В пивбар на Постышева мы попали под старый Новый год. В главке царило предпитьевое оживление. Проще говоря, уважаемым людям было не до нас, приехавших бог весть откуда во Владивосток оформлять заявки на всякие материалы, запчасти и оборудование. Наш шеф Володя, замдиректора рыбокомбината, ушел на дружескую встречу с нужными людьми, а мы решили попить пивка.
Ехать пришлось через весь город. Добрались почти к перерыву, нас даже пускать не хотели. Знаток местных порядков и наш главный энергетик Саша проблему решил легко. Он вытащил из портфеля две корюшки и протянул суровому церберу. Цербер немедленно подобрел. Не успели мы расположиться за неубранным столиком, как из воздуха возникла самая улыбчивая в мире официантка, убрала стол, принесла пива и ласково попросила пару рыбок для себя и бармена. Рыбок мы ей выдали, после чего нам милостиво разрешили никуда не спешит, несмотря на перерыв. Пивбар закрывается, но не для нас. Следом за официанткой к столику подошел некто с тремя бокалами пива и попросил три корюшки. Он очень извинялся, так как пить пиво с селедкой не мог. Я огляделся. Пивбар заметно опустел, но половина столиков оставалась занятой, очевидно, там сидели уважаемые люди. Однако и они пили пиво либо с селедкой, либо с местной корюшкой-недомерком (да простят меня приморские патриоты).
Корюшка – довольно распространенная рыба семейства лососеобразных. Если не верите, поищите на спине возле хвоста маленький жировой плавник. Корюшек на свете 10 видов. Общее у них – запах. Все живые корюшки замечательно пахнут свежим огурцом. По-японски огурец и корюшка называются одинаково – кюри. Дальше начинаются различия. На Сахалине её ловят в Охотском море на большой глубине. Нужно уходить от берега на несколько километров и иметь снасть длиной метров пятьдесят. Ловится там корюшка-зубатка. Это большая рыба, в длину достигает сорок сантиметров. В ее пасти множество довольно крупных и очень острых зубов. На Шикотане она тоже попадается, но мы ее не берем. Почему-то в наших водах она вся поголовно заражена гельминтами, не к пиву будет сказано. Мы ловим другую корюшку – малоротку. У неё пасть маленькая, острых зубов нет. Осенью в качестве насадки она предпочитает кусочек красного мяса, а зимой – желтый поролон. Такой вот изысканный вкус у рыбки. Вырастает корюшка до размеров средней сельди, но обычно её длина 20-25 см. Для ухи она не хуже красного окуня, жаренная по-курильски, т.е. не потрошеная, вкус имеет просто замечательный. Но больше всего мы любим корюшку вяленую.
Здесь начинается драма, которую в состоянии понять только жители нашего острова. Корюшки полно, весь чердак завешан, а пива нет. Нет и не будет. Наш рыбкоп себя такими мелочами не утруждает, а также вареной колбасой, свежими огурцами и помидорами, сметаной и даже свежей рыбой. Среди океана живем, а рыбы в магазине нет. Такой вот парадокс плановой экономики. Во Владивостоке другая трагедия. Корюшка здесь водится, но такая маленькая, что ее неудобно рыбой называть. Скорее это малёк, чуть больше кильки. Наша корюшка против него – настоящий кит.
На столе от бокалов уже места нет, а к нам очередной страждущий идет и два пива несет. Саня, начальник стройцеха, извинился:
- Прости, земеля, мы больше пить просто не в состоянии.
- И вы меня простите. Мне корюшка не нужна. Я хотел спросить, вы, случайно, не с Курил?
- Точно, с Шикотана, а как узнал?
- По корюшке-малоротке. Да и раздаете вы ее очень щедро.
Все засмеялись и предложили присоединяться к компании. Познакомились. Андрей оказался земляком, раньше работал в соседнем поселке, откуда уехал два года назад. К сожалению, мы почти ничего не могли сказать про его знакомых. В те годы семь километров дороги между поселками представляли собой некое направление, по нему мог уверенно проехать только гусеничный трактор. Именно так наша кассирша ездила в банк за деньгами. Охраняли ее два охотника с ружьями, прицепившись сзади к кабине. Простые смертные брали рюкзак, надевали болотные сапоги и храбро двигались в гости к соседям за луком или болгарскими консервированными помидорами. Желаешь зимой кушать свежий лук, а не его сушеный вариант, не ленись, топай семь километров туда налегке и с полным рюкзаком назад.
Само собой, мы предложили Андрею корюшки. И тут он нас удивил. Пиво пил, но от корюшки отказался наотрез. Мы уже были в добром расположении духа и стали настаивать, но безрезультатно.
- Извините, ребята, на корюшку смотреть не могу. Я её наловил и наелся на всю оставшуюся жизнь.
Действительно, странный земляк попался.
- Что стряслось-то? Сырую поел и отравился? У нас был такой случай.
- Нет, вообще на рыбу смотреть не могу. Плохо мне от неё. Если ночью присниться, больше не засну. Знакомый врач по дружбе сказал, что ничего мне не поможет, ни лекарства, ни водка. Только один есть способ: рассказывать людям, которые понимают и сочувствуют. Очень надеюсь, что выслушаете меня. А я еще пива закажу.
- Рассказывай, земеля. На душе легче станет, и нам интересно.
Принесли мы пива, начистили корюшки и приготовились слушать.
* * *
- Обычно зимой я рыбачил на речке Анамке. В Отрадную бухту идти не близко, а возвращаться еще дальше. Ребята уговорили – пошли да пошли, рыба из лунок на лед выскакивает. Пришли в бухту, на мели никого. Все на кромке собрались за скалой Кучей столпились, руками машут – тащат рыбу, значит, клев сумасшедший, косяк подошел и остановился. Теперь лови момент. Пробурил лунку у кромки льда. Некоторые прямо с кромки ловят, но это дело ненадежное. Глубина там 8 – 10 метров. Подсечешь корюшку, а она под лед норовит уйти и леску обрезает. Еще хуже, если зазеваешься, а клюнут сразу две или три крупные рыбы. Леску оборвут или запутаются, а тут каждая секунда дорога. Ну, и начал я таскать одну корюшку за другой. одну за другой. Азарт, ничего вокруг не замечаешь.
Обратил внимание, что глубина стала меняться, груз до дна не достает. Голову поднял и замер. Весь край льдины, метров двадцать шириной, оторвало и к океану понесло. Через трещину ребята прыгают, рюкзаки и удочки бросают. Я за рюкзак и к трещине. Подбежал, а полынья уже метра два, а может и больше. Надо было с разбегу прыгать. Ну, не допрыгнул бы, за край льда все рано зацепился, а там ребята помогли бы. Намок, конечно, так не в первый раз. Пока назад отошел, чтобы разогнаться, прыгать поздно было. Никогда не думал, что в бухте отлив может такое течение создать. За каких-то несколько секунд полынья расширилась метров до четырех. Льдину разворачивать стало по течению. Я был у левого, южного берега, где фарватер идет, самая глубина. И течение там быстрое. Назад побежал, но и там делать было нечего.
Стал я. И вдруг в голове вроде искра проскочила: «Все, отрыбачил, Андрюша». Спасти меня некому. Вокруг острова льды, суда в море не выйдут. Вертолета нет, и не будет. Даже если вынесет из бухты и к плавающему льду прибьет, на берег не выбраться. Да и не доплыть туда, льдина на куски поломается. Все это в голове проскочило мгновенно. И еще я подумал, что теперь я не человек, каким был минуту назад, а никому не нужное беззащитное существо, оставшееся один на один с природой. Мы это не замечаем. Нас постоянно множество людей опекает, помогает и думает о наших проблемах. Не персонально, а вообще. К примеру, скорая помощь или вахта на электростанции. Теперь мне никто не поможет. Я - один, против меня лед, течение и все стихии. А подо мной ледяной воды бездна.
От этих мыслей в жар бросило. Огляделся. Льдина на две части раскололась. Я на первой, а сзади еще парень, бегает, кричит что-то, но слов не разобрать Нас уже от кромки метров на шестьдесят отнесло. Впереди моей льдины плыло несколько кусков поменьше. Мы как раз мимо заливчика проплывали. За заливом этим мысок небольшой, круто в воду обрывается. И вижу, что плывущий впереди лед проносит возле этого мыска почти рядом, два-три метра, не больше. Вот он, мой шанс! Мыс это я знал, летом по нему лазил, когда к выходу из бухты ходил. Он в ширину метра два, круглый вроде бастиона в крепости. Значит, если промахнусь или промедлю, купаться мне в ледяной водичке. А глубина под мысом большая.
Собрался я, жду момента. До мыса с полметра осталось, когда я начал разбег. И заранее решил, что на самый край льда наступать не буду, он может обломиться. И на воду черную между льдиной и берегом смотреть не стану, только на цель свою – мыс этот круглый. Как бежал, как прыгнул - не помню. До скалы долетел, но удержаться не мог, начал вниз съезжать. Всем держался – руками, ногами, лицом, телом. Вздохнуть сумел и вверх полез. Сообразил, что сейчас тот парень прыгать будет, и мы вместе в воду свалимся. Очень аккуратно наверх выбирался, чтобы не оборваться. Снег на камнях, лед, но спешил изо всех сил. Вот и площадка, от края отошел и обернулся. Льдину дальше отнесло, она еще раскололась. Не доплыла бы до льдов за бухтой.
В этот момент парень на берег прыгнул. Может, плохо рассчитал и опоздал. А может, под ногой край льда обломился. До скалы он не допрыгнул. Вынырнул, его течением сильно относило к средине бухты. А у меня ни веревки, ни палки нет. Он к берегу поплыл, но тяжело, видно, одежда намокать стала. В ледяной воде долго не продержишься. Что-то он крикнул и под черную воду ушел. Больше его не видели.
Ну вот, собственно и вся история. Разбился я, конечно, о камень, на лице и руках кожу ободрал, швы накладывали, палец сломал. Но это мелочи. Через месяц все зажило, палец сросся. А вот сон пропал... Ни снотворное, ни водка не помогают. Глаза закрою и сразу вижу: льдина на черной воде, в ней лунки просверлены, возле них кучи корюшки… И ветер воет, вроде что-то говорит мне, а разобрать тяжело. Прыгать надо через воду, а ноги пудовые, сдвинуть их не могу. И от этого жуткий холод на душе. А тот парень мне говорит: « Тебе повезло, ты хорошо прыгал».
Андрей замолчал. Мы тоже молчали, потом наперебой стали бодро утешать. Почти каждый рыбак или проваливался под лед, или на льдине плавал. Мой друг Витя тоже с льдины прыгал на берег, только на другую сторону. Скала там высокая и отвесная, как он наверх выбрался – один Бог знает. Наш гость допил пиво и встал: «Спасибо, ребята, что выслушали меня. Передавайте привет Шикотану». На прощанье Саша попытался вручить земляку сверток корюшки для детей или жены, но Андрей только покачал головой и ушел. Мы немного посидели и тоже стали собираться. Почему-то больше не хотелось ни пива, ни корюшки.