Под товары положив мешки, и жару презрев, и суматоху,
на блошином рынке старики, продают ушедшую эпоху.
А у ног их век двадцатый спит.
Кажется, дотронешься неловко –
самовар помятый закипит, патефона заскрипит иголка.
Оживут страницы старых книг запахами типографской краски.
Спину разогнет седой старик, молодея на глазах, как в сказке,
Заалеет галстук на груди, включит кто-то громко радиолу,
и с волос рассыпав бигуди, мама поведет за ручку в школу.
Только чертит в небе карандаш низко провода над головами.
Дорого ли прошлое продашь, сваленное грудой под ногами?
Разломав столетье на куски, и жару презрев, и суматоху,
на блошином рынке старики продают ушедшую эпоху…