29 декабря, к завершению день, открываю лениво глаза,
А может, один, и воспользовавшись отверстием в жалюзи,
Солнце лично со мной прощается, ибо город уже обогрет
Насколько позволяет зима.
Тончайший фотоновый круг заполнил глазок, откидывая
Тень в яблоко, я прищурился, и свет, осевший на кончиках
Ресниц, искривился и явил миллионы радуг, наложившихся
друг на друга, подарив мне ослепительную картину...
Вот я поднялся и вспомнил, как вчера отправлял письмо
В экспертную службу сайта, в который мне попасть невозможно,
Но ответа не последовало, как будто меня нет...
Ну и ладно, теперь-то я знаю, чего стоят подобные старания,
Когда интернету отдаёшь части души, а он их не замечает,
Т.е. люди в нём, как детали – вполне заменимые в финансовой
Машине алгоритмами прописанными рекламой и удобством
в подсознании перевариваются.
Ничего мне не остаётся, как начать всё заново, может
На другом сайте, неважно, не могу я молчать в то время
Как половина Земли голодает, а другая обжирается, да
Словами мало чем могу помочь, но хоть не боюсь указать
На нелюдей, держащих в руках состояния, на четверть
от легального воровства...
И если как скульптор не отсеку лишнюю мишуру от
Того, что считал идеальным, потом буду вдвойне расплачиваться
Как скупой или умирать от само-отчаяния.
Да работы прибавилось и не факт что по зубам, но было бы
Гораздо хуже и противней, если бы вообще ничего оставалось
делать...
И вот с такими позитивными мыслями я отправился в любимую
Ванную, где за водой часто теперь наблюдаю, к тому же она
Чисто успокаивает; в отражении её беспокойном, от душа напора
Как бы хорошо не видел – форму потолка не различишь...
И когда погружаешь смиренно безобразное в неё тело,
Она как Бог приютит и даже член, выглядывающий из,
Мочащийся представляется благородным фонтаном.
И худощавые неровности приобретут бледное изящество
утопленника... А на кухне тишина, если не прислушиваться
К небу, оно прямо в окне, голубое; сядешь на стул вот и
С нижнего ракурса казалось, невыгодного, обретаешь свободу
засоренного цивилизацией сознания.
Возвращаюсь туда, с чего всё начиналось, а именно в спальню,
Так теперь это место адекватней называть, и соприкоснувшись
Носом с уличным воздухом, вспоминаю, что за стеной кипит зима;
Она в принципе не отличается о лета, разве что вытесняет тепло
Из пространства и цвета преимущественно деревьев, которые
Стоят сейчас голые, как и белым обрисованные, тёмные
Воспоминания и негативные эмоции... и если не считать
Надоедливых самолётов, визгов тормозов, то звуки все
Характерные для жизни – исчезли вместе с птицами, но конечно
Они никуда не делись, а просто валяются мёртвые голуби
у подъезда...
Но придёт время, и вернутся чирикающие хоры и оркестры,
Зелень, тепло и смех, главное остаться на ногах как минимум.
А пока иллюзия весны из-за аномалии, снег падает, тает, пугает,
Но запах кофе спасает в горьком уюте, как всегда верчу кружку
И замечаю независимость пенки – она в противоположную
Крутится или замирает.
Ёлка уже в зале подключена, т.е. искусственная, но ростом
Та же что и живая только не пахнет и не желтеют иголки
И не отваливаются; огоньки всех цветов на ней разбросаны
Напоминая о каком-то новом годе, существующем лишь
В абстракции, да в стакане и на следующий день в мёртвом
Городе.... они отражаются от всех зеркал в окне и там во мне.
Наверное, работая священником, мне бы было легче встречать
Года, по-крайней мере не нужно быть умнее муравья, да и
Внешность позволяет, ведь не красавцам самая дорога к Богу
На чай... а остальным к порокам и благам.
Но если в ограниченности относительно его вкусов не сомневался,
То думал, стою немало, если с остальными сравнивать...
Так вот развеял вопрос рисунок племянницы по заказу,
Мол, меня в космосе, так и получил скафандр без тела в звёздном.
Так что максимум, на что могу рассчитывать, так это знаменитый
Зонт «грей фларенс», чёрный, слегка урбанистический,
Но функцию свою выполняющий, блестяще откидывая капли.
И если защищать от воды девушку, то низкого сорта, ибо
в наше время высоких мало, а остальные на каблуках...
29 декабря, обычный день, но только после Солнца,
А до этого казалось – сумасшествия на улице, преимущественно
На рынках и магазинах – есть следствие счастья, но когда стемнело,
И мозг остыл до крайности, я вспомнил вдруг, накануне экзамена
Основателя социологии Конта и его подражателей, был прав
Абсолютно, общество развивается строго зависимо от прогресса
Разума, женщины стали умней, а мужчины ещё, и поэтому скрывают,
ибо влечение сильней...
А алогичные нерационалы подобные мне в пролёте от устоявшихся
Связей, они пытаются в себе воплотить мир во всех красках,
И жизнь тут ломается т.к. плод всегда меньше матери,
т.е. слов отразить её не хватит.
Можно меня обозначить как узкоразумного индивида, но в мере
Необходимой знаю, что от боли и смерти скрываться – глупая слабость.
Если человек не готов умереть хотя бы ради себя, то чего стоит его жизнь?
Смерть неизбежно, а боль часто выручает, и не только возрождением
Слабости к существованию.
Вот сейчас уже ночь, пора бы спать, завтра экзамен, но мозг неугомонный
Гоняет экзотических насекомых, и только локальное воспаление
За правым глазом изматывает его волю, и я невольно засыпаю...
Но до этих моментов, погружения в сонную бездну, я замечаю за телом
Некоторые интересные закономерности, в частности зависимость зрения
От чувства конечностей, так открыв глаза, я больше живу окном,
Слегка освещённым Луной, а при закрытых можно сказать –
сижу рядом с ногой... И когда одеялом некоторые части не закрыты –
Испытывают холод, но почему-то именно их в отличие от скрывшихся
В тепле, осознаю как имеющих место в бытие.
Стук часов, несмотря на всеобщее движение, меня блокируют в одном
Положении и состоянии духа, как бы замурованного в механических дугах
Протяжённостью во всеобщий недуг, и только стук не такой отмеренный
Сердца бесшумно приглушает тиканье, напоминая, что я есть сейчас тут,
А до этого буду уже там... Ну и вот уже утро, 30-е. это конечно не 29-е,
Но связь как никогда остаётся... я одеваюсь неспеша голодный,
Не нуждающийся в позитивных эмоциях, выхожу на минус 7 градусов,
Это тепло, но на душе ещё теплей от беспрерывных впечатлений, то
От темноты, то от снежинок, и дорог нечищеных, а если и чищенных,
То одним на весь город трактором, которого самого надо почистить
И того кто в нём... желательно вылечить...
А после и редким трамваев, в котором за 15 лет мало что изменилось,
Кроме ёлочки на окнах картонной да снежинок...
И конечно не заметить сложно, если не лень поднимать голову,
По всей уличной плоскости гирлянда из сотни искусственных солнышек,
Но не везде они освещают белизну; так на местах остановки отсутствуют
Пустотой, там нет столбов, не за что повесить, да и над кем?
Над людьми, которые, зная, куда едут, не знают куда попадут...
Ещё десятки машин и людей и нелюдей, как знать, кто из них одушевлён,
А кто – совокупность костей? За пределами «Ленинского округа»,
Всегда чувствую себя незащищённым; там всё слишком городское,
Вот торговый центр строится, а рядом мечеть; там всё покупается
И продаётся, и не к месту бесплатная вера.
Вместо дома культуры теперь «азбука» мебели – объекты заманчивы,
Но дешевле были театральные представления.
«Площадь Кирова» неизменная уныла, кольцевая в ледяных наростах,
И трубы теплостанции как ёлки, разве что пахнут свежим дымом.
Эпизоды экзамена я не так хорошо помню, кроме тех глаз шикарных
Что называл стеклом гламура... нет, это не так, беру слова обратно,
В секунды беззвучного крика отчаянья подобная чистейшая красота
Спасает. И та, которую люблю и любил раньше, но по-особому теперь
Мне привычкой улыбается, чтобы не обидеть...
Я просил не уходить далеко, она ждала в коридоре, я вышел и
Растеряно подарил конфеты, а за ними и своё тепло незаметное,
Как одной из прекраснейших созданий неподвластной времени даже,
Ибо её замедлить не мог даже мой медленный на чувства разум.
А после гигантских разочарований и тяготений к красавицам,
Болтался как кукла на нитке над снежными мини-холмами, как бы
Из драгоценностей бесценных, где из тропинки у носа автобуса
Показалась миниатюрная особа в характерной этому времени
Маскировочной шубке, но с взрослыми сапогами на ногах
Свойственно для женщин на морозе скрещенных...
Привязанной к небу, т.е. ни к чему практически, тем более солнечные
Всплески в голубых разрывах накрылись волной скоплений серых,
Они осадки увеличили и ветер, вот что значит затишье перед...
но меня удивить уже нечем.
Где бы ты ни был и сколько не потерял времени в пустую, главное
Туда вернуться, где тебя ждут и ценят, хоть это и в пустоте...
Нет, это не эскапизм и не игра в углы за углами... дефиниция такова,
Ты есть тело и вложенные в него элементы полноценные в единстве
С осознанием себя как рефрена частичного, ищущая подражания
Количественно, чтобы возросла ассоциация качественно трансцендентально,
Увеличиваясь идеализацией, трансформируясь молекулярно в нефизическое.
Или из Конта в Канта, в никуда...
Из интроспекции в ретроспекцию, а меж – аллитерация оптимистически-
Пессимистическая, сгибающийся стержень под разгибающейся сутью
Истинной величины вещей... но нет смысла катать себя по вертикалям и
Горизонталям, восходящих, нисходящих ролях, статусах, и в сути
Воспроизводить уже существующее, если только не развивая.
Мысль потеряна, значит была неважна... неудивительно, ведь я
Скорее ничто до неопределённой степени. Что я делаю сейчас?
Включен «The Verve» и вместе с ним психоделически весь космос
Стал ближе, и могу гулять по Марсу мысленно или на его орбите играться
Спутником, считая звёзды, и не нужны мне миллиардные корабли, которые
Скорее сломаются, чем голова, и её загубив в безжизненном пространстве.
Рядом Бродский, книга интервью, точнее под подушкой, нам вместе хорошо,
Но никогда он в руках, ибо так я от него далек, как и он от меня... бесконечно.
Вот ещё одно доказательство связи ускорительной силы музыки и поэзии, кроме
Нобелевской речи духовного отца. Слушая, что либо, можешь не заметить
Как пересёк городишку или возвысился, не оставляя руин...
И снова ночь очернила снег, дав шанс столбам на смысл, как и сахар брошенный
В кофе, а до этого в микроволновке, вода холодная шумом волн опять же
Что громче всегда именно ночью, относительно голодного лая, отдалённого
временем, грелась.
Пью его в ней по привычке, как и отдаюсь стихам, однажды заразивших душу,
Затем впитавшихся в кости обретя хроническую форму, настолько вещи
Окружающие схожи, что и слова одни на многие, вот окно в мир тёмное,
О нет, это зеркальце воспроизводит то, что за спиной, одновременно в нём
Отражая стёкла моих очков, в которых огонёк от лампочки, т.е. даже в этих
Неопределённостях, можно точно вычислить, куда глаза смотрят.
Оказалось в опустошении можно её саму созерцать вопиюще,
Когда сам воздух давит на лёгкие, и в жалости видишь любви проблеск.
Каждый предмет в мире озвучен как минимум тишиной, как и клетки
Тела жизнью или движением, а дальше – куда заведут мысли...
В движущуюся реку, против, Тихий океан или болото.
31-е настигло, календарь как всегда невовремя, стол не накрыт и
Не моргает ёлка, улицы мёртвые, забились в квадраты точки, бокалы
Поднимают над одной или нескольким свечами, но самые тёплые из них
Две соединённых губами, а кто взрывает бомбы, наверное, срывая злость
На год и ещё в придачу такой же... Им, возможно, кажется, это великий день,
Последний в чём-то как вчерашний, на месте или для чего-то начало...
В праздничные дни, к вечеру особо, друзья на удивление чрезмерно
Дружелюбны, приглашают, говоря как это важно один день хотя бы
Провести в кругу счастливых лиц, но в соотношении 1 к 360 – это
так же противно незначимо.
Вот ещё один заход Солнца, стихла музыка вверху и внизу к полуночи,
Застучал фарфор и прочее... мигалки дополнили гирлянды, салют дешёвый.
Вспомним, что было великого из невеликих ходов... встретим утро уставшими,
Как никогда в кровать стремящимися... обретя невесомость знаний,
Идей и планов, мы с чистоты начинаем сначала головы, затем интерьера,
А после в словах, а они делают остальное.
Новый год миновал – один из великих праздников, это для общества
Как для одного день рождения, и в этот день создаётся атмосфера единства,
Уходящая с первым тающим снегом под оком весеннего неба.