СЕСТРЫ
Уютный такой городок, маленький, с булыжными площадями и высокими шпилями старых церквей. Жители его, добропорядочные бюргеры, рано встают и рано ложатся спать, не любят склок и скандалов. Жить в таком городке хорошо по многим причинам, главная из которых – осознание себя, как частицы единого целого. Это чувство дают примелькавшиеся лица людей, стабильность общества и привязанность к родному теперь месту.
Люда перевернула тонкую страницу, снова склонилась над Библией. В квартире тихо, чисто, дети в школе, в кухне на столе стоит готовый обед. Пришла с работы, есть полчасика - можно и почитать, приготовиться к вечернему собранию в церкви. Церковь небольшая, да своя, любимая: здесь душа возвышается в прикосновении к божественному, уходит от будней и суеты мирской, жизнь наполняется особенным смыслом. Люда попала в эту церковь сразу же по приезде в Германию вроде бы случайно, но конечно же, не случайно – Бог привел. Не бегала она по различным конфессиям, держалась одного берега, и Бог вознаграждал спокойной в духовном плане жизнью. А забот всегда хватало: ведь одна с двумя детьми, муж остался на старой Родине допивать недопитую водку и любить недолюбленных женщин. Спасибо, роспись свою поставил на разрешение детей увезти, да это ему недорогого стоило: он навряд ли до сих пор понял, что потерял, от чего отказался в своей непутевой жизни. Даже после свадьбы он не ценил усилий жены уберечь, удержать семью, а когда родились двойняшки, и вовсе завыкобенивался: то принеси, это подай, а денег от него Людмила не видывала, о любви да уважении и помышлять не смела. Шатко да валко время шло, считалась Людмила замужней бабою, а утешенье одно было – другие, мол, так же живут, а есть - и еще хуже.
Наступили в политике другие времена, поднялась Людмилина родня в Германию ехать. Людмила тоже документы подала, мужа русского вписала - да не судьба, видно. Муж ехать наотрез отказался, Германию потоками грязных слов поливая. Замученная таким замужеством, женщина не сильно и уговаривала – все перегорело в душе. В награду за пережитые страдания жила неугасаемая радость в сердце Людмилы – нашла она дорогу к Богу, и веселые глаза близняшек освещали материнским счастьем ее путь. Росли мальчишки крепкими, боевыми, мать свою любили любовью верною и безраздельною. Так и зажили ладком в Германии: мать на курсы – дети в детский садик, потом мать на работу – дети в школу, по воскресеньям все вместе на собрание в церковь. А в церкви всегда одно: как зайдешь, вздохнешь воздух, напоенный любовью сестер и братьев во Христе, так и забъется радостно сердце, отступает боль одиночества и накипь обид.
Садилась Людмила обычно на одно и то же место, слева в четвертом ряду, с Галей Грос рядышком. Галя никогда не пропускала собрания, разве только по большой необходимости. Приходили обе сестры заранее, делились пережитым за неделю, советовались как поступить, радовались успехам друг друга, печалились в неудачах, делились кухонными рецептами и хозяйскими секретами. А начнут братья службу – им обеим хорошо рядом сидеть на молитве, вместе в хоре петь хвалу Господу и чувствовать, как обе они дорожат верой, живущей в их душах. Крупные, рослые, они сошли бы за родных сестер, только волосы совсем различны: Людмила светловолосая, Галя же – жгучая брюнетка. Семья Галины, муж и двое детей, хорошо принимали Людмилу, несмотря на то, что муж был неверующим, и это служило причиной споров в семье. Старшая дочь Гросов была уже самостоятельной девушкой, а вот младший парнишка - ровесник близнецов, общие интересы тесно связывали ребят.
В очередное воскресенье Людмила пришла в церковь, как обычно, пораньше и стала поджидать подругу. Она посматривала на входные двери и прикидывала, что могло случиться, почему та не приходит. “Вчера вечером по телефону Галя ни о чем не предупредила меня. Дети здоровы, муж дома, гостей издалека не ожидалось... Может опять приступ, высокое давление?“ - думала она, глядя на пустующее рядом место. За окном моросил дождик, и на душе было неспокойно. Собрание наполнялось народом, атмосфера добра и взаимопонимания царила вокруг. Один брат во время службы особенно выделил слова из Писания о взаимопомощи между христианами: „Носите бремена друг друга“. После собрания, с этим напутствием в душе, направилась Людмила к своей христианской сестре узнать, не случилось ли чего непредвиденного. Мальчишки ее поторопились домой, ведь с вечера они договорились встретиться с сыном Гросов. „У них своих дел полно, поеду сама“, -решила Людмила и зашагала по улице к автобусной остановке.
Переступая через мелкие лужи, она обдумывала, что приготовить сегодня на ужин. Обед стоял на плите, мальчишки ее самостоятельные, если и придется задержаться – сами поесть возьмут. Она оглянулась вокруг: похоже было, что осень взялась отстаивать свои права: кроны деревьев пестрели разными красками, пожухлые листья падали в сентябрьскую сырость, холодный воздух пытался пробраться за ворот. Прохожие прятали лица за зонтиками, торопились по уютным домам и квартирам, и на остановке почти никого не было. Автобус проехал по длинной мокрой улице, застроенной серыми домами, засаженной молодыми липами. Людмила сошла на остановке с веселым названием „Sonnenschein“. „Выгляни, солнышко, где твои лучи?“ - улыбнулась она. Но солнышко пряталось за плотным слоем темных туч, и ничего не предвещало бабьего лета. Отсюда, с городской окраины, начинались улицы частных особняков. Ухоженные полисадники с разнообразными сортами деревьев, кипарисовые и ломберовые ограды, гладиолусы и георгины...
Людмила подошла к дому Гросов, поднялась по невысокому крыльцу, нажала на медный звонок. Дверь открыл Виктор:
-Проходи, я ждал тебя, -напряженно улыбнулся. -Знал, что ты обязательно придешь.
Людмила стряхнула воду с зонта на крыльцо, поставила его у порога, чуть прикрыла дверь, прошла в просторную чистую прихожую. В доме не пахло пирогами, хоть Галя любила печь.
-А где же хозяйка? - спросила обеспокоенная женщина.
-Ну вот! Сразу за хозяйку, а я тебе, что ли не человек? - пошутил Виктор и жестом пригласил Людмилу в большую комнату.
Невысокий и невидный из себя, Виктор был замечательным мастером на все руки. Этот огромный дом, он, считай,сам построил своими руками. За каждую работу брался с охотой, все выходило у него споро и качественно, на удивление всем людям. Белобрысый, со светло-голубыми глазами, он был незаметным рядом со своей черноглазой, чернобровой женой, но сейчас, в сумрачном свете осеннего дня, он показался Людмиле значительным, полным загадки, совершенно иным, чем обычно. Чтобы развеять это впечатление, она заговорила нарочито громко:
-Так где же все-таки Галина, что случилось? И где дети? Почему ты один дома сидишь?
Виктор хмыкнул:
-Ночью Галю с давлением в больницу увез. Полежит несколько дней, отойдет. Старшая дочь у подружки, а младший к твоим пацанам поехал.
Людмила вздохнула.
-Ну ладно, тогда пойду. В больницу сегодня после обеда съезжу. Какая палата? -Она повернулась, чтобы выйти.
-А про меня не спросила? Как я? Может, мне чего-нибудь нужно? -отозвался Виктор тихо.
Людмила кинула на него смущенный взгляд.
-Не нравишься ты мне сегодня, Виктор. Смурной какой-то... Переживаешь, наверное, сильно. Поправится Галя, не первый раз такое с ней.
Людмила остановилась, поправила кофточку, почему-то пробежала по пуговицам застежки. Виктор подошел ближе, потом еще ближе. Осторожно, словно прикоснулся к испуганной птице, взял ее руки в свои...
В доме стояла напряженная тишина, только равномерно тикали часы на стене.
-Ты не бойся признаться, -прошелестел голос мужчины , - признаться, голубка моя ясноокая, что давно уже нравлюсь я тебе. Так ведь? -Людмила резко отдернула руки. Но не тут-то было! Шершавые от работы, мускулистые ладони крепко держали ее.
-Не пара я тебе. Да? Негодящий мужик? -в ожесточении крикнул Виктор. -Тебе красавца подавай! Ну, конечно, с твоими-то глазищами! То и сидишь одна столько лет, все ковыряешься, достойного ждешь...-Голос его стал визгливым. - А где он, достойный твой? Что-то не находится! А жизнь-то идет... Идет! -Он выругался и еще крепче ухватил руки сжавшейся в комок женщины.
-Ну что ты на меня выставилась, не ожидала? А когда я Гале в церковь перестал запрещать бегать, чтоб только ты к нам приходила почаще, это ты оценила? Когда молча возле тебя сидел, виду не подавал, чтоб не спугнуть тебя, это ты понимала? -сбивчиво перечислял он. -Думаешь, я не знал, что когда ты мой дом нахваливаешь, ты обо мне мечтаешь? Мечтаешь, чтобы тебе я такой же дом отгрохал и с тобой жил, а не с Галей!
У Людмилы, казалось, отнялся дар речи, она только протестующе затрясла головой. -И отгрохаю, -продолжал горячо Виктор. -Отгрохаю! Все брошу тут, ничего не надо, только будь со мной! -Он странно захлюпал носом, светлые глаза его увлажнились, и он повалился в ноги Людмиле...
„Да что же это делается, что же делается?! Какое безобразие! „ повторяла Людмила про себя, не чувствуя в себе сил остановить напор чувств, перебороть ситуацию.
Вдруг мысли ее резко изменили направление: „А ведь действительно, я давно желала этого мига,“ - поняла она, и правда предстала перед ней во всей своей наготе. В оцепенении, боясь пошевельнуться, слушала она, как бегут секунды, превращаясь в минуты. „Виновата... Ничего не совершив, виновата уже одними мыслями о нем“, - испуганно билось в мозгу.
-Нет! Никогда я не буду с тобой! -решительно оттолкнула она Виктора, обнимаюшего ей колени. -Как же Галя, как же дети? -Она сжала пальцы до посинения. -Господи, спаси и сохрани от греха, от грешных действий и помыслов!
Виктор встрепенулся.
-Господа своего зовешь? Порушить любовь нашу хочешь? А разве Бог не радуется, если люди счастливы? Или он беды и искушения для людей готовит, а счастье только в служении ему признает? -запальчиво заговорил он, пытаясь обнять Людмилу еще крепче. -Разве Бог это не любовь? У вас же так учат, я все знаю про вашу веру! Бог милостив, он прощает людей и желает добра всем. За что же он будет к нам несправедлив? За то, что мы любим друг друга? -Виктор вопросительно всматривался в глаза дорогой ему женщины, желая всеми силами души склонить ее на свою сторону.
-Нет, нет, -сдавленно ответила Людмила, улавливая его страдания, но не признавая логики. Сердце ее колотилось в груди, и казалось, вырвется из горла криком.-Нельзя строить счастья на несчастьях других.- В спутанном сознании четко всплыли строчки из Писания.- Павел в Послании к евреям сказал: „Брак у всех да будет честен и ложе непорочно, блудников же и прелюбодеев судит Бог.“
Виктор закрыл ей рот рукой.
-Так то же евреям! А мы с тобой не евреи, ведь верно? -Людмила отрицательно качнула головой.- Вот видишь! А я со своей Галей всякие бредни слушал, но у нас с тобой так не будет! Станем свободными! Вырвемся из кабалы, суеты, будней! Как все это надоело! Нет, мы с тобой заживем радостно, свободно! Буду тебя любить, жалеть... Желанная моя... -Он крепко прижал к груди Людмилу.
Запах мужчины, бритый подбородок у ее щеки, крепкие руки в обхват...Голова у Людмилы закружилась, она едва не лишилась чувств.
Из глубины души поднялись две волны: радости и вины, одна накатила на другую и захлестнула ее. С усилием Людмила оттолкнула Виктора, вырвалась из цепких рук и, сломя голову, бросилась к входной двери. Дверь была не закрыта, и за одну секунду женщина оказалась на улице под моросящим дождем. Она соскользнула с крыльца и, не разбирая дороги, помчалась-полетела к автобусной остановке. Только когда поняла, что никто не догоняет ее, она оглянулась: Виктор стоял у ворот дома бессильно опустив руки, фигура его согнулась и чуть наклонилась вперед. Людмилу пронзила мысль: „Как он состарился с тех пор, когда я впервые увидела его!“ Она отвернулась, чтобы сердце не щемило, и поторопилась вдоль домов по широкой улице. Прохожих не было, только пышные пестрые цветы на газонах кивали Людмиле мокрыми головками.
На становке пришлось подождать. Людмила со страхом смотрела на черный асфальт улицы по которой только что пробежала, боясь увидеть на ней знакомую фигуру... Ее все еще мелко трясло, холодные струи дождя стекали по лицу, заползали под одежду. Ноги совершенно промокли. Прошло не меньше четверти часа, пока она поняла, что по лицу катятся не только капли дождя, но и слезы.
„Что же делать, что делать?“ -билось в голове. Поочередно перед мысленным ее взором предвставали то Галина, с ее веселыми черными глазами, то любопытные лица близняшек, то строгий взгляд давно умершей матери, то согнутая фигура Виктора на крыльце.
Домой она приехала усталой, разбитой. Быстро приняла душ, выпила ромашкового чаю и легла в постель. Ребята не мешали, занимались в своей комнате. Вечером Людмила собралась в больницу. Взяла сок, фрукты, христианские стихи, выписанные недавно по каталогу, новый зонтик - дождь не кончался - и вышла на улицу в уходящий день. Влажные серые сумерки холодили сердце.
Людмила спокойно вошла в больничную палату. На белой полушке расслабленно лежала Галина, глаза ее были прикрыты, она, казалось, дремала. Почувствовав взгляд, открыла глаза, чуть порозовела от радости. Они сердечно расцеловались.
-Как это тебя угораздило опять заболеть? -шутливо спросила Людмила.
-Да вот по больнице соскучилась, - в тон ей ответила Галя, взяв в ладони тонкие пальцы подруги.
-Ну рассказывай, как здоровье,- Людмила ласково посмотрела на больную.
-Жалеть будешь?- хмыкнула та.
-Да уж буду, конечно,- улыбнулась подруга.
Они посмотрели в глаза друг другу. К соседке по палате пришел муж, взял стул, тихо придвинул его к кровати супруги.
-Сначала ты расскажи, что сегодня на собрании было, -попросила Галя.
-Будь по-твоему,-наклонила голову гостья.
Разговор побежал-заструился вокруг вопросов веры, потом вокруг ежедневных забот. И было им хорошо вдвоем сидеть вот так рядом и говорить- ненаговориться, словно родным сестрам.
В палату зашел дежурный врач с медсестрой: начался вечерний обход больных. Соседка стала жаловаться на боли, а Людмила засобиралась домой. Перед уходом она склонилась над Галиной.
-Знаешь, дорогая моя, ты только не волнуйся, я вот надумала переехать к дяде, к морю. Ты же помнишь, наверное, что они с женой давно меня звали к себе...- Голос ее дрогнул. - Да и море для здоровья полезно...
-Как переехать?-Черные брови Галины выгнулись дугой. -Ты что городишь? Какая родня? У тебя тут тетка! Какое море? Это ведь северное море, оно холодное, там ветра насквозь продувают, тебе это надо? -Она с недоверием воззрилась на поникшую Людмилу.-Ты же сама говорила, что никогда к ним не поедешь, потому что у дядьки характер тяжелый. И собрания такого как у нас там нет!
-Господь усмотрит, куда буду там ходить. Найдется мне место, где служить ему. Ничего, с Божьей помощью справлюсь с переездом. А дяде помогать надо - он болеет.
Между ними повисла глубокая пауза. Людмила хмуро смотрела в окно, где вечер захватывал себе пространство дня, а начавшая желтеть липа роняла крупные листья на подоконник. Галина теребила конец пододеяльника.
-Подожди, не решай сплеча, -наконец заговорила Галя тихо. -Детей в другую школу переводить, новую квартиру получать – это же сплошной стресс... Как ты решаешься нас бросать? Ведь мы с Виктором тебе, как родные! Ребятишки наши настоящие друзья по детству! -Она помолчала.-Зачем тебе разрушать налаженный с таким трудом быт, обрывать связи с друзьями и знакомыми, с сестрами и братьями по вере? -Галя волновалась, на смуглых щеках выступил румянец.
Людмила ничего не отвечала, на лице ее читалась неумолимость, и внимательно всматриваясь в серые серьезные глаза подруги, Галя поняла, что решение принято бесповоротно.
-Вот значит как,- протяжно вздохнула она. Значит, уезжаешь... Ну что же, если на то Божье благословление есть...
На глазах Людмилы выступили слезы.
-Господа нельзя просить помочь в плохом деле – грех это. А пути наши Он знает, на верную дорогу всегда помогает выйти. Спасибо тебе, сестра, за доброту и дружбу.
Она отвернулась. Слезы брызнули из ее глаз, покатились по щекам, подбородку, западали на светлую ткань кофточки. Людмила поискала в сумочке платок, вытерла лицо. Галина приподнялась, обняла подругу, и они вместе заплакали.
-Мы с Виктором поможем тебе с переездом, ты не беспокойся, -хлюпала носом Галя. Виктор тебе мебель загрузит и перевезет... Будем в гости приезжать, да ведь это через всю Германию ехать... Может, передумаешь еще?.. - с надеждой заглянула она в глаза подруги. -Нет, не передумаю, -твердо ответила та. А тебе, дорогая сестренка, волноваться никак нельзя. Ну зачем я тебе это сегодня сказала! Можно было ведь и подождать с такой новостью.
Галя протестуюше взмахнула рукой.
-Что ты! Конечно, мне первой и сразу! Правильно, что сказала! Кто тебя лучше меня поймет?
Людмила отвела глаза в сторону.
-Давай прощаться, тебе отдыхать надо, думать только о приятном.-Она поцеловала больную, поправила ей подушку под головой.
Сердечность и искренность украсили их расставание. Людмила пошла к двери. В минуту, когда она взялась за железную ручку, ей подумалось: „Вот и все! Мы попрощались навсегда. Спасибо, Господь, что даешь мне разум и силы следовать твоей дорогой. Дай здоровья и счастья Гале, не оставь меня и моих детей в искушениях и испытаниях. Аминь.“ Она вышла из палаты и закрыла за собой дверь.