«Если начал делать, так уж делай, чтоб не встал!»… - была такая песенка в моей молодости.
К чему это я? Ах, да!
Ей же, т.е. мой начальнице, было мало того, что она успела за один день сотворить! Когда получается – хочется ж больше! «Убей их всех!» - стало ее девизом.
Татьяна Петровна почувствовала запах крови и уже плохо контролировала себя, а все ее действия были доведены до автоматизма. ТУПОГО автоматизма.
Поэтому, когда она вышла из каморки, где у всех подозреваемых снимали отпечатки пальцев, то уже думала не мозгами, а непонятно чем, и совсем не представляла себе, как там ее сотрудники чувствуют себя в незнакомой обстановке огромного здания МВД. Да еще и в зимнее время! Да еще и далеко за полночь!
- Фу! Все! – она напялила на макушку дурацкую беретку и уселась на сидение стоявшего тут же автомобиля. - Поехали домой, Ларис! – сказала она своей подруге.
Та ждала ее со своим мужем до часа ночи у дверей страшного здания, сидя в салоне собственного автомобиля.
Лариса удивилась такому ее предложению и взглянула на собственного мужа, покрутив пальцем у виска.
- Таня! Ты совсем дура, да? – слова ее были правильны и нелицеприятны. – Ты совсем, что ли, мозги к ночи растеряла?
- А что такое? – дура была настоящей ДУРОЙ.
- Тань! Ты совсем перестала соображать, ей богу! Или таблеток каких-то наглоталась.., - Лариса не выбирала выражений. – Там, в ментовке, ТВОЙ сотрудник находится. А вдруг с ним что-нибудь там произойдет? Вдруг случится так, что он живым оттуда не выйдет? Там же еще и ребенок его! Игорь тебя потом по стенке размажет, если с его сыном что-то случится! И будет прав!
Ларисе не откажешь в логике и осторожности. Жизненным опытом она успела обзавестись. Чего никак не скажешь о ее подруге.
Татьяна Петровна долго смотрела в звездное ночное небо, просчитывая все варианты своего дальнейшего поведения и советуясь со звездами, потом скривила рот, зло сплюнула себе под ноги и вылезла из теплой машины на мороз. Она, наконец-то, правильно решила, что в данном случае ей все-таки лучше прислушаться к словам Ларисы, попридержать коней и подождать исхода событий.
Как же она, наверное, тогда ненавидела меня - я даже не представляю – и спать уже хочется, и устала смертельно, и надоели все до ****и фени!
Лариса потом мне говорила, что она увидела даже настоящую ненависть в рыбьих глазах Петровны. Еще бы! Такого исхода рабочего дня даже она не могла предположить и просчитать.
Слава богу, что в тот день мы остались живы! Но дома, в три часа ночи, я опять услышал от жены все, что даже за собой раньше и не замечал – и что язык у меня до колен и даже ниже, и что я, о боже!, очень конфликтный и скандальный, и что я - плохой отец, который является таким же плохим образцом для подражания. Мои родители тоже оказались причастными к нашим семейным путешествиям по застенкам милицейского гестапо – им тоже досталось. А уж бабушка в гробу перевернулась не одну сотню раз. (Прости меня, пожалуйста, бабушка!). В общем, жена договорилась до того, что расстрел у кирпичной стены Бутырки – это самое лучшее, что меня ожидает в ближайшем будущем. И это - самый мягкий вариант по отношению ко мне. Другие варианты я и не перечисляю – их было что-то около миллиона. И все с печальным исходом.
Вместо того чтобы хотя бы на секунду встать на мою сторону и почувствовать, как это - быть «ограбленным» своей же начальницей, она до самого утра продолжала утюжить меня своими обвинениями. Поэтому, к тому времени, как прозвонил будильник на работу, я был уже опять и «бодр и весел».
- «Бодры» надо говорить бодрее. А «веселы» - веселее, - так, помнится, говорил товарищ Дынин из незабвенного детского фильма.
Что я и старался делать, собираясь на работу.
О! После этой ночи я настолько сильно возненавидел весь женский род, что слов в моем лексиконе просто не хватает до сих пор, чтобы выразить все это! Сказать, что лютой ненавистью – это значит, что ничего не сказать и просто простить их!
И до этого инцидента женщины для меня давно перестали существовать, как объекты вожделения, но после подобных выкрутасов они стали для меня, что красная тряпка для быка. Покажи тряпку – и я взбунтуюсь.
Всю эту историю своего «жизненного падения» я рассказывал Сергею во время нашей следующей встречи.
Мы гуляли с ним вдоль монастыря на Пролетарке, и в перерывах между какими-то датами в истории этого сооружения я отвечал на бесконечные вопросы моего нового любовника. Целоваться мы тоже не забывали, когда рядом никого не было.
Сегодня ему вдруг стало интересно, как и почему я стал геем, будучи женатым человеком и с сыном на руках. Уже не грудным, но зато - СОБСТВЕННЫМ!
Прошло много лет и события тех дней вспоминались теперь с улыбкой. Да и зло на всех причастных к тем событиям давно сошло на нет. Невозможно всю жизнь ненавидеть – устаешь и сходишь от этого потихоньку с ума. Поэтому я расслабился и разоткровенничался перед Сережей.