НА СМЕРТЬ ШУКШИНА
Я бы выжал слова из просоленной потом рубахи!
Я бы срезал сейчас – по-мужицки – как сено коса!
Только вдруг онемел, словно жалкая жертва на плахе.
Горе-горькое пью и в бессилье стекает слеза.
А на выселках бань – поселением красным калина.
А на грохотах рельс – «печки-лавочки» под разговор.
А на воле – туман, что «у озера», в старой в картине.
А на сердце Шукшин – он один – сам себе режиссёр.
Я бы грохнул стакан за помин его раненной сути
Я бы матом покрыл всех и каждого из Госкино
До Москвы – не достать, а от водки досадливо мутит
Я, такого другого, не испытывал горя давно
Как же мог он достать, просто так, до нутра, до печенок!
Как же мог рассмешить, да по-свойски, по-русски, сказать!
Не сказать, что красив или, шибко уж, голосом звонок,
Но, по мощи нутра, никому-то его не достать!
Здесь на выселках бань, – по традиции, красным калина.
А на грохотах рельс – «печки-лавочки» под разговор.
А на воле – туман, что «у озера», в старой в картине.
А на сердце Шукшин – мой кумир – сам себе режиссёр.
Он ушел, и сейчас, стало ясно, чего все боялись.
Он был русский мужик, а страна вся была за него.
И вот нет Шукшина. Люди, люди, так с кем вы остались!?
Вот Высоцкий уйдет и – не будет, уже, н и к о г о !!!
Бурятия. Заиграево.
1974г.