Бокал наполнен прозрачно-оранжевой жидкостью, ядом,
Или мочой Дьявола, если угодно, шипящей, на выходе из
Его жала; пузырьки ровно по центру и аромат, наверное,
Приятный для человека, чья жизнь наполовину – алкоголизм,
Притягивают руку к стеклу, затем изгиб руки вливает это,
Печень сдавливая, понижая давление и кровь разгоняя,
Оттого и красны глаза, одновременно жажду нагоняя,
выпить ещё, ещё выпить... ещё, ещё…
Таково чудовищное начало алкоголика, зная, что разрушает
Себя, остановиться не может, голова замкнулась на, кажется уже
Всемирном тяготении к уничтожению без боли, медленно...
А сердце зовёт на родину, человека 50-и летнего, а именно
В деревню, где в работе и не-образовании были дисциплиной
Заложены корни цивилизованного суицида, на могиле отца или
Матери, братом, бегущим от самого себя или вторым в тюрьме
Свободно во временном ограничении, с третьим сумасшедшим
от падения с лошади, или... уже неважно.
Так прошлое незаметно стирается, подавая пример и без того
Больному настоящему... а сейчас пьяный человек гуляет средь
Гаражей, проверяя как бы сторожей, сторожат ли, и где есть свет,
В каком гараже стучат бокалы... так он уходит, в тишине,
Потому что не остановить и не исправить днём или ночью,
Уходит далеко, в метель или Солнце... уходит безвозвратно,
Не успев так много ещё сказать... физически в пространстве
И без того жестоком растворяется, а запах в тихой иронии
В воздухе коридора бессветного летает... и сквозняком, от
Чувствительного обоняния или же в душе много щелей.
В трезвой трагедии комнату захватывает, держа в напряжении
Некое существо, не различающее родного от чужого, как и черепа,
Проламывает экзальтацией, а затем и мозги бальзамирует
Веществами, от чего усыхает жизни ритм, в неритмичности,
Как в данной дескрипции...
Пьяный человек, завернувшись в полуспираль, ушёл навсегда,
И неважно, что был опорой семьи, и рождение в деревне,
Он погиб медленно в городе, и нет этому оправданья.