День не задался. Утренняя жара одолевала. Лера проснулась очень рано, ей не спалось. Муж ушел на работу, дома она была сама. Жаркое несносное лето раздражало и изматывало.
Все было как всегда. Одно и тоже расписание дня, один и тот же режим, одни и те же события, одни и те же ситуации, одни и те же люди, все повторялось синхронно, и имело странную пространственную точность. И казалось, что эта обыденная протяженность во времени была поглощаема одним и единственным явлением – она поглощалась постоянством.
Лера стремилась к нему, к этому постоянству, ей его хотелось, и вот, наконец, все есть! Все, о чем она мечтала.
Вся ее жизни выглядела, как некие предметы аккуратно расставленные по полочкам, ничего лишнего, ничего не нужного, во всем порядок, смысл, скуки и тоски не было. Но Лера не понимала, почему ее сердце щемило, на душе было тоскливо, противно и холодно. Она никогда не ощущала одиночества, ей всегда было хорошо с собой. Тишина внутри себя умиротворяла, но все же.
Вдруг она зарыдала так горько, так странно и так искренне. Слезы катились по лицу большими огромными горошинами. Ей не становилось легче. Странное состояние ее испугало, казалось, что-то тяжелое, черное и наболевшее хочет вырваться изнутри. Порядок, расписание, правила, постоянство – все это было туго и наглухо закрыто внутри нее.
Лера никогда не расслаблялась, идеальность во всем облике, идеальность в обстановке квартиры, в отношениях с мужем, – она не пила, не курила, мужу не изменяла. Праведность, правила, порядки... она никогда не ложилась спать, чтобы не привести в идеальный порядок себя, кухню и всю квартиру, – все вокруг должно сверкать чистотой и порядком.
Она никогда не изменяла правилам и своему устройству жизни. Она жила так с самого раннего детства.
Лера плакала, ее слез никто не видел.
Вдруг… Неожиданно для себя, она услышала, как на улице плачет ребенок. Рев нарастал. Лера выглянула в окно и увидела малыша лет трех. Он вопил, что есть мочи. Он стоял совсем рядом. Он остановился на асфальтном тротуарчике, напротив ее окна и рыдал. Родителей его не было, он был один. Мальчуган затопал ножками и рев усилился.
Лера побежала в другую комнату, где окно было ближе к малышу, она окликнула его:
– Малыш, малыш, ты чей? Ты, что один? Почему ты так горько плачешь? – малыш на минутку приостановился, стал рассматривать высотное здание и искать, кто его зовет. Увидев в окне женщину, снова зарыдал.
Лера металась с комнаты в комнату, она пыталась рассмотреть, есть ли рядом его родители. Наконец, она увидела пожилого мужчину, но он прошел мимо малыша.
–Мужчина, мужчина, посмотрите, пожалуйста, ребенок один или кто-то есть с ним рядом? – крикнула Лера прохожему с окна.
– Да, нет, не один! Вот там его родители, все нормально, воспитывают.
Лера помахала малышу, но он продолжал вопить.
Через несколько минут она увидела, как малыша схватил за руку папаша и мама блондинка, они волокли его, держа за ручонки и орали, что есть мочи. Малыш изгибался в воздухе, болтал ножками и наверняка уже синел от слез. Вдруг разозленный папаша стал лупить малыша со всей силы.
Парочка отдалялась. Леру испугало увиденное.
– Жестокость, какая жестокость. Сумасшедший мир, –прошептала женщина, которой было непонятно увиденное.
Лера зашла в ванную комнату, в зеркале красное лицо, припухшие глаза и ей снова почудилось, что она слышит рыдания малыша. Она умылась, ее настроение окончательно было испорчено. Вода хлестала, прозрачные бульбашки скапливались по краям зеленой раковины.
–Сумасшедший мир. Почему я рыдала вместе с этим мальчуганом? Даже поплакать не дадут по-человечески, горько, одной, по-человечески!!!
Лера вспомнила, что пока ее мысли были заняты незнакомым ребенком и его слезами, она забыла о себе, а теперь... она снова вспомнила свои мысли, свой размеренный образ жизни.
По щекам Леры снова покатились огромные, соленые горошины.