Пощёчина рассказ

Лариса Прошина
Автор  Лариса Прошина

                П О Щ Ё Ч И Н А
               
                Рассказ

   На пустынный берег пришла девочка. У неё худенькие загорелые руки, босые ноги, свободное, скрывающее фигурку, платье.
   Какое-то время она стояла неподвижно, наблюдала за водой. Потом вздохнула и начала делать из песка пещеру, старательно утаптывая пяткой вход.
   Море было у её ног. Огромное, во весь горизонт. Солнце запуталось в её волосах, смеётся. Ветер нежится  на её щеках. Щекочет, балуется, то убегая, то возвращаясь.
   Всё здесь принадлежало ей. Всё знакомо. Девочка сама – частица моря и Солнца: у неё синие глаза и ослепительно жёлтые волосы. Она часто приходит сюда и рассказывает морю о своих радостях и заботах так, как это могут делать только дети, одушевляя неодушевлённое.
 
   Выкатываясь на берег, вода здоровалась с камешками и песком. Они заводили долгий разговор, и, увлёкшись, отчаянно шумели. Только что родившиеся, лёгкие волны стали подмывать строение из песка. Девочка терпеливо выносила такую шалость воды, потом это ей надоело, и она воскликнула:
    - Ну, расшумелись! И что вы здесь, на берегу, делаете? Прогуливаете уроки? Вы же где-то учитесь! Уроки прогуливать стыдно.
   Девочка похлопала рукой по убегающей воде. Но без улыбки.

    Небольшая волна вынесла на берег вопрос:
     - Почему печальная? Почему сердитая?
     - Я не печальная, - ответила девочка,  - я обидная. Папа обидел меня.
    Море внезапно взволновалось. Издалека к берегу стали катиться огромные волны. Даже чайки испугались, хотя эти птицы не из пугливых. Одна из волн, словно на что-то или кого-то рассердилась, вырвалась вперёд. Уже на мелководье, она с силой подняла огромное количество гальки. Вода с камнями рухнула не на берег, а в большой карман возле него. И с таким шумом, словно предупреждала: «Я не потерплю, чтобы кого-то обижали!».

   Дождавшись, когда волна ушла, девочка продолжала рассказывать:
     -Ты ведь знаешь, море, вчера гроза была. Мой сосед Петька любит по пустой бочке стучать палкой – гром изображает. Но куда ему до настоящего грома! Небо вчера так громыхало, как мама говорит, что мне было страшно. А молния раскалывала небо на половинки и половиночки. Вот так.
     Девочка ребром ладошки несколько раз провела по мокрому песку, и вода, заструившаяся в волнистых ложбинках, словно бы повторяла разбег молнии.
   
    - Ой, море, что я тебе сейчас расскажу! – девочка, наконец-то, улыбнулась. – Посмеёмся вместе. Это мама мне рассказала. Когда я была совсем маленькой, то очень боялась грома и молнии. Я хватала маму за подол платья и тащила её в угол. Между кроватью и шкафом у нас был уголок, там стоял стул. Именно туда я тащила  маму. Мама садилась на стул, брала меня на колени. И я говорила: «Али, али». Так я просила её креститься. Бабушка тоже крестится, когда гроза, и говорит, что того, кто крестится, не тронут ни гром, ни молния.

    К берегу приближалась ещё одна огромная волна. Она несла пену, щепки. Но внезапно волна  таинственным образом сникла. Вся эта масса воды заструилась вдоль берега, как кружева.
    Девочка понаблюдала за волной, было видно, что она совсем её не боялась.
   - Мы ждали папу, -  девочка продолжала доверительно рассказывать морю свою историю. _ Мама переделала все свои дела. Я – тоже. А папа всё не шёл. Мама тревожилась: «Долго ли до греха. Море рядом». Так бабушка моя говорит. Маме, наверное, понравились эти слова, вот она и взяла их себе.
   Потом пошёл сильный дождь, а папы не было. Мама надела дождевик, он большой, парусиновый, никакой дождь ему не страшен, и ушла на улицу. Я тоже хотела пойти с ней. Может, её надо было защищать от хулиганов. Правда, у нас в посёлке хулиганов нет. А вдруг откуда-то пришли? Мне было чуточку страшно оставаться в доме одной. Но об этом маме я не сказала, ведь я большая. В первый класс уже хожу. Как же я могу бояться!

   Мама ушла, а мне так захотелось спать, что я сначала хотела уснуть, а потом решила: нет, не буду. Раз мама и папа не спят, и я не буду. В знак со…содар…солидарности. Мой дедушка любит повторять: «Солидарность – большая сила». И Мурке я сказала, чтобы она не мурлыкала, не напевала мне сон.

    Море потихоньку затихало. Лишь лёгкие волны подбегали к берегу. И совсем не торопились возвращаться в открытое море. Они слушали.
      Девочка верила, что  море её слышит.
   - Потом дверь открылась: папа пришёл. Я ему и сказала: « И где ты шляешься?». Мама всегда ему так говорит, если он поздно возвращается домой.
    Вот тогда папа и ударил меня по щеке, - девочка приложила ладошку к щеке, возможно, она до сих пор чувствовала удар отца. – Мне не было больно. Обиделась я. Папа никогда не бил меня. У нас в доме никто не дерётся. Даже Мурка только грозится, что поцарапает, если я ей сильно надоедаю.

    «Плохой! Плохой! Плохой!», - послышалось девочке в шуме волны, которая умудрилась выплеснуться на берег, и всё бежала, бежала, пенясь и тревожа гальку, словно забыла, что ей надо возвращаться в море.
   - Что ты, что ты! - возмутилась девочка.- Папа хороший. Мама говорит, что у него золотые руки. Правда, руки у него коричневые от солнышка. А золота, такого, как  кольцо на пальце у мамы, на руках у папы нет. Видела я блёсточки. Так это от рыбы. И на маминых руках они есть, сколько мама не моет руки. Хоть одна блёсточка-чешуйка, а останется. Спрячется. Хитрая.

    Папа всё умеет делать. Вот волны выбрасывают на берег всякие корни. Папа, как увидит корень, берёт его и несёт домой. Говорит: «Ну, женщины мои, кто из вас видит в этом корне дракона?». Мама отвечает, что это обыкновенная коряга, и нечего фантазировать.
   - Без фантазии жить нельзя, - отвечает папа, и начинает тихонько свистеть, примеривается глазами к корню. Потом зовёт меня: «Дочка, давай наши инструменты». И начинаем мы с ним работать. Я подаю ему инструменты, убираю ненужные веточки.
    Всё равно получается дракон, как папа сказал. Вот он какой! Много у нас всяких деревянных зверей. И всех папа сделал. Ещё он смастерил крыльцо, какого нет ни у кого в посёлке. И окна у нас, как в кружевах. А забор наш не скалится в чужой огород, как говорит бабушка.

     Девочке, наверное, так хотелось оправдать своего отца, обелить его, что она уже, вроде бы, забыла свою обиду. Но лицо у неё было грустное. А, если присмотреться, то и слёзы можно было увидеть.
    - Нашла я как-то камешек, - девочка взяла в руку плоскую гальку, разукрашенную цветными полосами. – У того камешка были рот и нос. «Старик Хоттабыч!», - кричу я папе.
    А он посмотрел на меня, улыбнулся, погладил меня по голове и сказал: «Молодец, дочка, будет из тебя толк. Вот только усов и бороды нет у старика».
    Сделал папа усы и бороду из сухих веточек. Теперь Хоттабыч висит над моей кроватью. Мама говорит, что старик-волшебник рассказывает мне по ночам сказки, только я их не запоминаю. Я вот думаю, как бы проснуться ночью и подслушать, какие сказки Хоттабыч мне рассказывает.

    Одна из волн добежала до ног девочки, взбудоражила песок, и он защекотал ей пальцы. Девочка весело похлопала ладошкой по убегающей воде. Потом она выпрямилась, заслонив глаза рукой, посмотрела на Солнце, и вздохнула, как вздыхают люди, не освободившиеся от своих забот.
    - Мама тоже обидная, - сказала девочка. – Папа виноват. Вчера он накричал на маму: «Это ты учишь ребёнка говорить всякие пакости отцу!». И ещё он говорил, что в доме одни женщины, и они его не понимают. Вот родила бы мама ему сына, он бы понимал папу.
    Мама тоже стала кричать папе: «Чему бы ты его научил? Водку пить? Так таких и без него много на свете». Мама плакала и приговаривала, что выплакала все глаза. И скучная теперь мама. Не улыбается. Вот что-нибудь делает, варит суп или стирает, и вдруг вздрогнет, будто ей холодно стало.
     А папе она сказала, что, если он ещё хоть пальцем меня тронет, то мы его бросим. Уедем куда-нибудь.
   «Я не позволю тебе обижать ребёнка! – мама даже погрозила папе кулаком. – Ишь, какой нашёлся! Ты должен стать перед дочкой на колени и каяться!».
   Теперь в нашем доме тихо-тихо. Плакать хочется. И все деревянные звери грустные.

    Море играло и выносило волны всё дальше на берег. Наконец, одна  пенистая волна накрыла песчаную пещеру, сделанную девочкой, заполнила  всю, как будто хотела проверить, насколько там уютно. Девочка сначала упорно отстаивала своё сооружение, потом решительно растоптала его ногами.
   Она повернулась лицом к морю и долго стояла, глядя туда, где бегали белые «барашки». Казалось, она чего-то ждёт.
   Прошло ещё какое-то время.

   Девочка, наконец, решилась. Подошла поближе к воде и заговорила:
    - Я хочу сказать вам что-то, волны. Послушайте-е-е-е…
    - Слушаем, слушаем, - чудился ей ответ.
    - Папа мне сказал вчера, - продолжала девочка, - что не может не пить. Он рыбак, и должен быть сильным. Ты знаешь, дочка, что бывает, когда начинает баламутить наше Чёрное море – самое таинственное из морей на нашей планете, говорил папа. Словно, тысяча чертей нападут на катер, и трясут его, трясут, аж искры из глаз. А рыбаки не должны бояться и миллиона чертей. Их дело – сети. А что держит наши ноги и животы? Водка, будь она проклята! Как выпью я, так и нипочём ни ветер, ни шторм, ни холод. Вот и рассуди, дочка, выходит, водка помогает мне работать.

    - Но ведь папа раньше не пил. Я не знаю, что с ним случилось. И мама не знает.
      Может быть, он стал бояться вас, волны, и тебя – море?
      Волны, волны, не набрасывайтесь на папин катер, не трясите его. Волны, вы слышите-е-е-е?

    Но с морем стало происходить что-то непонятное. Волны беспорядочно, будто в смущении, натыкались одна на другую, и, не добираясь до берега, уходили назад. Ей казалось, что они что-то ей говорят. Но девочка не могла разобрать, что.
   Но вот она услышала:
   - Рыжик, доченька!
   Волны заговорили папиным голосом. Девочка оглянулась.
   Рядом стоял отец.
   Он увидел печальные глаза на осунувшемся, отрешённом личике дочери, её мокрые волосы, сбившееся в сторону платье.

   Словно её толкнул ветер, девочка рванулась было к отцу, и всё-таки не сделала ни шагу навстречу ему. Но и не отвернулась, не ушла.
   Она стояла и смотрела на отца. И столько было горя и тоски в её лице, в бессильно повисших руках, что он не посмел опустить глаза. Ему казалось: едва отведёт он взгляд, дочка исчезнет, уйдёт в море, которое успокаивает и манит.

   Девочка молчала. От неё со всех ног убегало детство. Надо было заступить ему дорогу, вернуть. Сейчас это мог сделать только отец.
   
   Здесь мы поставим точку.
              ===========================================================
       ВЗРОСЛЫЕ ЛЮДИ!        ДЕТЕЙ БИТЬ НЕЛЬЗЯ!

    Как-то я  была на родительском собрании. Администрация школы пригласила «на закуску» психолога. Дама говорила скучно, долго что-то бубнила  (прошу прощения за это слово, но по-другому не могу описать её выступление, можно ещё сказать – лепет) о том, как заставлять детей учиться и т.д.
    Пошли вопросы. Одна из родительниц спросила: «Можно ли ребёнка бить, и в каком случае это разрешается, с точки зрения, психологии?».
    Не падайте в обморок!  Психолог ответила примерно следующее: бить, конечно, нельзя, но  подзатыльник дать можно, если ребёнок того заслужил.

   Знаете, от чего можно ещё было на том собрании упасть в обморок? Никто  психологу не возразил – по поводу подзатыльника! Ни родители! Ни – главное: директор школы с какими-то регалиями, «заслуженный» и так далее, ни пять или шесть её заместителей по разным разделам работы в школе, ни школьный психолог!
   Почему не возразили педагоги? Им-то в институтах чётко преподают: детей бить нельзя – это посягательство на жизнь и здоровье; это насилие; это поругание чести и достоинства ребёнка; это уголовно наказуемое действо.
   Педагоги не возразили. Что это было? Гипноз от авторитета психолога, которого прислали из вышестоящей организации? Или сами педагоги считают, что иногда подзатыльник разрешается?

   Интернет позволяет обсуждать разные животрепещущие темы. Будьте осторожны!
   Мне рассказала свою историю знакомая. Её дочь, что называется, отбилась от рук, не хотела учиться, и прочее такое. Знакомая написала  свой вопрос: «Может ли она бить дочь, если никакие слова  до неё не доходят?», и попросила обсудить это в Интернете на  «форуме».
    Она получила совет от психолога, который принимал участие (вот не знаю, какого пола был тот психолог) в «форуме»: можно физически наказывать детей; но чуть-чуть.

   Не знаю, контролирует ли кто-то те «форумы». Нельзя всему верить, что говорят другие! Своя голова на плечах зачем?

    Если я вас ещё не убедила, что детей бить нельзя, сходите в какой-нибудь травматологический детский центр. Врачи расскажут вам о сломанных руках, вывернутых пальцах, разбитых носах, синяках, сотрясении мозга…Кстати, давая подзатыльник ребёнку, взрослый человек может сломать ему шейные позвонки – а это или смерть, или инвалидность.
   БИТЬ РЕБЁНКА – ЗНАЧИТ, БИТЬ СЛАБЕЕ СЕБЯ.

   Хотите узнать, что чувствует человек (независимо от возраста), когда ему дают пощёчину, подзатыльник, выворачивают руку, бьют ногами? Станьте экспонатом для битья. Пусть кто-нибудь «не хилый» проделает это с вами: даст пощёчину, подзатыльник, ударит ногой по ноге или в живот… Попробуйте, попробуйте! Наверняка, после этого вы что-то поймёте.

    ДЕТЕЙ БИТЬ НЕЛЬЗЯ!