На ближних берегах

ОТ АВТОРА.
ОДНАЖДЫ, УЖЕ В КОТОРЫЙ РАЗ, Я СМОТРЕЛ ФИЛЬМ «НА ДАЛЬНИХ БЕРЕГАХ», ПОСВЯЩЁННЫЙ ГЕРОЮ СОВЕТСКОГО СОЮЗА МЕХТИ ГУСЕЙНЗАДЕ. И, В КОТОРЫЙ РАЗ, ПЕРЕЖИВАЛ ТЯЖЁЛЫЕ ЭМОЦИИ В ФИНАЛЕ ФИЛЬМА, КОГДА МЕХТИ ПОДРЫВАЕТ СЕБЯ ГРАНАТОЙ  ВМЕСТЕ С ЭСЭСОВЦАМИ.
КАК ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБЫ ОН ВЫЖИЛ, ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ, ЖИЛ БЫ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО…
...ОДНАКО Я ЗАДАЛ СЕБЕ ВОПРОС: А ЧТО СТАЛО БЫ С НИМ, ВЕРНИСЬ ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ДОМОЙ ЖИВЫМ? КАК СЛОЖИЛАСЬ БЫ ЕГО СУДЬБА, КАК И СУДЬБЫ МНОГИХ ТЫСЯЧ ТАКИХ ЖЕ ОТЧАЯННЫХ РЕБЯТ?
ТЕХ, КОТОРЫМ БЫЛИ ЧУЖДЫ СТОЛЬ ПРИВЫЧНЫЕ ДЛЯ НАС –  КОМФОРМИЗМ, КАРЬЕРА, ПРАГМАТИЗМ.
ДЛЯ КОТОРЫХ ПОНЯТИЯ: ЧЕСТЬ, РОДИНА, ДАННОЕ СЛОВО, ЛЮБОВЬ – БЫЛИ НЕ ПУСТЫМИ ЗВУКАМИ, А СМЫСЛОМ ИХ КОРОТКИХ ЖИЗНЕЙ? ЧТО СТАЛО БЫ С ТЕМИ, КТО ОТДАЛ СВОИ ЖИЗНИ ВО ИМЯ ОДНОЙ, НО СТАРОЙ, КАК ЭТОТ МИР, ИДЕИ – ИДЕИ ПОБЕДЫ ДОБРА НАД ЗЛОМ, ОСТАНЬСЯ ОНИ ЖИТЬ?..

               
  …К гулу артиллерийской канонады он уже привык, и шум, рвущихся в паре километров  от блиндажа снарядов, ни как не мешал его сну, сну глубокому и тяжёлому. После двухдневных боёв он устал так сильно, что сон пересилил чувство голода и когда, наконец, задача поставленная командиром полка: выбить немцев из небольшой венгерской деревушки, закрепиться и оборудовать на её окраине временный оборонительный  пункт на случай контратаки была, наконец выполнена, он, командир 4-го батальона 1129 стрелкового полка гвардии капитан Джавад Мамедов, заснул глубоким сном. Снов он не видел,.. почти не видел. Но каждый раз, засыпая, надеялся увидеть родной город, мать и отца, маленькую улочку, тянущуюся с нижней центральной части города вверх, в нагорную часть. Там, посреди этой улочки, между нижней и верхней частями,  стоял его дом. Как и сотни  домов Баку, он был колодезного типа, где веранды всех соседей выходили в общий круглый дворик. С соседями можно было переговариваться прямо через открытые окна. И Джавад часто, лёжа на своей кушетке, слышал, как из окна доносился протяжный голос их соседки тёти Моти: «Джавад, хлеба буханку купи, поторопись, мне вовремя есть надо».

  Он нехотя поднимался с кушетки, и бежал в лавку, предварительно взяв у тёти Моти мелочь, которую она почему-то всегда заворачивала в клочок старых обоев которые, иссохнув от времени, отходили от стены, но тётя Мотя находила-таки им применение.  А на улице, большей частью на углах – перекрёстках коротали время его сверстники придумывая, чем заняться ещё, пока взрослые на работе. И Джавад потолкавшись в очереди в хлебной лавке и добыв тёте Моте буханку, пробегал мимо пивнушки, где мужчины надвинув кепки на глаза, чинно прислонившись к столам, распивали спасительное в бакинскую жару пиво, отдавал соседке буханку и, уже не возвращаясь к себе на кушетку, присоединялся к дворовым ребятам. И она… Дилара, соседская девочка, хрупкая черноволосая с миндалевидными глазами. Они были сверстниками. Когда были маленькими, вместе резвились во дворе. Потом подросли. Дилара уже всё реже смотрела Джаваду прямо в глаза, а больше ходила, опустив взор, он уже не смел появляться перед ней в шортах, а, завидев из своего окна, быстро натягивал рубашку. Она приснилась Джаваду лишь однажды, и сон этот был долгим и очень реалистичным. Это случилось  в 1942 году в Сталинграде. Тогда, на скорую руку присвоив звание лейтенанта, ему вверили командовать ротой,  и Джавад вместе со своей дивизией высадился на огнедышащий берег Волги. Прямо с переправы вступив в бой, дивизия перешла в наступление и к ночи очистила половину города от немцев. Но уже в районе железнодорожного вокзала темп наступления упал. Вокзал начал переходить из рук в руки. Местами бои переходили в рукопашную схватку, в которой люди остервенело давили и кололи друг друга штыками  и прикладами. В одной из таких схваток Джавад получил ранение. Лезвие немецкого ножа вонзилось ему между рёбер. Он терял сознание. Перед глазами стояли мать и отец. Отец его за что-то отчитывал, а мама, подобрав передник, нежно смотрела... Потом за их спинами появился образ Дилары. Она смотрела на него, не притупляя взора, и на фоне бледной кожи её лица, алые губы явственно произнесли одно только слово: «вставай».
 
  Джавад очнулся, приподнялся. Тогда бойцы, в суматохе боя решившие, что лейтенант убит, вдруг поняли что ошиблись. Один из бойцов поднял его на спину и потащил в укрытие. А там Джавад снова ушёл в забытье, и длилось оно долго. В этом забытье с ним была Дилара, Диля как называли её все. Очнулся он уже во фронтовом санбате. После она ему уже не снилась. Переписываться с ней он не мог, это считалось неприличным и о том, как Диля поживает, он узнавал из писем матери. Так из одного письма мамы и узнал, что Диля вышла замуж.  Это было год назад. Джавад сидел в блиндаже с другими командирами рот и обмывал свой уже третий орден. В этот момент в блиндаж вошёл почтальон с письмами. Взяв у него письмо от матери, Джавад жадно пробежал глазами по строчкам. Отец здоров, сообщала она, работает, всё нормально, вот свадьба была у них во дворе недавно, соседка Диля замуж вышла… У Джавада потемнело в глазах. Он вышел из блиндажа и бесцельно побрёл вдоль траншеи полного профиля. Остановился только у пулемётной точки в конце траншеи. Отбросив солдата в сторону, он схватился за пулемёт и в бессильной злобе нажал на гашетку и стрелял, пока не кончились патроны. Немцы со своей стороны тоже открыли беспорядочный огонь. Душа Джавада в этот момент была совершенно опустошена.
После этого ни разу в своих письмах домой он не спрашивал о Диле, да и мать больше ничего ему не писала.
 
  Война, тем не менее, шла своим чередом, и её конец был уже не за горами. Войска фронта, в котором воевал Джавад, освобождали Венгрию. На дворе стоял январь 1945 года. И в последние месяцы, когда советская армия всё ближе и ближе приближалась к границам рейха, гвардии капитан Мамедов понимал: шанс остаться в живых у него всё-таки есть. Как и снова увидеть дом, родителей, Баку. Вот только как они встретятся с Диларой, Джавад себе не представлял…
 
  Да и обидно было бы не выжить сейчас, в конце войны, войны, в которой он участвовал с первого дня. В армию его призвали весной 41-го за 2 месяца до начала вторжения.
Когда рано утром началась бомбёжка, солдат Джавад Мамедов мирно спал в палатке, его часть располагалась в летних учебных лагерях. Потом началось… Суматоха, неразбериха, паника, неравные бои с моторизованными частями немцев, окружения одно за другим, прорывы к своим основным частям, которых почему-то нигде не было, колонны беженцев… Только через месяц сводный отряд с которым пробивался Джавад вышел, наконец, к своим. Их долго проверяли особисты, изъяли немецкие автоматы, добытые в бою, допрашивали, вновь перепроверяли. Потом проверки закончились и снова отступления. В первый раз он получил ранение в боях за Смоленск. Вторично был ранен в Сталинграде. Джавад считался, не смотря на свой молодой возраст уже опытным командиром. Старался попусту людей на смерть не посылать. Да и командование дивизией его ценило. За эти годы Джавад Мамедов стал фронтовиком-окопником, то есть принадлежал к той особой касте людей которые, будучи непосредственно на передовой изо дня в день смотрели смерти в лицо…

  И вот теперь, выполнив очередной приказ, он отсыпался, не видя снов, но длилось это недолго. Немецкая контратака вынудила ординарца Сашку разбудить командира.
  -Товарищ капитан, фрицы-стервецы полезли, - раздался голос над головой Джавада.
Он откинул шинель и присел на самодельной кровати.
  - Может, перекусите пока не очень жарко? – предложил ординарец.
  - Перед боем кто же жрать предлагает? – Джавад, быстро надел шинель, перепоясался ремнём с портупеей, поправил кобуру и, уже выходя из блиндажа, коротко бросил ординарцу:
  - Сашка, командиров рот ко мне, живо!
Немцы рвались изо всех сил на позиции батальона. Им был дан приказ: в короткий срок отбить деревню. Уже через полчаса беспрерывного боя на батарею, поддерживавшую батальон Джавада Мамедова огнём, прорвались танки, которые теперь можно было останавливать только противотанковыми гранатами: артподдержки больше не существовало...
Земля вдоль траншеи была распахана взрывами снарядов. Джавад пригнувшись у края бруствера, наблюдал за противником в бинокль.
  - Сашка, связь со штабом полка, связь! – крикнул он, не оборачиваясь.
Ординарец нырнул в блиндаж и гаркнул связисту:
  - Ну, горе ты моё, быстро связь давай, командир требует!
  - «Берёза», «Берёза», я четвёртый, ответьте «Берёза»…..
Очередной разрыв снаряда засыпал  Джавада комьями земли.
  - Командир, что будем делать?- пригнувшись, к нему подбежал командир роты Гуревич.
  - Фронт держать, фронт!.. Пропускайте танки через себя, хрен с танками, пехоту отсекайте!.. Ты смотри, бегут Климовские!.. –  гвардии капитан прильнул к окулярам бинокля и уставился на левый фланг. Остатки роты лейтенанта Климова в беспорядке отступали, бросив свои позиции
  - А чёрт! – крикнул в сердцах Джавад – Климов где?
  - Убит Климов – ответил Гуревич
  - Дуй на левый фланг, верни людей на позиции, верни кого сможешь и держи фланг – приказал Джавад Гуревичу.
  - А как же мои?
  - Твоим легче сейчас, левый восстановить надо, немцы и так обходят нас, останемся без фланга, сомнут как котят! Я пришлю тебе человек десять бойцов на помощь.
  - Понял командир! – Лейтенант Гуревич поддерживая на бегу каску, помчался по траншее, время от времени прижимаясь ко дну, пережидая очередной разрыв мины или снаряда.
  - Голованов – крикнул Джавад – Голованова ко мне!
  - Голованова к командиру! – прошло по цепочке бойцов.
  -Товарищ капитан, «Берёза на связи» - выглянул Сашка.
Джавад бросился в блиндаж. Связист поднялся и протянул трубку полевой связи.
  - Докладывай обстановку «четвёртый» – раздался на том конце провода повелительный голос командира полка
  - Докладывает «четвёртый». Веду бой с превосходящими силами противника. Атакуют танки при поддержке пехоты, не меньше танкового полка, все «тигры». Активно работает артиллерия противника.
  - Что, сильно утюжат? – перебил его комполка
  - Так точно. Утюжат как надо. Товарищ «Берёза», много раненых, артподдержи нет, батарея разбита полностью. Обходят с флангов сволочи… - и словно в доказательство тяжести ситуации, над блиндажом, разорвался артиллерийский снаряд. Гулкий разрыв наполнил всё пространство блиндажа, и с низкого потолка прямо на головы посыпался песок  и фрагменты настила.
  - Контратакуй с флангов! – раздался в трубке крик комполка.
  - Уже!.. но людей мало, мне бы помощь… и огнём поддержать, особенно огнём, товарищ «Берёза»… координаты могу передать!..
  - Сейчас никого не могу, «четвёртый». Вся артиллерия дивизии завязана на своих задачах.  Противник перешёл в наступление по всему фронту, по линии нашей дивизии, так что держись пока своими силами, перегруппируйся и стой намертво! – комполка несколько секунд помолчал, а затем добавил:
  - Держись сынок… час всего, один час продержись, они выдохнутся, тут у немцев резервов нет. Они все последние силы бросили на нас, через час станет легче.
  - Понял, – обречённо ответил Джавад, подумав про себя, что этот час ещё прожить надо…
  - Конец связи  «Берёза». –  Джавад протянул трубку связисту.
  - Ну как, товарищ капитан, помогут? – спросил Сашка.
  - Конечно помогут, куда денутся, скоро наши подойдут, – отозвался Джавад, и в этот момент в блиндаж вошёл его заместитель по политчасти Голованов. Он отряхнул с погон и каски землю и обратился к Джаваду:
  - Искал командир?
  - Искал. Останься здесь за меня, я на левый фланг, к Климову, там Гуревич, фланг разбит, надо что-то делать. Сашка, собери человек десять ребят, и сам со мною на позиции Климова. Скажи, я приказал.
  - Понял – коротко бросил ординарец и выскочил из блиндажа.
  -Ты тоже давай в траншею, – обратился Джавад к связисту. Тот поднялся и, придерживая винтовку, спешно покинул блиндаж.
  - Что полк говорит? – спросил Голованов, когда они остались одни.
  - Держаться говорит час!
  - Они что там охренели?! – возмутился замполит. – Какой к чёрту час, ещё минут двадцать и от батальона никого не останется!
  - Немцы атакуют по всему фронту дивизии, помочь не могут, только через час. – Джавад, расстегнул шинель, сбросил её на кушетку и заново, уже поверх гимнастёрки, перепоясался. Затем, достав из кобуры пистолет ТТ, передёрнул затвор и переложил его в карман офицерских галифе.
  - Ну, Лёша, я пошел, - захватив со стола автомат, произнес, обернувшись к замполиту, Джавад, - прикрой нас огнём, пока добежим до фланга.
  - Прикроем. Командир, ты там не очень-то – Голованов, вышел вслед за капитаном из блиндажа. – Ну, давай командир…
  - Если что, как говорят у русских, не поминайте лихом… -  ухмыльнулся Джавад.
  - Прорвёмся командир, обязательно прорвёмся, не впервой, – сказал Голованов, поправляя каску.
Они скупо по-мужски обнялись.
  - Сашка, ну что, готовы? – крикнул  Джавад. Сбросьте вещмешки и налегке, короткими перебежками, на левый фланг, за мной ребята!..
Подбив  танк из противотанковых гранат, бойцы во главе с капитаном ворвались на бывшие позиции Климова, и в упор, расстреливая неожидавших их немецких пехотинцев, расчистили большую часть траншеи. Взгляд Джавада наткнулся на убитого офицера, лежавшего на дне окопа лицом вверх. Джавад узнал Гуревича, которого ранее направил сюда. Вытерев рукавом вспотевший лоб, он склонился над телом и ладонью провёл по глазам убитого.

  ...В горячке боя, расставляя бойцов по траншее, Джавад не сразу сообразил, когда именно осколки, разорвавшейся рядом мины, вонзились в бок и в бедро. Секунды две после миномётного разрыва он ничего не чувствовал. Обжигающая боль пришла вместе с комьями земли, падающими с неба.
С неистовым  криком: «Командир!», - бросился на него ординарец и прикрыл от следующего разрыва мины вновь засыпавшего, их обоих, землёй.
  - Видишь Сашка, а ты говорил, перекуси, – простонал Джавад и добавил – батальон пусть принимает Голованов.

  В ушах нарастал звон, в голове постепенно мутилось, черты лица ординарца Сашки перед глазами теряли свою отчётливость. Последнее что пронеслось в  голове, была мысль – отчётливая, но горькая: «Мать жалко».

   Как его раненого перенесли в траншею, как вынесли из боя в медсанбат, как прооперировали и достали два осколка из бока и бедра, Джавад не помнил. Смутно вспоминалось, как везли в тыловой госпиталь на лечение. Госпиталь располагался в освобождённом Кишинёве, в здании средней школы. Там Джавад приходил в себя. Там же и узнал о том, что две трети его батальона погибло в том последнем бою у венгерской деревушки. Погиб заместитель капитан Алексей Голованов. Геройски погиб. Командование за этот бой представило Алексея к званию Героя Советского Союза посмертно. Самому же Джаваду вручили орден Боевого Красного Знамени, вручили прямо в госпитальной палате. Он держал орден в ладони и перед глазами вставали лица бойцов и командиров батальона. Погибли все командиры рот, и большинство командиров взводов, но Сашка, его лихой ординарец, и ещё несколько человек, с которыми гвардии капитан Джавад Мамедов прошёл довольно солидный фронтовой путь, остались живы. Сашка писал в госпиталь, что полк на отдыхе, пришло пополнение, его ждут. Джавад исправно лечился в ожидании возвращения на фронт. Но чувство горечи за погибший батальон жгло неимоверно. Само по себе ранение было средней тяжести, но из-за того, что было уже третьим по счёту, вопрос возвращения в действующую армию решала особая медкомиссия. В начале войны никто бы долго не церемонился, из-за нехватки кадров из госпиталей большей частью возвращали на фронт даже после третьего ранения. Но сейчас был не сорок первый год, и медкомиссия вынесла решение: "годен к нестроевой". Сама мысль, что войну придётся доканчивать в должности какого-нибудь завхоза обжигала самолюбие Джавада.
  - А вас никто не спрашивает, товарищ капитан. –  Резко обрубила возражения немолодая женщина-врач, подполковник медслужбы и председатель медкомиссии.  – Пойдёте туда, куда прикажут!

  До выписки из госпиталя оставалось ещё два дня, когда Джавада пригласили в здание НКВД Молдавской ССР. Принял его средних лет, чуть располневший майор. Такой тип штабников Джавад презирал, и ему понадобилось усилие, чтоб скрыть своё отношение, иначе от ведомства, которое представлял этот майор, ничего хорошего ждать не пришлось бы.
  - Вот что капитан, – начал майор без предисловий. - Ты парень боевой, воевал хорошо вроде, ни в чём таком замечен не был, – майор окинул взглядом его грудь. – Четыре боевых ордена запросто так не дают,  капитан. Есть разнарядка из НКВД Азербайджанской ССР. У них нехватка с кадрами, как тебе предложение?
  Джавад задумался. С одной стороны мысль о скором возвращении домой казалась ему фантастической: трудно было поверить в возможность в скором времени увидеть свой родной Баку, дом, отца с матерью… С другой стороны – предлагалась работа в НКВД, а к этому Джавад не был готов. За войну гвардии капитан насмотрелся на особистов и следователей СМЕРШа, которых они, офицеры-окопники, не жаловали, и самого себя никак не представлял в этой роли.
  - У меня не получится, товарищ майор, – ответил Джавад. – Я не справлюсь, какой из меня чекист?
  - А из меня какой? – Майор полистал на столе бумаги. – Я ведь до прошлого года тоже – брюхом по траншеям. А как поймал пулю, то всё, врачи приговорили. Да не ломайся ты как девка, командовать батальоном не легче, поверь. Да и с сорок первого ты дома не был, так что комбат давай, решено.
  Уходя, Джавад крепко пожал руку майору, и почувствовал, что неприязни к этому человеку уже не испытывал.

  Джавад  стоял посреди привокзальной площади и не верил собственным глазам! Родной город, с казалось уже забытыми звуками, запахами, родной до боли речью, окружал его.  А люди! Завидев Джавада, люди улыбались, останавливая взгляды на его офицерском кителе, на котором поблёскивали ордена и медали, и три планки ранений над гвардейским значком. На золотых погонах кителя играло лучами тёплое мартовское бакинское солнце. И совершенно незнакомые люди кивали Джаваду, не скрывая гордости за своего земляка.
 
  Почему-то именно сейчас ему вспомнился  Гиви Кавсадзе. В сорок втором году, зимой, после контрнаступления под Москвой, его изрядно потрёпанную в боях часть перевели на переформирование в город Вязьма. Там он и познакомился  с лейтенантом Гиви Кавсадзе. Обоим до двадцати лет недоставало пару месяцев, оба были городскими жителями и быстро сошлись. Гиви взахлёб рассказывал Джаваду о различных чудесах, о марсианах….  Спорили яростно. Джавад ещё в школе прочел «Войну миров» Уэлса, но в чудеса не верил. А Гиви доказывал обратное… Через месяц дивизию перебросили на передовую и Гиви в одном из боёв погиб от прямого попадания снаряда. Джавад не сумел похоронить друга, так как от него ничего не осталось. Он очень горько переживал эту потерю. Вообще за всю войну он так и не привык к потерям товарищей. И вот сейчас, стоя на площади Сабунчинского вокзала Джавад мысленно согласился с Гиви. Чудеса бывают, ведь всего лишь месяц назад, он бы не поверил, что окажется дома. Если его возвращение домой не чудо, то что? Так  думал Джавад, вышагивая по знакомой с детства улице, перекинув через руку шинель. Другой рукой  опирался на трость – после ранения он всё ещё не мог полностью опираться на ногу. Через плечо свисал солдатский вещмешок. За войну он не нажил ничего, всё богатство помещалось в одном мешке. В Кишинёве, на толкучке, он купил подарки отцу с матерью на трёхмесячное офицерское жалованье и проездные, выданные перед отъездом. 

  От вокзала до угла его улицы шёл трамвай, но Джавад решил пойти пешком, по улице Басина до площади Физули, и, свернув налево, дойти до угла улицы Островского, чтоб подняться вверх по ней до Караульного переулка.

  На углу улицы Крупской к нему подошла пожилая, завёрнутая в кялагаи женщина и обратилась с вопросом: «Бала, ты с фронта пришёл?».
  - Да, ана, с фронта, – ответил Джавад.
Она плохо видящими глазами всмотрелась ему в лицо.
  - А там, на фронте, ты не встречал сына моего, Али зовут его?
Вокруг них начали собираться люди.
  - Вот. – Она протянула фронтовую фотографию сына, с которой на Джавада смотрел кудрявый солдат с только что пробивающейся над верхней губой щетинкой усов. – Али его зовут, Али. Уже год писем нет… Измаялась я вся…
  - Нет, ана, не встречал, фронт большой, – ответил Джавад. – Ты не переживай так, бывает что письма теряются, или может какое секретное задание у него вот и писать не может. – Джавад еле справился с комом,подкатившим к горлу.
  - Да как же, год ведь уже… – простонала женщина.
  - Гадеш, – обратился к нему парень, – а брата моего, Саида, не встречал случайно, может воевали вместе? Саид Магеррамов? У него кличка Аслан Саид!
  - Какой фронт?
  - Первый Белорусский, наверное, а может и второй… точно не знаю.
  - Нет гадеш, не встречал.
  - Как не встречал?! – возмутился парень. – Его весь фронт знает, Аслан Саид! – парень махнул рукой на Джавада, не скрывая своего разочарования.
  - Дайы! – крикнул из толпы мальчишка, – а ты Гитлера встречал?
В толпе раздался смех.
  - Нет гадеш, если бы я его встретил, то война бы закончилась уже, – улыбнулся Джавад
  - А долго ещё будет она, проклятая, идти? – спросила молодая женщина, стоявшая чуть поодаль.
  - Мало осталось, совсем мало, потерпите. Наши уже в Европе Гитлера громят, скоро в Берлине будем!
  - Иншаллах, да услышит Аллах твои слова! – сказала пожилая женщина и добавила, – Может тогда и секретное задание Али закончится и вернётся мой бала ко мне.
В этот момент к толпе подошёл пожилой милиционер.
  - Что же вы за люди! Человек домой вернулся с фронта, весь в орденах, у него, небось, уже дома стол накрыт, а вы ему прохода не даёте, а ну расходитесь быстро!
Люди кивком прощались с Джавадом и разбрелись.
  - В отпуск?- поинтересовался милиционер.
  - Навсегда, – ответил Джавад, – документы показать?
  - Не надо. Зачем обижаешь? Иди, дома уже заждались, наверное.

  А дома  его не ждали. Поезда в тыл шли с перебоями, в первую очередь пропускались воинские эшелоны, поэтому Джавад решил не сообщать о своём возвращении. Кто знает, когда доедет, а мать будет часы считать. Последнее письмо он написал из госпиталя, но о том, что возвращается, сообщить не успел, всё равно опередил бы письмо.

  Поднимаясь по своей улице вверх, Джавад узнавал каждый камень, каждую дверь. Только вот стёкла домов были перехвачены крест на крест белыми полосками бумаги, и через каждые триста-четыреста метров над головами людей возвышались столбы с ретрансляторами. Уже на телефонной улице его застало очередное сообщение с фронта. Люди, знающие заранее о времени трансляции, кучками собрались у столбов. Из ретранслятора зазвучал голос диктора: «Говорит Москва, от Советского Информбюро». Джавад тоже замедлил шаг.
«За истекшие сутки наши войска в ходе кровопролитных боёв успешно форсировали реку Одер и закрепились на его левом берегу! Войска Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов с захваченных плацдармов ведут наступательные бои вглубь территории Германии…»
  Общее «ура» заглушило на несколько секунд голос диктора. Это была особенная радость, значит бои шли уже на немецкой земле.
  Джавад подумал о своих товарищах, которые сейчас с боем рвались к сердцу Германии – Берлину.

  Когда до дома оставалось метров 50, к нему подбежали дворовые мальчишки.
  - А вы с фронта, вы тёти Зейнаб сын, мы вас знаем! – крикнули они, а самые резвые помчались к его дому с криками: – Зейнаб хала муштулуг давай, сын твой вернулся!
  - Да тише вы, сорванцы! – прикрикнул Джавад на них без злобы
У самых дверей ведущих во двор он столкнулся с матерью. Она стояла с распростёртыми руками, с глазами полными слез.
  - Джавад… – только и смогла произнести она и бросилась сыну на грудь. Так они простояли минут пять, а вокруг них щебетали мальчишки и раздавались радостные восклицание соседей:
  - Счастье-то какое, наш Джавад вернулся!..

  Отца Джавад увидел лишь на следующее утро, когда тот измождённый вернулся после ночной смены на нефтяных промыслах. Отец, всегда сухой, сдержанный, суровый человек, в этот раз обнял сына крепко-крепко и не сумел скрыть слез. Все годы, пока Джавад воевал, Мамед киши успокаивал мать, делал вид что сам не очень-то и волнуется, потому что волноваться нет особой причины, но внутри себя, он ежечасно молил Всевышнего о том чтобы тот уберёг их мальчика от смерти. И вот теперь сын стоял перед ним живой, почти здоровый! Такое счастье выпадало очень не многим. Сколько людей получали вместо своих детей похоронки, прозванные в народе «чёрная бумага». А Джавад смотрел на сильно поседевшего отца, на постаревшую мать и про себя подсчитывал: "Сколько же раз могло случиться так, что он их уже не увидел бы никогда?"

  И Дилару тоже… но свиделись. Соседи высыпали во двор и стали обнимать и целовать Джавада, поздравлять мать, женщины плакали, и только железная тётя Мотя подойдя к нему вплотную, в лоб задала вопрос: «Джавад, ты сколько евреев спас?»
  Не готовый к такому вопросу, он несколько растерялся.
  - Не знаю, тёть Мотя, не считал, – улыбаясь, пожал плечами в ответ.
  Она опустила свои очки со лба на глаза, пристально вгляделась в ордена и медали на его кителе и подвела итог:
  - Джавад, скромность не всегда украшает. Вижу, много евреев спас, вижу! – и только убедившись в его вкладе в борьбу с фашизмом, соседка потянулась и крепко поцеловала его в щёку.
  А Джавад уже заметил на балконе второго этажа Дилару. Та смотрела на него молча, держа в руках тазик для стирки. Их взгляды встретились. Джавад кивнул поборов ком в горле. Диля стала ещё красивее, чем  была. За эти годы из очень симпатичной девочки она превратилась в красивую, высокую, с миндалевидными зелёными глазами женщину, чья красота уже издалека бросалась в глаза. И даже широкий женский платок, который она накидывала, когда выходила со двора, не мог скрыть ни  красоту её лица, ни её словно выточенную скульптором фигуру.
  - Со счастливым возвращением, Джавад. – Произнесла Дилара и ушла с балкона. Джавад опустил взор и перехватил настороженный взгляд матери.
  Уже ближе к вечеру, когда соседи разошлись по домам, Джавад решился задать матери вопрос.
  - Мама, а почему Дилара здесь, ты ведь писала, что она замуж вышла?
Мать, плохо скрывая тревогу, подсела поближе к сыну.
  - Джавад, её муж врагом народа оказался, его арестовали. На продуктовых военных складах работал, там многих арестовали месяца два назад и его взяли. Диля одна осталась в огромной квартире. Потом пришли из НКВД, и квартиру опечатали, ну а она, бедняжка, подалась обратно в отцовский дом. Говорят, что и её скоро арестуют как жену врага народа.
  - Ёе то за что! – воскликнул Джавад и вскочил со стула. – Люди ерунду говорят, мама, не Диля же на складах работала, за что её должны арестовать?
  - Ой, сынок, кто его знает за что? Война идёт, время такое, – прошептала мать.
Джавад прикурил папиросу и подошёл к окну.
  - Бала, ты от неё подальше держись, умоляю тебя, горе она тебе принесёт, не омрачай нашу с отцом радость. – Мать положила руки на плечи сына.
  - Всё будет хорошо, – вглядываясь в глаза матери, ответил Джавад, – и войне скоро конец. Всё будет хорошо. – Повторил, словно пытаясь убедить самого себя в этом.
Он потянулся к тросточке, которая лежала неподалеку.
  - Мам, я пойду, пройдусь немного.
  - Ай, бала, смотри в комендантский час не попади, –  произнесла, осознавая, что тревоги за сына далеко не окончены, – в комендантский час патрули сразу стреляют.
  - Да ну! – ухмыльнулся Джавад и добавил: – Не хватало чтоб меня свои положили….


 В обширной приёмной начальника Главного управления государственной безопасности НКВД Азербайджанской ССР генерал-майора Новикова, Джавада встретил молодой, крупного телосложения майор, который указал ему на кожаный диван и приказал ждать. В кабинете шло заседание.
  Джавад присел на диван, положил фуражку на колени и в ожидании стал вертеть тросточку. Прошло около часа. Из окна хорошо проглядывалась городская набережная, которую хлестал своими волнами Каспий. Хотелось курить. За это время в кабинет несколько раз входили и выходили офицеры, придерживая подмышками объёмные папки. Он уже собирался спросить майора, где здесь можно перекурить, когда на столе загудел чёрный массивный телефонный аппарат.
  - Вас ждут, товарищ капитан, – обратился к нему помощник начальника управления.
Джавад поднялся, подтянул китель, прислонил трость к подлокотнику дивана, повесил фуражку  на крючок и, преодолевая неудобство от ходьбы без трости, вошёл  в просторный кабинет.  В центре кабинета за массивным прямоугольным столом восседал наголо бритый с прямоугольными усами генерал Новиков. По обе стороны стола сидели офицеры. Некоторые из них были в штатском. За стулом генерала возвышались три портрета: посередине – Сталина, а слева и справа чуть поменьше портреты Л. П. Берии и М-Дж. Багирова.
  - Товарищ генерал, гвардии капитан Мамедов для дальнейшего прохождения службы прибыл в ваше распоряжение, – отчеканил Джавад.
Сидящие за столом офицеры оглянулись. Новиков неспешно подошёл к нему.
  - Ну, здравствуй, капитан, – пророкотал он сочным басом, протягивая руку.
  - Вот, товарищи, – обратился Новиков к сидящим за столом, –  пополнение к нам с фронта идёт. Скоро и в милиции, и в следственно-оперативных подразделениях, наконец, закончится нехватка кадров. – Он вновь обернулся к Джаваду и похлопал по плечу, – боевой смотрю хлопец.
  - Служи капитан, служи, только на будущее имей в виду, у нас генералов госбезопасности комиссарами принято называть!
  - Извините, товарищ комиссар!
  - Научишься, ещё, – улыбнулся генерал-майор. – Вот что, – Новиков оглянулся на офицеров, – подполковник Кравченко…
  Из-за стола поднялся немолодой мужчина в форме подполковника.  На кителе с правой стороны поблёскивал значок 20 лет ВЧК-НКВД. Других наград не было. Джавад отметил, что награды отсутствуют у всех присутствующих тут в форме, и почувствовал неловкость.
- Ты бери парня к себе, в оперативно-следственную группу. Пусть Варданян с ним работает, обучает нашей науке. Ну…, вырастим национальный кадр? – спросил комиссар с ухмылкой.
- Вырастим, товарищ комиссар, раз надо, значить вырастим. – Ответил подполковник Кравченко.

Варданяном оказался молодой высокий капитан НКВД.
Он дружелюбно принял Джавада и протянул ему руку
  - Левон. А тебя как?
  - Джавад.
  - Вот и познакомились. С какого фронта?
  - Второй Украинский.
  - Ты смотрю молодец, – Левон примостился на краешке своего рабочего стола и рассматривал Джавада, – в какой должности воевал?
  - С солдата начал, рядовым, – ответил Джавад, – закончил войну командиром батальона.
  - Комбат! Уважаю. А до войны, чем занимался?
  - Учился. В педагогическом.
  - Учитель значит, – ухмыльнулся Левон.
  - Да какой я учитель, один курс только проучился, – возразил Джавад.
  - Главное, писать и читать умеешь. В нашем деле стрелять редко приходится, мы всё больше пишем. Вон смотри, – и он кивнул на кипу папок на своём столе, – контра всякая, мусаватисты, мать их, лезут из всех щелей, суки! Война кончается, понимают, падлы, что Гитлеру конец и хотят навредить нам из последних сил! Так что писать – это у нас главное.
  - Да я и стреляю тоже неплохо – в тон ему ответил Джавад.
  - Э нет, браток, нет. Тут стреляют другие, для того спецкоманда есть, исполнителей, – рассмеялся Левон.
  - Я не это имел ввиду,– смутился Джавад, поняв какую команду имеет ввиду Левон.
  - Да хоть бы и это! – возразил Левон. – Там, знаешь…, у сержанта полковничий паёк! Туда не каждого и берут, – с сожалением произнес Левон.
  - Ну да ладно! Ну, браток, сработаемся, а? Как думаешь, комбат?
  - Поживём – увидим, – ответил Джавад.
  - Да? – рассмеялся Левон. – Ну, поживём, поживём…

  С этого дня началась его работа, на которой Джавад пропадал сутками. Варданян учил его оформлению протоколов, методу ведения допросов, сбору улик и доказательств, оперативно-розыскным приёмам. Джавад внутренне уже был готов к тому, чтоб признаться, что с Левоном они действительно сработались, когда в одну из ночей в оперативную комнату, где он находился, пришло известие: на окраине города военный патруль наткнулся на банду, пытавшуюся ограбить крупный оружейный склад. Охрана склада перебита, а патрулю оказывается  сильное вооружённое сопротивление. Там практически завязался бой. По тревоге на место происшествия была брошена дежурная рота Бакинского гарнизона. По характеру событий также должна обязательно присутствовать дежурная оперативная группа НКВД.  В эту ночь дежурила группа подполковника Кравченко. 
  Джавад опираясь на трость, быстро насколько возможно, прошёл по коридору управления в сторону их с Левоном кабинета, где тот проводил допрос.
  Распахнув дверь, он бросил с порога сослуживцу
  - Левон, нам  на выезд… – однако, от представшей перед ним картины, слова заглохли у Джавада в горле: выплевывая ругательства, Левон, пытался раздеть плачущую и сопротивлявшуюся женщину, прижимая ту к углу дивана.
  - Дверь закрой, – прорычал Левон.
Джавад рванул в кабинет, схватил Варданяна за плечи и резко отбросил в сторону.
Женщина бросилась к Джаваду и на азербайджанском языке взмолилась: «Умоляю, спаси меня!»
  -Ты что, с ума сошёл?! - прикрикнул на него Левон,  поднимаясь, – я с подследственной работаю!
  - Это я сошёл или ты?!
  - Что за шум? – в кабинет вошёл подполковник Кравченко и, оглядев комнату, остановил взгляд на Левоне.
  - С тобою, Варданян, я после поговорю, опять за своё принялся!
  - Так я же чтоб надавить, ради дела же, товарищ подполковник! – оправляя гимнастёрку, буркнул Левон.
  - Кончайте базар, машина ждёт внизу, у Комсомольского круга бой идёт.
Вызванный конвоир увёл подследственную.
  - Ну, ты даёшь! – ухмыльнулся Левон, поправляя погоны. –  Контуженный что ли? Вон, погон порвал. С ними, с контрреволюционными подстилками, так и надо.
  Джавад, справившись с яростью, ничего не ответив, вышел из кабинета. У выхода из управления дежурный лейтенант протянул ему автомат ППШ и две противопехотные гранаты. Нырнув в автобус, разместившись на сиденье, сбросил с себя шинель и расстегнул пуговицы полевой гимнастёрки. Дышать стало полегче... Левон добрался до автобуса последним. На большой скорости автобус с оперативниками рванул в сторону Комсомольского круга. Свет фар вырывал из мрака маленькие эпизоды пустынного ночного города, однако, задержавшись на долю секунды, эти эпизоды сменялись другими, такими же однотипными одно-, двухэтажными строениями.
  - Значит так... – зазвучал голос Кравченко.
  -Группа, предположительно человек десять-двенадцать.  Вооружены автоматами. Одеты в форму бойцов Красной Армии. Не исключено что диверсанты, а не просто уголовный элемент. В этом случае драться они будут умеючи. Поэтому приказываю группе, кроме моих распоряжений, выполнять беспрекословно распоряжения капитана Мамедова, у него хороший боевой опыт,  который нам сейчас понадобится.
  - Слушаюсь, товарищ подполковник, – произнёс Джавад.
  - Живыми, хотя бы двоих-троих брать надо, остальных можно кончать на месте, если конечно не сдадутся, – добавил подполковник.
  Джавад поймал на себе взгляд Левона. Варданян отвёл глаза и обратился к Кравченко: «Товарищ подполковник, а гарнизонная рота нас не поддержит?»
  - Рота оцепила банду и не даёт ей вырваться. Стервецы засели в административном здании и отстреливаются. Повязать их должны будем мы.
 
  Автобус с оперативниками остановился метров за двести от оцепления. Офицеры НКВД во главе с Кравченко высыпали из автобуса, на ходу приводя автоматы в боевую готовность.
К подполковнику, поддерживая на бегу армейскую каску, приблизился командир роты.
  - Старший лейтенант Фролов, – доложил он, – приказано перейти в ваше распоряжение, товарищ подполковник.
В этот момент из отдалённого здания раздалась автоматная очередь.
Все оперативники во главе с Кравченко бросились на землю. Стоять остался только Джавад.
  - Жить надоело?! – крикнул ему подполковник.
  -Товарищ подполковник, отсюда они нас не достанут, – спокойно ответил Джавад, – нет прямой видимости.
  -Уверен?- пробурчал Кравченко, тяжело поднимаясь и отряхивая пыль с одежды.
За ним поднялись и остальные.
  - Разрешите? – обратился к нему Джавад.
  - Валяй.
  - Старший лейтенант, – Джавад повернулся к командиру роты – в роте есть фронтовики?
  - Так точно, человек десять.
  - Давай их ко мне.
  - Слушаюсь. – Ротный растворился в темноте.
  - Ты чего надумал-то? – спросил Кравченко.
  - Товарищ подполковник, сделаем так. Я сейчас обойду здание с боковой стороны и попытаюсь прорваться на первый этаж. Ваша задача их отвлечь. Сначала предложите сдаться, а потом открывайте огонь, но стреляйте только по окнам второго этажа, не то нас перебьёте. А как только рванёт граната на втором этаже, это будет сигнал вам, что мы прорвались на второй этаж, и вы сразу остановите огонь.
  - Хорошо, понял всё. – Согласился подполковник, но тут его взгляд остановился на трости, на которую опирался Джавад.
  - Погоди, а как ты…
Джавад сначала посмотрел на трость, потом протянул её Левону. – Когда всё закончится – вернёшь.
  - Угу, – кивнул тот.
Из темноты вынырнул ротный
  - Люди готовы, товарищ капитан.
Теперь Джавад вместе с ротным растворился в темноте.
Его встретили человек десять солдат вооружённых автоматами.
  -Ребята, боевой опыт есть? В уличных боях участвовали? – обратился он к солдатам.
  -Так точно, – ответил старший из них, сержант по званию, –  приходилось повоевать.
  - Ну и хорошо. Ставлю боевую задачу…

К тому моменту, когда Джавад с десятью автоматчиками обошёл двухэтажное административное здание сбоку, и от фасадных окон его отделяло всего метров тридцать – тридцать пять, до них донёсся зычный,  усиленный рупором, голос подполковника Кравченко.
  - Внимание, говорит подполковник НКВД. Вы полностью окружены! Сопротивление бесполезно. Предлагаю Вам сдаться, даю одну минуту на размышление, через минуту начинаю штурм!
  - Приготовиться к броску по моей команде, – прошептал Джавад, –  сержант, с первой пятёркой ты бросаешься вон в те окна первого этажа, я с оставшимися – в следующие. Через комнаты прорываемся в коридор и дальше как получиться.
  - Понял, товарищ капитан, – кивнул сержант.
  - Если из окон будут стрелять швыряй гранату, – приказал Джавад.
  - Не впервой замужем, товарищ капитан.
  - Ну и хорошо, ну и хорошо… – прошептал Джавад, вглядываясь в темноту. Он весь напрягся, забыв о ноющей боли в боку и режущей в бедре. Так и на фронте бывало, когда перед самым боем пропадали куда-то болячки, а все мысли и воля нацеливались лишь на выполнение задачи.
  Шквальный огонь со стороны группы подполковника Кравченко начался внезапно, безо всяких прелюдий.
  - Всё ребята, вперёд! – крикнул Джавад и его автоматчики зигзагами помчались через двор к заветным окнам, стёкла которых были выбиты предыдущей стрельбой.  Когда до цели оставалось метров десять, из глубины здания раздался пистолетный выстрел.
  Джавад привычным манёвром бросился на землю, и на ходу, зубами сорвав чеку гранаты, метнул её в проем. Из соседнего окна затрещала автоматная очередь, срезав одного из бойцов. Через секунду раздался взрыв. Джавад помедлил: «Если поднимусь – начнут стрелять». Однако в следующую секунду взрывом разнёсло и вторую комнату. Сработала граната сержанта.
  - Вперёд! – Джавад поднявшись, устремился в пустоту здания. Перелетев через край окна, и больно ударившись об пол, он привстал, держа автомат наизготове. На полу в луже крови лежало тело убитого в военной форме. За спиной раздавался топот солдат, запрыгивавших следом за ним.
  Дверей, ведущих в коридор не было, по-видимому, их выбило взрывом. Джавад, пригнувшись, выбежал в темный проход, на ходу,  посылая вправо, короткие очереди. Единственную комнату слева уже  занимал сержант со своей группой, так что опасаться стоило только правого фланга.
  В конце коридора метнулась за угол человеческая фигура.
  - Командир, этаж кажется наш! – прокричал ему в ухо сержант.
  - Выдели двоих, пусть проверят другие помещения. Остальные за мной, к лестничной площадке, – приказал Джавад и, готовый выстрелить в любую секунду, направился к лестнице ведущей на второй этаж.
Едва шагнул на первую ступеньку, как сверху раздалась бешенная автоматная очередь. Стреляли яростно, но вслепую. Джавад с ребятами  рванули обратно. Пули легли буквально в паре сантиметров от его ног.
  - Сейчас, сейчас, мать вашу, вы запляшете у меня, – пробурчал сержант, – разреши, командир? – обратился он к Джаваду.
  - Давай.
  Сержант приблизился к опасному месту и метнул противопехотную гранату наверх. Он и Джавад вжались в угол. Взрыв в четырёх метрах над ними смешался с дикими воплями людей.
Джавад рванул на лестницу, крикнув на ходу:
- Без команды на второй этаж не лезть!
  Когда до края осталось совсем немного, он бросился на пол и кинул вторую гранату уже в центр комнаты. Ударная волна хлестнула его по макушке, однако, поднявшись, Джавад вбежал на второй этаж. Он стрелял по фигурам людей, которых разглядывал во мраке, стрелял короткими очередями. В отличие от первого этажа, второй представлял собою большой зал с нагромождением столов и стульев. За спиной послышались шаги. Вбежавшие солдаты залегли за разбросанной повсюду мебелью и посылали короткие очереди в глубину комнаты, из которой раздавались ответные очереди.
  Трассирующие линии автоматных очередей на мгновения освещали хаос большого зала, выхватывая из мглы, на столах и полу, тела убитых. Затем новая порция поглощающей темноты, разрываемая очередными трассерами ППШ.
  Если бы в следующее мгновение Джавад не расслышал из глубины комнаты отчаянный крик: – Не стреляйте, мы сдаёмся! – то через пару минут такого боя, живым брать было бы уже некого.
  - Не стрелять! – приказал Джавад. – Прекратить огонь!
  Он медленно встал из-за шкафа, за дубовым корпусом которого укрывался. Выстрелы затихли.
  - По одному, без оружия, с поднятыми руками ко мне, считаю до трёх, потом забросаю гранатами, – крикнул Джавад, обращаясь к засевшим в глубине комнаты  бандитам.
  Те, не испытывая судьбу, стали приподниматься с поднятыми руками.
  За спиною Джавада послышалось множество шагов, и комната осветилась армейскими фонарями. Подполковник Кравченко, командир роты и несколько автоматчиков вошли в комнату. 
Джавад опустив автомат стволом к земле, медленно передвигался по лестницам, которые только что брал штурмом, и выбрался на улицу. Вокруг здания суетились солдаты и офицеры. Гимнастёрка на нём пропиталась потом и пылью. Щека была рассечена куском битого стекла, ещё на первом этаже, однако в горячке боя он этого не заметил.
 
  Бедро ныло, бок болел. К нему подошёл  Левон и протянул трость. Джавад, в свою очередь, протянул Левону автомат с почти пустым диском.
  - Тебя зацепило. Потери есть? – спросил Левон.
  - Есть. Одного нашего ещё во дворе срезали, другого на втором этаже…. Кто-то говорил, что на нашей работе стрелять не приходится, только писать…
  - Кто же знал……и откуда они только на нашу голову свалились? – проворчал Левон. – Ну слушай, это дело и отметить не грех а? – Левон весело подмигнул.
  - Устал я, – ответил Джавад, – папиросы есть?
Варданян протянул ему папиросу и поднёс зажжённую спичку. Джавад глубоко затянулся.
  - Сержанта и всех солдат, шедших со мною, поощрить бы надо, – сказал Джавад, выдыхая дым.
  - Ты брат не на фронте! – вздохнул Левон. – За такие провалы нашему начальству шеи так намылят, что не до тех, кто шел на штурм, будет.
  - Это за что? – поинтересовался Джавад.
  - Как за что? – удивился Левон. – Как пробрались в глубокий тыл, кто допустил, а может ещё хуже, кто стоит за этим? А ты говоришь поощрить! Шутник ей богу.
Взгляд Джавада остановился на носилках, на которых несли тело убитого бойца гарнизонной роты.
  - Странная логика у тебя, Левон, – смог только пробурчать Джавад.
  - Это не у меня, это у нас, ты разве не наш, Джавад? Ты не с нами? – прищурившись,     Варданян заглянул Джаваду в глаза. Джавад оставил его вопрос без ответа.

  Из разрушенного здания автоматчики вывели под конвоем пятерых человек в полевой форме бойцов Красной Армии. Пленных уже готовились загрузить на подъехавшие автозаки, когда из тьмы один за другим вынырнуло три автомобиля.
  Головной автомобиль затормозил прямо возле подполковника Кравченко.
  Кравченко мгновенно застегнул  ворот гимнастёрки и как самый старший по званию, из всех находившихся тут, скомандовал:
  - Товарищи офицеры, смирно!
  Из переднего сиденья машины почти на ходу выскочил офицер в шинели и бросился открывать заднюю дверцу. Из автомобиля вышел человек с ёжиком седых волос на голове, с усами затронутыми сединой и тоненькой оправой очков на глазах, в полувоенном френче. Это был первый секретарь ЦК Компартии республики Багиров. Раньше Джавад видел его только на портретах.
  Строевым шагом Кравченко подошёл к нему, козырнул и чётко доложил:
  -Товарищ Багиров, дежурной оперативно-следственной группой НКВД, совместно с ротой Бакинского гарнизона, проведена операция по обезвреживанию банд группы.
Пять человек нами взято в плен, восемь человек убито при задержании. С нашей стороны потери – два человека из гарнизонной роты и двенадцать человек из охраны складов. Докладывал подполковник Кравченко.

  Пока Кравченко докладывал, из подъехавших машин, вышли нарком НКВД Сумбатов, заместитель наркома НКВД,  начальник ГУГБ республиканского НКВД генерал Новиков и начальник гарнизона полковник Аскеров.
  - Спасибо, товарищ Кравченко, – ответил первый секретарь, – они? – он кивнул в сторону пленных.
  - Так точно.
Багиров подошёл к пленным, прошёл перед ними пристально всматриваясь в лица и возле одного из них, кавказца, остановился.
  - Армянин? Азербайджанец? Грузин? – спросил он.
  - Азербайджанец, – по-азербайджански ответил пленный.
  - Ах ты, собачий сын! – прокричал первый секретарь и неожиданно, для Джавада во всяком случае, с размаху врезал по челюсти пленного кулаком. Удар оказался точным и сильным. Парень не удержавшись на ногах упал выплёвывая изо рта сгустки крови.
  - Продажная тварь! – продолжал кричать Багиров. – Ладно эти, – он кивнул в сторону остальных пленных, – а ты сам местный, это же твой город, собака сын собаки, здесь же оружейные склады рядом, а рвануло бы? От города и от промыслов руины бы остались! Это какая же сука тебя вскормила? Кто? Кто послал тебя сюда, живо отвечай мне!
  - Абверкоманда 304, – запинаясь ответил парень, – не убивайте, я сдался, сам сдался, прошу вас!.. –  молил он. – Я в сорок втором в плен попал, под Севастополем…
  - Жить хочешь, щенок?! – Багиров ещё пару раз ударил лежащего на земле парня, сапогом, затем видимо справившись с гневом, обернулся к генералам.
  - Крутите их как хотите, но чтобы уже к вечеру у меня на столе были все данные. Кто, откуда, каким путём. Ясно?
  - Товарищ Багиров, разрешите доложить! – выступил вперёд нарком Сумбатов.
  - Перед выездом я по ВЧ доложил в Москву о происшествии. Получен приказ пленных срочно  на самолете переправить к ним . Приказ лично товарища Берии. Их дальнейшей разработкой будет заниматься СМЕРШ.
  - Зачем СМЕРШ? – спросил Багиров. – Они не на фронтовой полосе захвачены, а в тылу.
  - Москве виднее, товарищ Багиров. – Ответил  нарком.
  - Хорошо, а жаль… мы их сами раскрутили бы, – произнёс Багиров. Его взгляд остановился на Джаваде. Тот стоял «смирно», без фуражки, которую потерял во время боя.
  - Ты кто? – спросил Багиров по-азербайджански.
  - Капитан НКВД Мамедов, товарищ Багиров, – доложил Джавад по-русски.
  - Недавно что-ли? Новиков, я твоих вроде всех знаю в лицо, а этого первый раз вижу.
  - Разрешите? – вперёд выступил генерал Новиков.
  -Товарищ Багиров, не успели ещё доложить. Капитан – фронтовик. Направлен в наше распоряжение после ранения.
  - Где воевал? Награды имеются? – Багиров поближе подошёл к Джаваду.
  - Во многих местах, товарищ Багиров, я с сорок первого на фронте. Имею четыре ордена и три медали. Последнее ранение получил в Венгрии.
  - Вот! – вскрикнул Багиров  и обернулся к пленному, которого ударил, – он тоже воевал, но не продался как ты, собака позорная! Ты город подорвать хотел, а он его защищал! – и вновь обратился к Джаваду. – Ты, парень, давай работай, перенимай науку чекистскую, сам буду тебя проверять лично, понял меня? Учись.
  - Понял товарищ Багиров.
Тут выступил вперёд подполковник Кравченко.
  - Товарищ Багиров, разрешите доложить?
  - Что ещё?
  - Капитан Мамедов командовал штурмовой группой и лично провёл захват диверсантов.
Услышав это, Багиров протянул Джаваду руку.
  - Спасибо тебе, капитан, я надеюсь на тебя, не подведи меня.
  - Спасибо за доверие, товарищ Багиров! – выпалил Джавад.
 
  Генералы, во главе с Багировым, стали разъезжаться. Джавад поймал на себе пристальный взгляд наркома Сумбатова. Тот смотрел через стекло автомобиля.
  К Джаваду подошёл Левон.
  - Ну брат всё! Скоро полковником будешь, начальником отдела какого-нибудь назначат. Смотри не забудь тогда про меня…
  В управление  вернулись уже ближе к обеду. Дежурство давно окончилось, и Джавад поехал домой.
  Сойдя с подножки трамвая, возле базара «Пассаж», он пошёл своим привычным маршрутом: мимо базара наверх к школе, в которой учился, но где сейчас располагался эвакогоспиталь. Не успев пересечь базар, он встретил Мирзу, своего одноклассника. Мирза потерял руку на фронте, в сорок третьем, и теперь жил на пенсию, иногда подрабатывал перепродажей.
  - Салам, гадеш. – Увидев Джавада, Мирза бросился к нему. Они обнялись.
  - Как ты? – спросил у него Джавад.
  - Я-то нормально, а вот ты… – Мирза с хитрецой посмотрел на друга. –  У тебя кровь на лице.
  - Ерунда, царапина.
  - Слушай, гадеш, люди рассказывают, что ночью, в районе Комсомольского круга, немцы десант сбросили, там такой бой был, как на фронте. Ты видимо  там поцарапался?
  - Какой десант? – возразил устало Джавад, – так, парочку дезертиров ловили.
  - Ладно, не хочешь говорить не говори… Хотя, своему гадешу можно было бы. Я как могила!
  - Могила! – усмехнулся Джавад и опустил кепку Мирзы тому на глаза.
  -Я пошёл домой, высплюсь, вечером заходи. Буду ждать.
  - Договорились гадеш, зайду.
  Они попрощались и Джавад пошёл дальше. Уже миновав «Пассаж»,  на углу возле их школы, он столкнулся, лицом к лицу, с Диларой. Диля взглянула на него мимолётом, кивнула собираясь идти дальше, но остановилась.
  - У тебя засохшая кровь на щеке. – произнесла она.
  - Я знаю, – ответил Джавад.
  - Ладно, пойду я…
  -Подожди, Диля!.. Я уже месяц как вернулся, а мы так по-человечески и не поговорили с тобой.
  - Да…не говорили…а о чём нам с тобою… – она умолкла.
  - О чём? – переспросил Джавад, – ты считаешь что не о чем?
  - А ты считаешь, что есть?
  - Да. Есть о чём. Как ты… – голос его осёкся, ком подкатил к горлу, –  зачем?.. Я ведь… я ведь о тебе всё это время думал.
  - Поздно, Джавад, уже давно поздно. – Ответила Дилара
  -Ты хотя бы похоронку на меня дождалась, а потом уже… а так ведь знала, что я жив…
  - Отец, отец настоял, я не сама, поверь, но теперь уже поздно, –  прошептала она, – пойду я, люди смотрят…
  - Да пусть себе смотрят! – вспылил Джавад. – Что мы делаем такого плохого?
  -Тебе легко говорить…
  - Это мне легко? – Джавад потерял самообладание, – мне легко? Да мне легче в атаку сейчас подняться чем… Диля, я с ума схожу от мысли, что ты принадлежишь не мне… понимаешь ты это?
  - Зачем ты мучаешь себя? – спросила она, глядя ему прямо в глаза, – и меня заодно. У меня муж есть, Джавад. У меня… ты меня прости… ребёнок будет… Не мучай ни меня, ни себя, забудь меня.
Силой воли Джавад подавил в себе желание завыть волком.
  - Подожди Диля, из любой ситуации есть выход, мы на фронте из таких переделок выходили, что… Давай уедем отсюда, я переведусь в другой город, заберу отца с матерью… Мы начнём новую жизнь…
  Глаза Дилары наполнились слезами.
  В ответ она отрицательно помотала головой. Забыв о прохожих, она приложила ладонь к его щеке, на которой запеклась кровь.
  -Я никогда не смогу бросить Октая в таком положении. Кто же ему передачи носить станет? Он в тюрьме умрёт. Одного я уже предала… Я не смогу, он муж мне… отец будущего ребёнка… да и твои отец с матерью не уедут отсюда. А если ты уедешь бросив их, то и сам себе этого не простишь. Зейнаб хала знаешь как тебя ждала? Каждый день у нас во дворе только о тебе разговоры и шли. Ты не знаешь… твои фотографии с фронта, соседи друг другу передавали…
А однажды, в сорок втором кажется,  ты мне снился ночью, снилось что беда с тобою…тебя враги окружают… Я во сне кричала… твоё имя кричала… Всё, Джавад! Не мучай меня! – она резко повернулась и быстрым шагом ушла, почти убежала.


  После разговора с Диларой Джавад всячески старался отгородиться от неё: пораньше уходил из дома, чтоб не столкнуться случайно во дворе, и приходил  поздно ночью когда все уже спали. Пытаясь вычеркнуть Дилю из своего сердца, с головой ушёл в работу. Ему уже доверяли самостоятельно вести допросы, на которых иногда присутствовал Левон. Кабинета своего у Джавада не было, они с Варданяном по-прежнему делили одну комнату на двоих. Однако Левон, потихоньку наблюдая за Джавадом, никогда не вмешивался. Вообще после встречи Джавада с Багировым, Левон старался наладить отношения и всячески набивался в друзья.
  Весна раньше времени уступала свои права лету. Для середины апреля было слишком жарко. Природа словно сама подгоняла время в ожидании конца самой кровопролитной войны.
В один из дней, Джавада в составе группы, вызвали на совещание к Новикову. Комиссар разносил следователей за медлительность и требовал быстрых результатов. Дела должны были передаваться на рассмотрение судов в короткие сроки. Дел было много, а следователей мало, поэтому каждый из них вёл одновременно по десять а то и по двенадцать дел. Это не считая еженедельных дежурств по городу.
  - Какие результаты по делу подпольного мусаватистского центра? – комиссар обратился с вопросом к Кравченко.
  - Там всё в порядке, товарищ комиссар. Большинство участников центра дают признательные показания. Пара человек артачится, но дожмём.
  - Когда дожмёте? Москва требует результатов. Кто артачится?
  - Самедов. Не хочет подтверждать связь центра с немецкой разведкой. Вели-заде упёрся тоже… Остальные безоговорочно подписали все протоколы
  - Какие меры воздействия  применяете к этой упрямой паре?
  - Самые крайние, товарищ комиссар, – ответил Кравченко, – думаю день – два  и они сломаются.
  - Кто их ведёт?
  - Малышев.
  - Передайте их на сутки Саркисяну в особый отдел, – распорядился комиссар.
  - Так мы и сами справимся, – попробовал возразить Кравченко.
  - Ну хорошо. Но это крайний срок, учтите подполковник. Смотрите у меня, сами пойдёте  под суд.
  - Я понял, товарищ комиссар.
  Джавад сидел в дальнем углу и напряжённо слушал комиссара. Порою ему казалось, что он спит или бредит: поручения, которые давал Новиков выходили за грань его понимания. На фронте СМЕРШ часто применял крайние и жёсткие меры. Но там был фронт, противник находился совсем рядом, и жестокость СМЕРША, при желании, была объяснима… Но тут, в глубоком тылу, на пороге победы… Почему бы не расследовать дела нормально, без спешки и насилия, искать улики и доказательства, а не заставлять людей подписывать заготовленные протоколы?
Голос комиссара вывел его из раздумий.
  -Ты вот что, Пал Сергеич, – комиссар уже мягче обратился к Кравченко, – забери пару-тройку дел у Шацмана, его группа перегружена. Пусть твои архаровцы доведут их до конца. Шацману я дам необходимое распоряжение.
  - У меня и так море дел, товарищ комиссар, – попробовал ещё раз возразить Кравченко.
  - Ну если у тебя море, то у него океан. Помочь нужно обязательно. – Твердо отрезал Новиков.
  - Слушаюсь, товарищ комиссар, – нехотя согласился подполковник.

  Дела из группы полковника Шацмана группе подполковника Кравченко передали уже к вечеру. Кравченко самолично разбил новые дела между своими сотрудниками.
Джаваду досталось дело о краже с мукомольной фабрики двух мешков муки. Допрашивая арестованного Гасангулу Бахрамова, он убедился, что старик действительно украл эти мешки. Сначала прятал на территории комбината, затем, в небольших пакетах, выносил ежедневно через проходную. Всё предельно ясно, и можно было оформлять бумаги в суд. Но Джавад ни как не мог закончить оформление, всячески оттягивал финал. С юридической точки – всё верно: Бахрамов преступник. И не простой, а государственный. Однако  дома у него семь ртов. Внуки, отец которых пропал без вести на фронте, дочь, старуха-жена больная и неработающая… Десять лет лагерей Гасангуле были обеспечены, но это означало голодную смерть его внуков, да и для него самого десять лет было всё равно что высшая мера.

   Однажды уже ближе к вечеру, Левон вызвал на допрос своего подследственного. Это дело тоже было одним из переданных от Шацмана. В комнату ввели мужчину. Одежда на нём висела мешком, видимо до ареста он был довольно упитанным, однако за время, проведенное в НКВД, заметно сдал. Левон указал ему на табурет перед своим столом. Подследственный сел, оказавшись к Джаваду спиной. Джавад мог видеть лишь его лысую макушку.
Стараясь не обращать внимание на допрос, Джавад занимался своим делом, когда до его слуха дошла фраза Левона.
  - Ну что гражданин Октай Керимзаде, вот товарищ мой не даст соврать, мы за мешок муки 10 лет даём, а ты, гнида, вагонами воровал! Что сука, в молчанку играть будешь? Я тебе не Шацман, у меня ты живо заговоришь.
  - Я уже всё написал, – ответил подследственный, – добавить больше нечего.
  - Написал. – Левон листал лежащее перед ним дело. – Что написал? Всё на себя берёшь, а сообщники где?
  -У меня не было сообщников.
  - Ну да, конечно не было! Ты, гнида мусаватистская, сам всё проделал так?
  -Так, – подтвердил мужчина.
  -Ну да… – пробурчал Левон… – А ну встать! Встать я сказал!
Подследственный поднялся с табурета. Поднялся и Варданян.
Вложив руки в карманы форменных галифе, он медленно обогнул стол и внезапно сильно ударил Керимзаде сапогом по животу. Тот согнулся от боли.
  - Встать я сказал! – повторил Левон. Подследственный тяжело выпрямился. Левон вновь нанёс точно такой  удар. На этот раз подследственный упал.
  - Встать гнида! – крикнул Левон.
Джавад, сжав зубы, складывал бумаги… Ему хотелось скорее покинуть кабинет. Но тут Левон протянул Джаваду фотографию, изъятую из папки:
  - Смотри, Джавад, какая сладенькая штучка, прямо пальчики оближешь! Жена его, везёт же сволочам на жён.
Джавад механически посмотрел на фотографию и замер. С фото на него смотрела Дилара.
  - Ну, контра, хочешь чтобы её доставили сюда? Тогда сговорчивее будешь. – Левон не отрывал взгляд от фотографии.
  - А причём тут она? – одновременно и в один голос произнесли Джавад и подследственный
Варданян косо взглянул на Джавада, но обратился к подследственному.
  - Вот когда я с нею на этом диванчике позабавлюсь, тогда ты всё расскажешь, всех своих дружков сдашь.
  Джавад напрягся… Слова были уже у него на устах, когда произошло непредвиденное: Керимзаде схватил валявшийся рядом табурет и со всей силы швырнул Варданяну в голову. Левон ухватился за голову, крича что-то по-армянски. Неожиданно быстро, поднявшись с пола, подследственный двинул кулаком в лицо Джаваду. От неожиданности Джавад упал на стол. Схватив табурет, Керимзаде занёс его вторично над Левоном, однако вбежавшие на шум конвойные выбили из его рук табуретку и скрутили, нещадно при этом избивая.
Всего в крови, подследственного вынесли из кабинета. Левон улёгся на диван. Голова была в крови. К Варданяну быстро привели врача, сделали перевязку. Левон лёжа проворчал:
  - Сто раз говорил, сделайте привинченную к полу табуретку, так нет, всё откладывали…
В кабинет вошёл Кравченко. Джавад поднялся со стула, а Левон с дивана.
  -Ранение? – ухмыльнулся подполковник. – Вдвоём с одним не справились, чекисты тоже мне!
  -Так он и Джаваду врезал, – заявил Левон.
  -И тебе досталось? - спросил Кравченко.
  - Ни как нет, капитану Варданяну показалось, – ответил Джавад.
  - Не понял. – произнёс Левон. – Товарищ капитан контру покрывает что ли? – ухмыльнулся Левон. – Ну-ну… продолжайте в том же духе, товарищ капитан.
  -Ладно, хватит вам собачиться, известие слыхали?
  -Какое?
  -Какое?! Ещё спрашивают! Наши – в Берлине! Радио передавало только что последнюю сводку! Там идут уличные бои.

  Весь следующий день, Левон и Джавад старались не встречаться. Когда один входил в комнату, второй её покидал. Доработав до утра, Джавад решил поехать домой и выспаться как следует. Уже третьи сутки он не выходил из управления. Получив от Кравченко добро, вышел на улицу, прищурившись от яркого солнца. Ещё недельки две и можно будет искупаться в море. Как долго он не плескался в Каспии…
  -Ай, бала, что это за работа, тебя сутками дома нет, разве так можно? Ну что у твоего начальника матери нет? – запричитала мать.
  - Отец дома?
  -Отец дома, смену отработал и дома. А вот когда твоя смена начинается и когда заканчивается – никому не известно.
Джавад распоясал ремень с портупеей и кобурой и повесил на спинку стула.
  - Руки мыть, – приказала мать, – кормить буду.
  - Сейчас, мама, сейчас… – он устало опустился на стул и положил голову на край стола. В комнату вошёл отец. Джавад привстал.
  - Сиди, сынок, сиди, – отец тоже присел рядом.
Джавад только сейчас заметил на лицах родителей какое-то напряжение, которое они оба пытались скрыть.
  -Что с вами? Что-то случилось?
  - Нет, с чего это ты взял?- ответила мать, накрывая на стол. Отец же продолжал молчать
  -Я же вижу… что-то случилось. – Джавад обратился к отцу. – Похоронка на кого-то пришла?
  -Нет, не похоронка, слава Аллаху, – пробормотал отец.
  - Молчи! – вскрикнула мать. – Ради всего святого – молчи!
Джавад  обернулся к матери:
  - Мама, мне что у тёти Моти спрашивать?
  - Джавад, – медленно произнёс отец, – тут такое дело… понимаешь, мы думали, что ты уже знаешь…
  - Что я знаю?- переспросил Джавад и вдруг его озарило:
  - С Дилей что-то случилось?! – спросил он теряя голос.
  - Арестовали её.
  Джавада словно спружинило со стула. Он нервно прошёлся по комнате. Мать в углу тихо утирала слёзы.
  - Когда арестовали? Когда это случилось?
  - Под утро приехала машина. Все спали, проснулись от шума… –  ответил отец.
  -  А кто? Отец ты видел кто?
  -Трое их было, а старшим у них какой-то армянин с перебинтованной головой. Я через веранду всё видел.
Джавад рванул к выходу, однако мать метнулась к дверям и загородила ему дорогу:
  -Не пущу, не пущу тебя, не оставляй нас сиротами, не пущу!
  Джавад вернулся в комнату и схватив ремень со спинки стула вновь опоясался, поправил кобуру и метнулся  за сапогами. Однако сапоги оказались в руках матери, которая вцепилась в них намертво.
  - Сказала – не пущу!
  Джавад посмотрел на отца. Тот медленно встал, подошёл к жене:
  - Зейнаб, он всё правильно делает, он знает что надо делать, он просто попросит своего начальника и Дилару отпустят, дай сапоги, прошу тебя… Зейнаб, девочке помочь надо, отпусти…
  Мать, разрыдавшись, бросила сапоги на пол.
  Джавад быстро оделся. Уже у порога обернулся к отцу с матерью. Они стояли рядышком и смотрели ему вслед.
  -Прости меня, мама… я очень вас с отцом… простите меня… – и недоговорив фразу, выбежал на улицу.

  План спасения Дилары Джавад придумал ещё дома, и придумал мгновенно. Он пересёк «Пассаж» и отыскал Мирзу. Коротко с ним переговорив, Джавад направился в управление, всё время повторяя про себя: «Лишь бы Варданяна там не было». Когда уходил со службы, Варданяна, кажется, не было, иначе его фуражка висела бы на гвозде. Возможно, проведя арест, тот, после трехсуточного дежурства, поехал отсыпаться домой. Но даже на случай, если Варданян окажется в управлении, Джавад знал что делать... Теперь главное, чтобы Диля оказалась у них. Особо опасных, обычно, содержали в камерах Баиловской тюрьмы.  А остальных – в их внутренней тюрьме. Да и не стал бы Варданян забрасывать Дилю далеко от себя, на Баилово. Не для того он получал санкцию на её арест.
Войдя в проходную, Джавад остановился. Дежурный лейтенант не успел ещё смениться. Козырнув Джаваду, лейтенант не стал проверять удостоверение, так как знал его в лицо.
  - Лейтенант, – обратился к нему Джавад, – капитан Варданян в управлении?
  - Сейчас, минутку, – лейтенант покопался в журнале. – Ни как нет, товарищ капитан, убыл.
  Джавад кивнул и, стараясь скрыть волнение, поднялся в их с Левоном кабинет. Присев за стол, он поднял трубку телефона внутренней связи.
  - Соедините с внутренней тюрьмой, – произнёс он в трубку.
  Ждать пришлось несколько секунд.
  - Дежурный слушает, – раздалось в трубке.
  - Дежурный, арестованную Дилару Керимзаде 1923 года рождения, на допрос в 309-ую. Срочно.
  Прошло секунды две.
  - На кого оформлять? – спросил дежурный.
  Джавад облегчённо вздохнул, значить Диля у них, а не на Баилово.
  - На капитана Мамедова, – ответил Джавад, и добавил, – поживее там, начальство торопит.
  -Понял, товарищ капитан, сейчас доставим.
  Минут через пять раздался стук в дверь. В комнату вошла Дилара в сопровождении конвоира. Увидев Джавада за столом, она хотела что-то сказать, однако тот опередил её.
  - Подследственная проходите, садитесь вот сюда. Сержант давай сопроводиловку.
  Сержант протянул ему бумагу, на которой Джавад поставил свою подпись.
  -Ты, сержант, не жди, тут работы до вечера. Когда конвой понадобится, я вызову по телефону.
  -Слушаюсь, – ответил конвоир. – Можно идти?
  -Иди, свободен.
  Сержант вышел. Джавад приложил ухо к двери, затем достал из кармана ключи и запер кабинет изнутри.
  - Джавад… – прошептала Дилара, – что происходит?
  -Всё будет хорошо, Диля, всё будет хорошо… главное, чтобы ты делала всё как я скажу. Сейчас приведи себя в порядок, чтоб на улице можно было показаться.
  - Меня отпускают? – спросила она.
  -Конечно, Диль, конечно, ведь ты не виновата. – Джавад, достал из кобуры пистолет, передёрнул затвор, послав патрон в патронник и переложил его в карман форменных галифе.
  -А это зачем? – спросила Дилара.
  -Так надо, ты лишние вопросы не задавай, пожалуйста. Поправь причёску.
  Дилара быстро поправила волосы, и выровняла платье.
  -Теперь слушай внимательно. Ты всё время молчи и только поддакивай мне, если это будет нужно. Договорились?
  -Да, но… разве меня не отпускают? – вновь спросила она.
  -Отпускают конечно же, отпускают. Ну всё, пойдём?
  Диля поднялась со скамейки.
  Джавад первым вышел в коридор. Он спокойно замкнул двери и, протянув руку, указал Диларе направление движения. Мерный стук сапог Джавада по мраморным лестницам Наркомата бил по ушам.
  В полном молчании, не встретив по пути никого, кто мог бы знать о Диларе, они спустились на первый этаж и дошли до проходной. Там стоял всё тот же лейтенант.
Увидев снова капитана, он привычным движением взял под козырёк. Всё это время Джавад держал руку в кармане галифе и сжимал рукоятку пистолета.
  Джавад пропустил Дилару вперёд. До выхода оставалось метра три.
  Внезапно лейтенант загородил ей путь.
  Джавад на него бросил вопросительный взгляд.
  -Товарищ капитан, женщина с вами?
  -Кроме меня ещё кто-то тут есть?
  -Простите, но нужно  её пропуск с паспортом предъявить.
  -Лейтенант, с ума что ли сошёл? – Джавад, старался не повышать голос.
  -Это наш секретный сотрудник, агентесса моя… Может ещё прикажешь её фотографию с автобиографией развесить по городу? На фронт захотел, мальчишка?!
  -Товарищ капитан, проходите, – лейтенант убрал руку с пути, – только я фронта не боюсь, – добавил он.
  -Не боишься? – спросил Джавад уже более мягким тоном, – а я вот боялся.
  -Да, не может быть! – улыбнулся лейтенант. – Вы, да чтоб фронта боялись.
  -Не боится только дурак… ладно, лейтенант, счастливо.
  -И вам, – ответил парень.
  Джавад и Диля вышли на улицу.
  -Иди за мной, – сказал Джавад, – иди и не оборачивайся.
  Они перешли через дорогу и завернули налево. На первом же повороте свернули в переулок. Джавад вдруг почувствовал на своём плече руку Дилары.
  -Ты что делаешь? – спросила она, подавляя слёзы, – ты вообще соображаешь, что делаешь?!
  -Соображаю. Утри слёзы и не привлекай внимания.
  -Тебя убьют, Джавад. – произнесла она шепотом, – из-за меня – тебя убьют!
  -Кто убьёт? Не говори глупости, ну дадут выговор… может понизят в звании, и всё. Старшие лейтенанты тоже живут, правда? – он улыбнулся ей.
  - Какой выговор, Джавад? Я не дурочка, они убьют тебя! Вот тот же армянин, который меня арестовал и убьёт!
  - Варданян? Руки коротки у него убить меня Диля, всё, давай кончай причитать, нас Мирза ждёт.
  -Твой Мирза?
  -Мой, а чей же ещё.
  -Я никуда не пойду. – Дилара остановилась. – верни меня обратно, прошу тебя, там разберутся, и наконец отпустят…
  -Отпустят?.. – прервал её Джавад. – Твоё дело ведёт Варданян, а эта сволочь тебя просто так не отпустит. Тебе придётся пройти через такие унижения, что… что лучше об этом не думать. Поэтому молчи и давай поспешим.
  Дилара не тронулась с места.
  -Диля, – Джавад посмотрел ей прямо в глаза, – ты пойми, я с Варданяном сижу в одном кабинете, как только он начнёт допрашивать тебя, я не знаю что сделаю, ты хочешь чтобы я дров наломал, чтоб кровь пролилась?
  Она отрицательно помотала головой.
  -Тогда, пока всё спокойно, пока ещё дело может обойтись миром пойдём, да? Давай пойдём?
На этот раз она утвердительно кивнула, но опять не тронулась с места.
  -Джавад… я тебя… ты понимаешь сам… – выдохнула она.
  -Я знаю, – ответил Джавад. – Всё, объясняться будем потом, давай пошли.
Они пересекли молоканский садик и на углу парапета подошли к Мирзе.
  -Я уже волновался, – сказал Мирза.
  -Ты понял меня, Мирза, так чтоб ни одна душа не узнала её местонахождение.
  -Да понял я, понял. Я её к своим родственникам отвезу в Тоуз, там, в нашу деревню, летом не всегда можно добраться, а зимою так вообще!
  - Ну вот и хорошо, вот и хорошо, – Джавад достал из нагрудного кармана пачку денег.
  -Бери, – он протянул пачку Диларе, – это тебе и на дорогу и вообще на первое время, не отказывай себе, а там горный воздух,… фрукты,…  тебе сейчас витамины нужны.
  Дилара, с глазами полными слёз, прижала пачку к груди.
  -Не плач, моя родная, Джавад сам с трудом удерживал себя в руках, – всё у тебя будет хорошо… знаешь, вот что я скажу тебе… – он перевёл дыхание, – …я на допросе видел Октая, мужа твоего, он очень стойко держится… это он голову собаке Варданяну проломил ведь… он молодец, он любит тебя, он настоящий человек… ты… правильно ты тогда сказала, что нельзя его бросать…
  -Джавад… – перебила его Дилара, она  хотела что-то сказать, но её душили слёзы,
  -Всё Диль, всё, вам пора.
  -Мирза, гадеш,  я на тебя надеюсь.
  -Гадеш, не обижай меня! Мирза ещё ни кого не подводил. Но сам что будешь делать?
  - Я как-нибудь выкручусь, обо мне не думай, главное она. – Джавад кивнул в сторону Дилары.
  -Диля пошли, – Мирза почти бесцеремонно схватил её за руку и потащил за собой.
  Дилара шла, всё время оборачиваясь, пока они с Мирзой не свернули за угол.
  Убедившись, что они спокойно ушли, Джавад вернулся обратно в управление.
 
  Дверь кабинета по-прежнему была заперта.
  Он уселся за стол, достал пистолет из кармана и, положив его на колено и устроившись поудобнее на стуле, облокотил голову о стену и закрыл глаза.
  Перед глазами предстали бойцы его батальона, с которыми Джавад прошёл много фронтовых дорог, много  испытал и горестных, и радостных минут. Один Сашка-ординарец чего стоил!     Так просидел около часа, пока в кабинет не вошёл Варданян.
  -О, ты здесь?! – удивился он, – а я думал отсыпаешься… Кравченко нам дал отдых, вроде.
  - Но ты ведь тоже здесь.
  -Я что, у меня дела, просто ужас! Как бы выговор не схлопотать за задержку, – он протянул руку к телефонному аппарату. Ты, Джавад, может прогуляешься? А то мои допросы тебе не по душе, ты у нас интеллигент.
  -Работай, – ответил Джавад. – Я тебе мешать не буду, уйду сейчас.
  -Вот и молодец, иди выспись, освежись, поешь… нас ещё работа ждёт, – Левон поднял трубку.
  -Соедините с внутренней тюрьмой… Подследственную Керимзаде Дилару 1923 года рождения к следователю Варданяну, на допрос… хорошо, жду…
Джавад поднял глаза на Левона. Тот как ни в чём не бывало, прижав плечом трубку к уху, листал страницы дела.
  - Не понял?! – воскликнул он после небольшой паузы и наконец оторвал глаза от бумаг. – Что ты несёшь, дежурный? Под суд захотел, мать твою? Кто вызывал?... как ты сказал?... хорошо, понял. – Он повесил трубку и с интересом посмотрел на Джавада.
  -И где она? – спросил Левон, раскуривая папиросу.
  -Далеко, – ответил Джавад. – И  тебе, сука, никогда не достать её.
  - А ты, Джавад джан, дурак! – протянул Левон. Улыбка не сходила с его лица. – Ты, что думаешь, тебе это сойдёт с рук? Под трибунал пойдёшь, за милую душу! Если надеешься на штрафбат, то напрасно. Сидеть будешь как положено, в лагере. Получишь по максимуму… я, я Левон Варданян, тебе это обещаю!
  - Может я и дурак, Левон, но не такая мразь как ты. А знаешь, такое дерьмо как ты, на передовой, проявляется сразу же…
  -Нет, неужели действительно думаешь, что это так и закончится? – перебил Джавада Левон, ухмыляясь. В нём проснулся азарт охотника, у которого теперь стало на одну цель больше: стереть Джавада в порошок, и разыскать Дилару. Да приглядеться к ней получше. Если из-за неё идут на такие должностные преступления, значит, стоит она много выше тех женщин, которых Левон знал до сих пор. Он уже предвкушал радость от встречи с этой турчаночкой. А в том что ему ничего не стоит разыскать Дилару, Левон не сомневался.
  - Ты думаешь я её не достану? Достану, из-под земли достану, и на этом вот нашем с тобою диване оприходую по самое не могу, и не раз оприходую, и не два, даже и не сомневайся, и ты ей не поможешь, потому что будешь в это время кормить вшей в тюрьме, дорогой мой Джавадик!
  -Нет, не сможешь Левончик, не сможешь, – в тон ему ответил усмехаясь Джавад.
  -Это почему не смогу, кто мне помешает, ты что ли, вояка хреновый?
  -Я. – Джавад оставался абсолютно спокойным. – Ты, гнида, сидишь здесь в тепле, бумажки листаешь, чужих жён домогаешься, спецпайки жрёшь, сволочь… а там, на фронте, ребята жизни свои кладут, каждый день со смертью играют – сказав это, Джавад, поднялся, сжал в ладони рукоятку пистолета и направил ствол на Варданяна.
  -Э… Джавад, ты чего совсем что ли? Контуженный?... Не надо, Джавад… – крикнул Левон, и довольная улыбка моментально слетела с его лица. – Из-за бабы чужой,… она даже не твоя жена, ты чего Джавад… да и не нужна она мне… пошутил я… – рука Левона судорожно потянулась к кобуре, однако времени достать своё оружие у него уже не осталось.
Джавад нажал на курок пистолета.
  Раздался выстрел, затем второй, третий…
  -Это тебе, гнида, от  Лёши Голованова, – прошептал Джавад. – Это от Гуревича, это от Гиви, это тебе от Климова… ну а это – от меня лично!
  Левон, свернувшись клубком, упал, хрипя и катаясь по полу. Джавад направил ствол пистолета вниз и вновь нажал на курок. Левон перестал шевелиться, однако Джавад продолжал стрелять, всаживая в него одну пулю за другой, пока обойма не опустела.
  На звуки выстрелов в кабинет вбежали офицеры НКВД. Первого подбежавшего он сбил с ног ударом кулака, от удара следующего офицера увернулся и врезал ему носком сапога в грудь. Тот отлетел в угол.
  - Что, суки, только с подследственными можете справиться? – крикнул им Джавад.
Ещё минуты две он продолжал сопротивляться, сумел рукояткой пистолета разбить голову одному из офицеров, после чего его наконец скрутили и надели наручники.

  Джавад снова стоял в кабинете комиссара Новикова, но уже без погон, без наград, со сцепленными за спиной руками. Его гимнастёрка была изодрана в нескольких местах. Губа рассечена, и кровь на ней запеклась. Правый глаз Джавада  покрывала обширная опухоль синюшного цвета. Сломано два ребра и  кисть правой руки. Санкция на его пытку была дана лично наркомом Сумбатовым, который сам участвовал в двух его допросах. Допросы вёл следователь особого отдела НКВД полковник Саркисян, получивший среди сотрудников НКВД прозвище «зверь Саркис».
  Новиков смотрел на Джавада тяжёлым взглядом.
  -Объяснить сможешь свой поступок?
  -Долго объяснять, товарищ комиссар – ответил Джавад. Ему тяжело было разговаривать и вообще тяжело стоять, однако присесть никто не предлагал.
  - Где эта Керимзаде Дилара ты, конечно, не скажешь, – пробурчал комиссар.
Джавад отрицательно покачал головой
  - На очной ставке её муж заявил, что не знает тебя. Тоже врёт?
  -Нет, правду говорит, – ответил Джавад, – он  видел меня только однажды, во время допроса проводимого Варданяном.
  -Жаль, честно скажу, жаль… Ты мне нравился, Мамедов, хотя работа в ЧеКа не для тебя – комиссар вздохнул и продолжил:
  - Ты сам себе всё испортил.
  -Сам, никто кроме меня не виноват, – согласился Джавад, – Только я не жалею ни  о чём.
  -И даже на пороге смерти не жалеешь? – спросил комиссар, не сумев скрыть удивления.
Джавад утвердительно кивнул и добавил:
  -Зато одной мразью на земле меньше… на фронте каждый день тысячи таких ребят гибнет, что эта мразь им и в подмётки не годилась…
  - Тебе виднее, – сказал комиссар после небольшой паузы. Он хотел бы добавить, что ведь и одним хорошим человеком тоже станет меньше, однако годы работы в органах приучили его контролировать свои мысли и желания.
  -Мне поручено зачитать тебе постановление ОСО. – Комиссар уткнулся в бумагу на своём столе: «Особое Совещание при Наркомате внутренних дел Азербайджанской ССР постановило:
  За убийство офицера НКВД, за организацию побега из-под следствия Керимзаде Дилары Ибрагим гызы, за вооружённое сопротивление, оказанное при задержании, а также за попытку дезорганизации деятельности органов НКВД в военное время,  Мамедова Джавада Мамед оглы лишить воинского звания капитан, всех государственных наград, и  приговорить к высшей мере социальной защиты – расстрелу! Баку, 8 мая 1945 года».
  -Ну вот, собственно, и всё, – закончил комиссар. – Вопросы и просьбы есть?
  - Есть просьба. Мать с отцом не трогайте, товарищ комиссар, они ничего не знали, – произнёс Джавад.
  Новиков кивнул и тихо произнёс – я постараюсь.
  Он в последний раз, с грустью, посмотрел на Джавада, и подумал, что не позволил себе, поправить обращение «товарищ комиссар» на «гражданин комиссар»… Ему действительно нравился этот подающий надежды, не испорченный их ведомственными навыками парень….
Но комиссар сам был маленьким винтиком огромного, всемогущего и смертоносного аппарата НКВД, и ничто уже не могло бы повернуть вспять колесо карательной машины.


  Джавада расстреляли в ночь с восьмого на девятое  мая 1945 года. Расстреляли в той же тюрьме, где держали до побега Дилару. Смерть он принял спокойно. Однако Джавад так и не узнал о победе, к которой шёл четыре долгих фронтовых года.  Но в этот день на другом конце света, бойцы его батальона, помнившие своего командира даже в радостном угаре победы, среди прочих тостов и здравиц, не забыли того,  с которым расстались четыре месяца назад, и который, как они были абсолютно уверены, сейчас вспоминает их. Сашка-ординарец произнёс длинную тираду в честь Джавада, и ребята опустошили кружки.
  А жизнь продолжалась!..
  Дилара родила сына в горной, забытой богом деревушке и назвала его Джавадом. Только через год, Мирза вынужденно сообщил ей о расстреле. Дилара после этого известия  неделю ни с кем не разговаривала и не притрагивалась к еде. Только плач голодного младенца вернул её к жизни. Родители Джавада ненадолго пережили своего сына. Через полгода умерла мать а вслед за ней в течении месяца угас и отец.
  Через 10 лет, отсидев свой срок, освободился  Октай Керимзаде. Он забрал жену с сыном из деревни, где они жили вдали от людских глаз все эти годы, и жизнь началась заново…
  Надёжный гадеш Мирза, точно исполнивший своё обещание, уже спустя много лет, когда стало можно, рассказывал историю о Джаваде и Диларе… О том, что подвиги совершаются не только на войнах… И в старом Баку эта легенда, с лёгкой руки Мирзы, передавалась из уст в уста. И пока жива была Дилара, каждый год, 9 мая она зажигала в мечети свечку в память о Джаваде. И обо всех, кто не вернулся с войны.  Джавад погиб защищая добро от зла, а значить пал на войне! Так она считала. А когда и её не стало, Джавад Керимзаде продолжил эту традицию, заложенную его матерью. И каждый раз, ставя свечку в мечети, он думает о том, что на небесах Дилара и Джавад давно уже встретились, и вместе им хорошо.