С легкой тупой болью, стреляющей из живота в грудь, смотрел Андрей на арену. Вот-вот должны были объявить новый номер. Скоро уже почти два месяца, как Андрей едва ли не каждый вечер ходил в городской цирк. Ходил ради одного номера. Уже через несколько представлений ему сделалось страшно. А что если труппа уедет на гастроли? Что, если номер отменят – что тогда? Увидит ли он ее снова?
За ход представления Андрей ничуть не волновался: так ловко скакала эта девушка на лошади; так невообразимо точно взлетала и приземлялась обратно ей на спину после головокружительного кувырка. Он был абсолютно уверен, что с ней ничего не может случиться.
По специальности Андрей был инженером. Невысокий, плотный, с легкой, лишь благодаря возрасту (ему было двадцать шесть) не бросавшейся в глаза склонностью к полноте, главной своей целью он видел создание такой, чтобы на всю жизнь, семьи. Именно поэтому он с такой страстью сперва учился, а теперь работал.
Конечно, Андрей видел ее на афишах, фотографиях – но даже издалека, со средних рядов амфитеатра, при жгущем глаза свете было видно, насколько она прекрасна. Маленькая, тонкая, с точеными плечиками, лопатками, идеальных пропорций бедрами на тренированных стройных ногах, она заставляла недоумевать, отчего на обложках мужских журналов печатают каких-то шлюх вместо действительно прекрасных женщин. Ноги девушки обтягивали уходящие в тонкие сапожки белые лосины, грудь стягивала синяя в красных ромбах куртка, а окрашенные в цвет китайского нефрита волосы были острижены в премилое, подпрыгивающее длинной челкой каре.
Выступление пролетело как пролетает секундная стрелка двенадцатичасовой циферблат: едва начавшись, почти сразу и закончилось. Неожиданно в антракте зализанный дядька предложил желающим пройти на сцену сфотографироваться с артистами. Андрей сразу понял: вот он, единственный шанс, - и с замиранием сердца покинул сектор.
-Девушка!
-Да?
-Можно с вами сфотографироваться?
-Я Тася.
-Вообще-то, я знаю…
Вспышка фотоаппарата зажгла в ее нефритовой прическе изумрудное пятно.
Они стали гулять и встречаться часто. Андрей, сам того не замечая, выкладывал Тасе свои виды на счастливую семейную жизнь, видя рядом с собой ее; она же звонко смеялась и весело мотала головой, словно давая понять: она тут не при чем.
Наконец она поделилась своей мечтой: рано или поздно прекрасный мальчик, поэт, сочинит для нее стихи, самые лучшие стихи, какие только бывают, - и они поженятся, и будут жить долго и счастливо.
Андрей как-то сразу поник, но, впрочем, скоро опомнился.
-А почему никого нет? – удивленно спросил он, зайдя в следующий раз в цирк, и не обнаружив ни публики, ни даже билетеров.
-Представление отменили, - сочувственно посмотрела на него Тася. – Сегодня здесь только несколько человек. Пойдем, - поманила она его, - я покажу тебе наших артистов.
Лошади, обезьяны, сидевший в клетке медвежонок не впечатлили Андрея. Поддерживая кое-как беседу, он как нельзя более остро ощущал, как это нелегко: вести непринужденный разговор и в то же время думать, как, как направить его в единственно нужное русло.
Пронзительно пахло звериным потом.
Бешено волнуясь, Андрей вдруг неожиданно признался:
-Тася, я написал для тебя стихи. – Достал из кармана мятую бумажку. – Вот, слушай...
Лишь только я тебя увидел –
Тотчас тебя я полюбил.
Весь мир меня б возненавидел,
Когда б тебе б я изменил.
Твои лицо, движения – прекрасны,
О, как в них много красоты!
Опять меня вгоняет в краску,
Когда со мною рядом ты.
Ну и что же тут такого,
Что я простой инженер?
Как будто бы от этого
У меня меньше развит ум…
-Андрей, пойдем. Нам лучше увидеться в другой раз, позже…
Он решительно шагнул к ней и попробовал обнять за талию, но она отстранилась.
В груди резануло острой, сладкой болью.
Он снова схватил ее. Резко отбросив руку, она испуганно попятилась, пристально глядя ему в глаза. Он обнял ее, жадно поцеловал. Тася вырвалась, толкнула его, бросилась бежать.
Нагнав, повалив на пол, на грязную смесь сена и опилок, Токарев навалился на нее сверху и принялся сдирать с девушки джинсы.
Тасина попа была поистине прекрасна: маленькая, круглая, упругая. Такую попу можно круглосуточно показывать по самому главному каналу: никто и не подумает жаловаться.
«Шатенка!» - мелькнула в голове мысль, и Токарев, облизнув, засунул два пальца как можно глубже. Достал, вытер кал об нижнюю часть Тасиной ляжки, чтоб не испачкаться самому. Расстегнул ремень, извлек стоящий колонной член и вогнал по самое основание.
Тася тихонько застонала. Зафыркал в вольере дикобраз. Гнусавили обезьяны.
-Сучка! Шлюха! Шалава! – сдавленно выкрикивал Токарев.
Тася закусила губу чтобы не кричать.
Наконец он кончил.
Какое-то время лежал, вдыхая запах ее скорее зеленых, чем синих нефритовых волос: они пахли не краской, не травой, а обычной маленькой, беззащитной женщиной.
Тася всхлипнула. На кромке глаза блеснула крошечная, прозрачная слезинка.
-Ну, не надо. Не плачь. – Он поцеловал ее в шею, за ухом. Потом еще и еще раз.
Чуть меньше месяца спустя они поженились.
Пантелеймон Невинный