6. Как курение продлило жизнь моему брату
А.В.Летенко
КАК КУРЕНИЕ ПРОДЛИЛО ЖИЗНЬ МОЕМУ БРАТУ
(Из воспоминаний)
Мой любимый брат Лёня, сколько я себя помню, всегда был моим кумиром. Он был значительно – на 16 лет – старше меня и относился к «ремарковскому» поколению. Тот, кто читал роман Эриха Марии Ремарка «Три товарища», помнит атрибуты, присущие его героям. Их было три - автомобили, кальвадос и любовь. Без всего этого не мог жить и мой брат.
Однако, это, конечно, были только внешние, «вторичные» что ли, признаки. Главное же, что их объединяло – это то, что эти ребята в нежном юношеском возрасте прошли через кроваво-грязное месиво мировой войны (ремарковские герои – первой из войн, а мой Лёня – второй), и вышли оттуда, хотя и морально утомлёнными и надломленными, но с чистыми душами и сердцами. Познав, что в смертельном бою главное – это ощущать плечо товарища, выше всего на свете они ценили настоящую мужскую дружбу и ради неё были готовы на всё.
Представителей этого поколения сохранилось мало, поскольку война прежде всего выбивала из военного строя неопытную молодёжь. Брат мой в войне - слава Богу! - выжил. Но, пощадив его во фронтовые годы, проклятая война всё же догнала его на «гражданке». Накопленные военные испытания в итоге сказались, и он ушёл из жизни в возрасте мужского расцвета – в 43 года. В наследство от брата мне достались его друзья. Это были разные по характеру и положению люди. Они перенесли на меня нерастраченные остатки любви, которую они испытывали к Лёне. Все они были настоящими, то есть состоявшимися в своей жизни мужчинами.
Военные дороги, которые прошёл Лёня, начались с мясорубки с красивым названием «Голубая линия», что вертелась несколько месяцев у кубанской станицы Крымской. Оставив в тех окопах более половины своих товарищей и не получив там ни единой царапины, Лёня двинулся на Запад. Путь его прошёл через Крым, Таврию, Молдавию, Трансильванию, Венгрию и завершился в столице Австрии Вене.
Интересно, что судьба его берегла, и первую рану он получил только в Венгрии, в городе Дебрецен. Об этом он всегда рассказывал с хитрой игривой улыбкой, ибо тогда он получил ножевое ранение на танцах, когда, на взгляд местных хлопцев, слишком уж интенсивно стал ухаживать за одной из весьма понравившихся ему мадьярок. К тому времени он уже был старшим сержантом и занимал офицерскую должность – начальника гаража 46 армии 2-го Украинского фронта. Тут сказалась его страстная любовь к моторам. Это заметили все, в том числе и начальство. И начальство не ошиблось: он трудился с увлечением, и к техническому состоянию его автомобильного хозяйства никогда не было ни малейших претензий.
К зиме 1944 года мой брат доехал на своём «Виллисе» до Будапешта, где наши войска задержались, чему было две причины: во-первых, мощнейшая и труднопреодолимая водная преграда – Дунай, во-вторых – яростное сопротивление отборных и хорошо вооружённых войск противника. Противники долгое время «любовались друг другом» с противоположных берегов реки, ведя взаимную «беспокоящую» стрельбу.
И вот однажды, закончив половину дневных дел, Лёня направился пешком по нешироким улочкам Пешта в сторону офицерской столовой 46 армии, к которой был приписан и где постоянно питался. Как только он спустил ногу с тротуара, чтобы перейти улицу ко входу в столовую, его остановил пожилой мадьяр и попросил угостить сигаретой. Сигарет у Лёни, как и вообще в Красной Армии тогда не было, и старику пришлось удовольствоваться папиросами. Пока мой брат объяснял, что у него нет сигарет, пока доставал папиросы, пока угощал ими, пока справлялся с барахлящей бензиновой зажигалкой, пока выслушивал слова благодарности, прошло какое-то время. И вот, когда церемонии закончились, Лёня повернулся в сторону столовой и спустил левую ногу с тротуара (он говорил мне, что точно помнит – именно левую), чтобы пересечь улицу. Шагнул и замер с распахнутыми глазами: прямо перед его взором прилетевший из Буды артиллерийский снаряд точнейшим образом прошил здание столовой от крыши до подвала. Взрыв разрушил весь дом до основания, накрыв обломками десятки находившихся там людей.
Брат говорил, что его ноги в тот момент подкосились, он весь мокрый сел на край тротуара и долго не мог прийти в себя. Только одна мысль сверлила ему голову: «где бы я сейчас был, не попроси этот старик у меня табачку? Где?Где?». А за его спиной, его новый знакомый, не выпуская изо рта драгоценной папиросы, с ужасом в голосе бормотал что-то по-венгерски. Через много лет, когда я советовал Лёне, наконец, бросить курить, он непременно отвечал: «Нет, брат, как я могу бросить курево, когда однажды оно мне прямо-таки жизнь спасло!». Так и курил до самой смерти.
В заключение ещё несколько слов о лёнином «Виллисе». Многие из бывавших в Венгрии во времена, когда она была ещё «братской» страной, могут вспомнить две больших красивых статуи, изображавшие советских офицеров с белыми флагами в руках, Эти памятники были сооружены у ведущих к Будапешту шоссе: один на дороге с Востока - со стороны аэропорта Ферихедь, а другой на дороге с Юга - со стороны Секешфехервара – второй мясорубки, в которую тогда попал мой брат. Это были памятники советским парламентёрам, подло, в нарушение святых и непреложных законов войны, расстрелянных противником. Так вот, обоих этих офицеров в их последний путь отвозил «Виллис» моего брата. Добавлю, что иногда на этоймашине ездил и О. Варихази - командир Будайского добровольческого полка 3-й Венгерской армии, воевавшей плечом к плечу с нашей 46-й.
И самое последнее. Фамилия одного из этих парламентёров была Шарохин. Его именем была названа улица в городе Печ, на которой жил мой близкий и любимый друг Пал Голобич. Нет, нет, Пал ещё жив, и дай Бог ему здоровья и многих лет жизни! Только вот его улица теперь носит имя Имре Надя. Без сомненья, думаю, что и упомянутые мною памятники либо валяются где-нибудь на задворках, либо давно переплавлены в печах завода «Чепель»…