Колымская рыбалка.
Я впервые попал на реку Колыму сразу по приезду с «Материка», как здесь говорят. Скорее всего, и, точнее сказать, – я попал в верховья Колымы. В края неизведанно-глухие. Небольшая наша партия занималась поиском пропавшего недавно человека. При первом же взгляде на дикость и первобытную мощь этих мест брала оторопь и сама собой всплывала мысль, что потеряться в этом размашистом по-сибирски необъятном крае, среди гор и сопок - отрогов хребта Черского, ничего не стоит – запросто.
Человек, впервые попавший сюда, ощущает себя хвоинкой в буреломе. Одному за сто метров от жилья – сгинуть. На что один из первых и опытнейших старателей – Бориска, открывший первое колымское золото, пропал в одиночестве. И только случайность помогла найти его останки в обвалившемся шурфе.
Сплавлялись мы по реке Аян-Юрях. Это левый приток Колымы, Сусуманский район (якут. Айан юрэх – «дальняя дорога», «путь», «тракт», юрэх – «река». «Речка», то есть «река, по которой пролегает дорога (К.А.Новикова, 1972.).
Эта река – левая вершина Колымы, рождается в отрогах хребта Сарычева (якут. Тас-Кыстабыт), протекает с севера на юг и сливается с правой вершиной Колымы – рекой Кулу. Отсюда начинается сама река Колыма.
Колыма – одна из крупнейших рек на Северо – Востоке страны протяжённостью 2129 километров. Впадает Колыма в Востчно-Сибирское море, истоки её начинаются в Магаданской области, среднее и нижнее течение проходит по Якутии. Образуется из двух рек: левая вершина – Аян-Юрях, правая – Кулу.
Есть много толкований по этимологии топонима «Колыма». Одни объясняют, что «Колыма» произошло от якутских слов «кулу» и «кулома», другие – от юкагирского «кулема» - « ловушка на медведя», некоторые связывают название с «калымом» - «выкупом за жену» и приводят легенду (П.В.Бабкин, 1968). Всё это, на наш взгляд, маловероятные предположения. Лишь в одном можно быть уверенным, что русские землепроходцы услышали название реки от юкагиров или якутов и адаптировали его в соответствии с фонетическими нормами русского языка (Б.Г.Щербинин, В,В.Леонтьев).
Сплавлялись мы на моторке, и я по молодости, глупости и щемящему любопытству жеребёнка, только-только появившемуся на свет, не испывал ничего кроме восторга. Испуга и робости перед первобытной мощью не было, всё это появилось потом, по мере осознания этого величественного простора.
Река сначала казалась совсем обыкновенной. Поражало только количество островов с наносами, завалами деревьев навстречу течению. Острова казалось, как бульдозеры, выравнивая водную гладь грудили впереди себя бурты деревьев, коряг, ила и глыбы гранита высотой с большой деревенский дом. Сами заломы, завалы в высоту иногда превышали растущие на островах деревья.
Удивляло количество будто бы впадающих самых разнообразных по ширине ручейков и речек в основное русло, пока, где-то после часа непрерывного плавания в одном каком-то месте я не увидел настоящую величину реки. Она занимала слева и справа от нашей лодки ширину до синеющих в дымке гор простор с километр. Лес в отрогах этой призрачной сказочной страны Синегории по берегам выглядел высотой с зубец гребешка.
На южной стороне в свете круглого желто-золотого солнца, катящегося по дымке сопок, исключительным ярким изумрудом, по-северной - полыхал ярко-лохматым пламенем. Рокот мотора, в стеклянно-алмазной чистоте воды мимо разноцветья скал, изумруда и золота берегов, в аквамарин впереди лежащего неба, создавал ощущение полёта, лёгкости в воздушней бездне волшебного океана в среде серебряных беззвучных струй и брызг, разбиваемой тёмным носом тяжело нагруженной лодки. Скорость ощущалась в ежесекундной смене картин, цвета, оттенков окружающего мира.
Смена разноцветья, настроения, ощущений не покидает в этих местах никогда. Даже вроде бы в давно примелькавшемся постоянстве сопок, поселения, изгиба реки, стен зданий ежеминутно меняется видение окраски, звука, запаха и ощущения. Солнце среди гор никогда не стоит на месте. Кажется, оно ежесекундно в изначальном устремлении хочет за чем-то неуловимым угнаться; успеть нагреть, напитать теплотой эту вечномёрзлую с проплешинами воды среди кочек мхов и лишайников землю. Труд его невыносимо тяжел, безотраден и бесконечен, ибо даже среди лета нет или минутен его отдых. Но оно как Сизиф не ведает предела своим стараниям.
По прибытию к месту начала поиска к одному из порожистых мест реки я несказанно удивился мелководью простирающейся к горизонту реки. На что мне ответил мой «старшой», брат Валентин:
- Эко прыткий. Тут всё относительно. Мелко – только тебе кажется, это от чистоты воды. Видишь у лодки днище внутри где; в полуметре, а - в воде?
Взглянув, я тут же отметил всю несоразмерность внутреннего и наружного.
-И ещё, брат, - сказал он хмуро.- Не советую заходить в одиночестве в воду далеко, как бы мелко тебе не казалось. А если заберёшься, выше колен считай – пропал. Не выплывешь. Скорость воды сравнима со скоростью курьерского поезда. Вода с оттайки мерзлоты резко холодная: секунда и судорога. А ширина, спрашиваешь, так ниже воды, на дне, скалы – хребет Черского - и всё та же мерзлота. А сейчас как раз растополье.
-Как,- удивился я,- не весна же. Август.
-То-то и оно, что весной река мелеет, а сейчас… температура днём к сорока градусам. Порода, горы резко нагреваются, идёт оттайка. Вот через недельку ночные морозцы пойдут – воду убавит. А сейчас смотри…,- он протянул руку на остров находящийся напротив.
Я взглянул и увидел. Как в замедленном кино. Обрывистый берег медленно оседал в воду. Колки лиственниц закачались, как пьяные и, окунувшись до середины стволов в расплав серебристых волн, выскочили, как поплавок из круга крутой волны шедшей на нас, рванули копной по стрежню протоки. Через минуту дошел звук шлепка, а ещё через некоторое время прибежала, сплавляясь, волна, но далеко не той высоты, которой началась и тихо чмокнула наш берег. «Силища»,- только и подумал я. А потом, округлив глаза, представил, что бы случилось с нами, упади берег вблизи нашей лодки. И каким смелым, уверенным, знающим нрав ежеминутно меняющейся реки был наш лодочник. Ведь и при сплаве, правда, далеко за нами, так же оседали берега в воду, по-видимому, под действием лодочной волны. А сколько мелей и деревьев-топляков неслось по реке, а глыбы скал в острие островов – ведь их тоже катила вода.
«Отчаянные люди живут здесь. Смелые, отважные – первопроходцы. Ведь Колыма, как край, только-только в тридцатых годах начала заселяться, и право, заметим, не всегда первопроходцами, служивыми казаками, идущими сюда добровольно».
Так я тогда думал, смотря в серебристую струю воды, и вдруг вздрогнул от метнувшихся от моих ног теней. Взглянув по сторонам и опустив свой взгляд в чистую воду, я с удивлением осознал, что серые – дымкой – тени есть бесчисленные стаи рыб, скользящих в толще струи. Тень на дне – это их отражение. Столько рыбы - тучами - я никогда досель не видел.
Но что-то я увлёкся описательством, что для моего рассказа, скажем прямо, в данный момент неуместно.
Как-то по прибытию, в обеденный перерыв, отошёл я от нашего лагеря недалечко. Нашел заводинку на берегу речки и, увидев сквозь прозрачную воду несколько небольших рыбок, решил заняться рыболовством. Местечко, по моим понятиям, я выбрал доброе.
Метра в четыре ровная полянка среди щетины и бурелома лиственниц. Под ногами мягкой периной сигналил желтизной мох. Открытый, с невысоким обрывчиком берег. С левой стороны небольшой мысок с поваленными с него в воду деревами. Они отгораживали заводинку от стремнины, и вода в ней слабо носила по кругу упавшие хвоинки и мусор. «Славненькое местечко - решил я. - Тихо. И видок потрясающий». А, присмотревшись в глубину и увидев суету сует теней, приняв их за громадную стаю рыб, заторопился сделать удочку.
Срезал ветку тальника, привязал купленную загодя, по совету брата, снасть, состоящую из лесы, поплавка, грузила и, как мне казалось, большеватого крючка. Благо в кармане, вместе со спичками и табаком, всё это имелось. И что удивительнее всего, в кармане мне даденной братом фуфайки, имелся хороший нож. Ножей доселе в кармане не носил. А тут кстати.
Насадил кусочек хлеба и бросил в центр небольшого водоворотика. Всё было сделано по нашенским волжским понятиям. Мне даже эта ловкость понравилась. Настоящая рыбацкая мудрость – решил я. Осталось надеяться на удачу, в коей, смотря на изобилие плавающих рыб, я ни грамма не сомневался. Не тут-то было.
Река всё так же мощно рокотала. И привыкнув к её рокоту, я ощутил необыкновенную, зловещую, скажем так, а точнее – торжественно-святую, первобытную тишину тайги. Она заколдовывала, успокаивала – убаюкивала, уносила в первозданность мироощущения. Тишина была ощутимо-вязкая, но почему-то приносила возвышенную до головокружения легкость. Ощущение полета над застывшим миром. Изредка на берег выкатывались особо громадные волны, поднимая уровень реки почти на высоту подобранного мной обрывчика, прошипев негромко змеёй, уносились вспять. И всё замолкало умиротворённой тишиной. «Опять где-то берег подмыло,- приходило на ум. – Далеко,- решал я,- звука не доносит».
Сколько так продолжалось – неведомо. Может минута, может час, может вечность. Ни сдвига, ни шевеления в безоблачном с выстиранной синевой небе. С неизвестно где находящимся, среди окружающих реку гор, солнцем. Единственное движение: метание теней среди днища галечника с какой-то завораживающей последовательностью. Кажется, вот-вот уловишь их язык, их графику метаний, но в ежесекундном их расплаве не было явно осязаемого рисунка. Все аморфно и неуловимо. Схватил бы рукой, зажал – ан нет. Они не остаются в ладони, а неощутимым мановением уже на влажной руке снаружи
-Ну, как улов? С ведёрко, надеюсь по времени, наловил?
-Где там? Нет рыбки. Даже дурной. Умная не про нас,- ответил я, оглядываясь. Как это в абсолютной тишине кто-то мог ко мне придвинуться? Ни одного щелчка буреломника, ни шипения мха, ни дуновения воздуха не ощутилось. Сзади стоял Бритвихин. Дмитрий. Так его называли окружающие. Молодой, среднего роста, крепко сбитый мужчина. С округлым приятным суховатым лицом с несколько выдающимися скулами. Миндалевидные глаза, черные жестковатые волосы, добрый, располагающий, спокойно-замедленный взгляд заставляли подозревать о смешении в нём крови первопроходцев казаков с местными аборигенами – якутами, чукчами либо с эвенами.
Мужественный вид его дополняла какая-то удивительная ловкая способность к движению. Походка его танцующая, устремлено-текучая беззвучностью своей походила на танец, только что разглядываемых мной теней в подводном государстве. Одет и экипирован он был в соответствии таёжным охотникам. Патронташ, котелок, фляжка и небольшой в ножнах нож были так приторочены на нём, что, казалось, они вросли в его одежду. Как наросты в дерево. Ни что ни шумело, ни бренчало, ни выпирало, и вообще в своей одежде он выглядел удивительно гибко-элегантным – прекрасным барсом, готовым ежесекундно к прыжку или бесшумному схорону.
Всегда заряженное оружие он носил, как городской денди свою тросточку, элегантно небрежно. Но при первом же взгляде на него чувствовалась настороженность и готовность оружия к действию. Ствол его ружья при движении, при покое ли, жил собственной жизнью. Дуло, как нос собаки, всегда было направлено в сторону наибольшей опасности. Носимое за цевьё, оно наискось вверх ли, либо, как бы принюхиваясь к тропе, вниз, ежесекундно было готово к выстрелу.
Оно всегда знало, где находится цель: заяц, лиса, куропатка. Неуловимое движение, незаметное для глаза, и убитая дичь ложилась у ног охотника. Да в голубизну неба, курясь змейкой, поднимался над зеленью тополей дымок. А вроде бы ружьё и не двигалось с привычного места, и ствол, настороженно принюхиваясь, удивлённо встречал прилетевший звук и тут же неуловимо, текуче повернувшись в руке, долго слушало гулкое эхо, приближающееся в невообразимом кульбите, от окружающих долину голубых сопок и чёрно-рыжих гор.
- Да-а,- потянул он улыбнувшись. На его лице, спокойно-беспечном, всегда гуляла обезоруживающе – ласковая, располагающая улыбка.- За это время пора на ушицу,… однако, покажи-ка снасть. Увидев мою удочку, он совершенно расплылся в улыбке. Улыбался рот, глаза, нос. Беззвучно хохотали руки. Мелко тряслись в смехе плечи, и даже ноги вытанцовывали беззвучно-нелепые движения. Засмеялся и я. Смех необычайно громко понёсся над водой, и вот уже смеялась блестками река. Заохали берега и загрохотали отроги. Захохотало большое, в золотое колесо, солнышко. И смех от него зайчиком-эхом прошелестело к нашим ногам. Разбилось на осколки и долго-долго носилось гороховым обвалом округло по реке.
-Немного поправить надо, однако. - Он быстро срезал на ходу поплавок. Разогнул ножом дробинку, и деловито подергав за крючок, бросил.- Леса слаба и крючочек маловат. Ну, попробуем.
«Ничего себе – маловат? У нас на Барыше – это в Ульяновской области, за якорь бы сошел. А поводок? За “причалку” на стройке. И место ему не то.… Не нравится. Хорошее место. Сухо и удобно. И присесть, и полежать мягко. Красота – место; мечтать рыбаку о таком надо».
Но он не читывал моих замыслов и привёл меня на перекат, на самую стремнину, где вода бурлила и, разбиваясь на брызги, рассыпалась над валунами лёгким влажным туманом. «Ни фига себе, тут камни катит, а где ловить. Стоять негде, чего говорить про удобства…»?
Моё глухое ворчанье не смущало проводника. Вмиг и ружьё у Дмитрия примостилось на груди. А он, в удивление мне, быстро расстегнув брючной ремень, спустил на колени штаны. Глаза у меня округлились. Когда он, вытащив из ножен нож, полез им за резинку трусов. Я, раскрыв рот, онемел. Волос на оном месте было ровно по вертикали вполовину.
Минутное дело и, раскатав ботфорты, Дмитрий очутился в пене переката. Свистнула вкруговую над головой леска и… у моих ног тяжело забилась округлая, злая, толстая, длиной в локоть, чёрная рыбина. Не успел нагнуться, невдалеке забилась вторая. Через несколько сходов лежала третья, а за тем четвёртая и пятая. Сгрудив её в кучку, я стал дожидаться уже двинувшего ко мне рыбака.
-Хорош, однако,- на чукотский манер протянул он,- хватит на уху; по рыбе - на человека.
Азарт захватил меня. Я, нелепо замахав руками, закричал:
- Одной не хватает. Давай, давай ещё.
-Ладно,- засмеялся Бритвихин.- Будет тебе ещё. Рыбка мне сказала, что с верховья основной косяк катится. Хочешь, покажу, как на голый крючок ловят? Времени, однако, у нас мало - пора на поиск идти.
Я умоляюще посмотрел на него. И правильно сделал – больше мне такого видеть не пришлось.
Дмитрий быстро пошёл к воде. В секунды, почистив рыбу, нанизал её на кукан. И предав её мне, срезал с крючка привязанные волосы. Не заходя в воду, он с замаха провёл крючком по гребешкам течения. Легенький веер серебряных брызг ниточкой потянулся за крючком. Два раза крючок высекал в воздухе искристую дорожку с волн. На третий, коснувшись неуловимо влёт гребня особо большой волны, он вызвал незабываемую картину: вслед крючку откуда-то из глубин ринулась одна, вторая, третья рыбины. Над рекой вспыхнул водоворот пены и тел. И одна из них в яростном броске ухватила на лету крючок и вмиг забилась далеко на берегу под бурой валежиной лиственницы. Всё это произошло на едином дыхании… Полёт фантазии. Азарт. Песня. Одним словом, то, что мы называем – озарение.
Двинулись мы к лагерю. Слышу, Дмитрий что-то под нос бормочет, что, мол, надо этот перекат попристальнее обследовать. Неладное что-то рыбы про него говорят.
-Да как это, Димыч, могут рыбы что-то толковать? Они же немы… как рыбы!
-Э-э, брат, рыбы умны, не то, что некоторые… скажем так, рыбаки,- и он прищурился, глядя на меня.- Рыба разговаривает движением. Присмотрись – позой тела. Катится она, допустим, по перекату вниз: смотришь – остановилась и хвост изогнула. Значит – добыча близка. Рывок и добыча во рту. Если опять вниз «потекла», но головой вверх. Что значит? Ждёт, настороже. А остановилась за камушком. Значит место добычливое, охотиться будет. Смотри, около неё сразу же стайка образуется.
Рыба многое может рассказать.
-А ещё чего тебе рыба сказала?
-Сказала торопиться нам надо. На днях снег пойдет. Послезавтра верно…
-…?? – Я покрутил вокруг головой. Было тепло, даже парко. Тайга, несмотря на частое золото в кудрях, была первозданно зелена и хороша.- Какой снег? С чего бы это?
- Молодь покатила к устью…,- кратко и задумчиво произнёс Дмитрий.
У костра уроженец Кавказских гор, которого все почему-то называли кратким именем – Грек, быстро нанизав рыб, устроил их в дыму над углями.
Ребята пообедали и обсуждали план поиска. Распределяли маршруты. А я, ерзая, подбирался с чашкой к Бритвихину поближе. Меня занимала одна немаловажная задача. Ну, не давала покоя.
-Дим, а почему ты волосы не с головы стриг? Чтоб незаметно было?- И хотя я говорил вроде бы шепотом. Вопрос расслышали все, и ответ потонул в грохоте смеха.
-Чудак, вот поедешь с нами на рыбалку. Мы и тебя снизу обреем. Вернее, сам обреешься. Оно конечно и чистота – залог здоровья. Полезно. Но! И приятно – мешка три рыбки поймаешь. Меньше у нас не рыбалка.
А что до волос. С головы волос «тупой» - намокает в воде быстро. А из штанов он «пряный» и «жирный». Дольше на воде держится…
-….!!! Вот так!
===
Фото - Река КОЛЫМА. Владимир Селянкин
==========================================
СПИСОК УЧАСТНИКОВ И БАЛАНС ОЦЕНОК ЖЮРИ «КОНКУРСА ПУТЕШЕСТВИЙ»:
1 место: КУЧЕР 2 000 баллов
http://www.proza.ru/avtor/gulbene
«Воркута (Республика Коми)» 10+4+6+8 = 28
http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-30717/
«Каргополь (Архангельская область)» 9+4+7+8 = 28
http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-28920/
2 место: Иван Рогожин 1200 баллов
"Колымская рыбалка" 11+4+5+6= 26
http://www.proza.ru/2010/04/19/226