорта. Чуть правее—строгие и божественные контуры Сурб Саргиса.
И мне начинает казаться, что я вижу ту маленькую девочку в ситцевом платье, которая карабкается по отвесному обрыву, висит над ущельем, а внизу смертоносная вода Канала, который течёт себе и течёт.
А в руке у той девочки—огненный шамам, который она сорвала собственными руками, отвоевав у обрыва то ли себе, то ли бабушке...
Словарик
Тачкастанская еда — еда из Тачкастана (Турции), исторической родины армян
джухтак шамам — пара шамамов
Сурб Саргис — церковь Сурб Саргис в Ереване