Все думают, что он всегда был, этот светофор.
Может и был, да только мне было лет пятнадцать—шестнадцать, выросла я в садах Арабкира, бегала по арабкирским улицам, и никакого светофора в глаза не видывала. Арабкир—это как бы спальный район Еревана, школы рядом, магазины рядом, в «город» ездили по важным делам, а какие такие важные дела у школьницы? Два раза в неделю я садилась на «девятку» и ехала на центральный рынок, троллейбус как раз заворачивал у рынка обратно, потом нагруженная мясом, овощами и зеленью, на том же тротуаре садилась на «девятку, и ехала домой. Машин тогда в городе кот наплакал!
Когда мне стукнуло как раз 16 лет, мама за руку повела поступать в институт, сначала в Политехнический. Сестра уговорила, то ли маму, то ли меня поступать на химфак. Председатель комиссии, доцент Габучян вскинул на маму свои большие черные, чуть навыкате глаза и закричал:
—Тикин, вы своей девочке враг? В химфак на технолога? Чтоб зубы выпали? Волосы вылезли? Чтоб бездетной была? Идите в университет, там ученых готовят!
Маму как ветром сдуло из приёмной комиссии, я еле успела выбежать за нею. Но вспомнив, что уже поздно, решили утром. И вот тут я увидела милиционера на перекрестке. С серьёзным лицом он смешно размахивал руками, машины останавливались, ехали, снова останавливались. Как он узнавал, куда они поедут, и показывал им туда, куда те собирались ехать, для меня долго оставалось загадкой. До того самого времени, когда я, в сорок лет решив получить права, записалась в школу ДОСААФ. Оказывается, водители ждали, когда милиционер покажет им: путь налево открыт, все стойте, а теперь кто прямо, валяйте.
Но светофора я в жизни до тех пор не видела. Или не замечала. Разрешение перейти улицу определяла я сама на основании визуального осмотра. Сейчас напрягла память, как же так, в Москве на третьем курсе что-то было в центре, но я особо не подчинялась, вижу нет машин—и перебегаю. По-арабкирски.
И вот после университета по комсомольской путевке я оказалась в Венгрии. Чудесная страна! Правда, побывав потом во многих, я поняла, что все страны чудесны, а все равно хочется домой. За других не скажу, а мне до сих пор только домой и хочется, хотя больше-то живу в России. Что меня поразило, так это то, что в трамвае в первом вагоне ехали только с постоянными по-нашему билетами. А у кого нет постоянного билета, пусть садится во второй и там покупает.
Разумеется, наша группа села в первый. А то не помните, как в те времена каждый форинты, кроны или марки экономили. За 3 билета можно было купить моток отличного мохера. А этот моток стоил у нас 25 рублей, треть зарплаты лаборанта, чья ставка светила нам, «ученым», целых пять лет после диплома. Вот вы готовы треть зарплаты тратить на билет в один конец, тем более за границей? То-то. И однажды мне тоже надоело пешком добираться до центра, я села в первый вагон, но по природной беспечности даже не разглядывала пассажиров, чтобы угадать контролера. Он вырос буквально перед моим носом и потребовал билет. Я от неожиданности спросила его «Инч?». Потом сделала вид, что не понимаю, о чем это он. От моей наглости контролер чуть было не потерял дар речи. Но тут ВСЕ пассажиры первого вагона вытащили свои постоянные билеты, подняли высоко и стали хором объяснять хоть и на венгерском, но очень даже понятно: Вот у нас вот это, нам можно!
И вытолкали культурно меня, чтоб села в другой вагон, где билеты продают. Но я собиралась купить мохер, а не билет за ту же цену, и дальше пошла пешком.
И надо было перейти узенькую-преузенькую улицу, посмотрев налево, машин нет, и даже удивившись, чего это ждут остальные. Как только я ступила с тротуара на проезжую часть, эти венгры, как с цепи сорвавшиеся, чуть ли не все одновременно бросились ко мне и втащили обратно на тротуар. При пустой улице! И показывают пальцами на светофор. А он красный.
Видеть-то я его видела и раньше, но не понимала, к чему он, если есть глаза и реакция.