Любовь – это естественная среда обитания женщины. Вне этой среды она может жить и даже казаться счастливой и состоявшейся, как ныне модно говорить. Однако все ее существо страдает без любви, томится и вянет, как растение без солнечного света.
Юная Ирочка купалась в любви. Чувство, вспыхнувшее в сердце девушки, захватило ее целиком, ослепило, затуманило голову и привело ее, восторженную, полную радостных ожиданий, к брачному союзу с самым лучшим мужчиной на свете.
Семейная жизнь молодых не заладилась с самого начала. Всего-то и был один единственный счастливый, истинно медовый месяц: пенился бурун за кормой корабля, весело прыгали солнечные зайчики по морским волнам, таяли в синеватой дымке горы, и они с Андрюшей, обнявшись, любовались сияющей красотой мира. И так им было хорошо! А вечером дискотека на расцвеченной огнями палубе, она нежно трогает жесткие завитки волос на его затылке и смеется, смеется. И не верится, что этот красивый, умный, сильный мужчина – ее муж. Навеки! Навсегда!
Вскоре по возвращении домой Ирина узнала, что беременна. Тошнить начинало с утра и не отпускало до самой ночи. Особенно досаждали ей запахи. Готовка превратилась в ежедневную пытку, но мужа надо было кормить, и она терпела. Однако сам муж неожиданно скис. Он страдальчески морщился, когда Ирина, зажав ладонью рот, мчалась в туалет, затыкал уши, чтобы не слышать звуков рвоты, и раздраженно отвечал на приглашения друзей:
- Нет, мы теперь никуда не ходим, мы же беременны.
- Иди один, - обиженно отвечала Ирина.
И он уходил.
Наконец, родился долгожданный малыш, крошка Алешка, маленький мучитель, не дававший спать по ночам. Молодой отец раздражался:
- Да заткни ты своего ребенка! – требовал он. - Уснуть невозможно!
- Он такой же мой, как и твой, - напоминала ему Ирина.
- Ты целый день дома торчишь, а мне утром на работу. Кормить вас приходится.
- Торчу!? Приходится!?
Глаза молодой матери наполнялись слезами.
- Тебе бы так торчать! - всхлипывала она.
- Хватит сырость разводить! Надоело!
Видно, и вправду, надоели ему и младенец-сын, и ушедшая с головой в заботы о нем жена. Однажды Андрей заявил, что будет теперь ночевать у родителей – ему надо высыпаться, чтобы зарабатывать деньги. А вскоре «добрые» люди донесли Ирине, у каких «родителей» он ночует. Ирина долго плакала, не могла поверить, что ее муж, самый лучший в мире мужчина, может так поступить с ней. За что!? Решение зрело долго и мучительно. Страшно было остаться одной с ребенком, но и делить мужа с другой женщиной было невыносимо. Наконец, Ирина собралась с духом и решительно заявила:
- Либо туда, либо сюда.
Он выбрал «туда» и исчез, надолго.
О первых годах своего горького одиночества Ирина говорила коротко, но емко: «Алешка, работа, Алешка, дополнительная работа, Алешка, домашняя работа». И постоянное, ненасытное желание спать. Много позже, она возблагодарила судьбу за то, что та не оставила ей ни одной свободной минутки для тоски и уныния, ибо допустить в свое сердце уныние – это пригреть в нем старуху с косой, которая исподтишка, невидимо для жертвы готовит свой смертельный удар.
Но тогда сердце молодой женщины было переполнено жгучей обидой и острым желанием доказать бывшему мужу, что она чего-то стоит, что она не хуже той, к которой он ушел. Пусть поймет и пожалеет! Однако, когда он понял и пожалел, и захотел вернуться, Ирина не приняла его, трезво рассудив: предал один раз, предаст и еще. Она уже не была беззащитной девочкой, не пряталась от трудностей за спину мужа, научилась сама справляться со всеми проблемами.
Жизнь постепенно наладилась: любимый сын, интересная работа, друзья. Единственное, что у нее не получилось, это вернуться в естественную среду обитания женщины – любовь. Но она и не стремилась туда. Первый, неудачный, опыт сформировал в ее подсознании стойкое недоверие к мужчинам и страх, что ее опять предадут. Из-за этого страха молодая привлекательная женщина сторонилась мужчин, не пускала их близко в свою жизнь. «Нам с Алешкой и вдвоем хорошо», - твердила она. И думала, что так и будет жить дальше в добровольном одиночестве.
Однако судьба не всегда считается с нашими намерениями, крутит и вертит сюжет по своему разумению. Случилось так, что Ирина споткнулась буквально на ровном месте и сломала ногу. Пришлось ей обратиться в травмпункт. Ее направили к доктору Виктору Алексеевичу Соколову. Доктор ей понравился, и с каждым посещением нравился все больше. Что-то притягивало ее к этому человеку, что-то необъяснимое засасывало ее туда, куда она совсем не хотела. Когда пришла пора расставаться, Ирина загрустила. Сама сначала не поняла почему, думала, просто привыкла к хорошему человеку. Но, кажется, и доктор не хотел ее отпускать.
- Если нога будет беспокоить, приходите, - сказал он.
И, глядя ей в глаза, добавил:
- В любом случае приходите. Посмотрим, все ли в порядке.
И она приходила еще и еще. Он знал, что ничего у нее не болит, но снова приглашал прийти. И так все шло, пока обоим не стало ясно, что они не хотят, не могут расстаться друг с другом.
Любовь заполыхала в сердце Ирины. Все нравилось ей в Викторе, все вызывало приятие и восторг: и что он говорил, и как говорил, и как двигался, шутил и смеялся, и как любил ее. Она была уверена, что этот человек был создан для нее, специально для нее, и единственной неувязкой во всем этом было то, что он был женат. Поглощенную чувством Ирину это обстоятельство сначала не очень беспокоило. Просто Виктор женился раньше, чем встретил ее – ведь и она тоже выходила замуж за Андрея, потому что не знала о существовании Виктора. Ирине казалось естественным, что ее любимый человек исправит это недоразумение, и они будут вместе. Навеки! Навсегда!
Ирина не торопила своего возлюбленного, она понимала, что для развода требуется время. Но и он не торопился. Проходили месяцы, минул год, а все оставалось по-прежнему. Виктор, казалось, приспособился к своему новому положению и умело лавировал между двумя женщинами, между двумя домами. Ирина забеспокоилась. Сначала намеками, потом напрямую, настойчиво и упрямо стала она требовать, чтобы Виктор, наконец, развелся с женой и переехал жить к ней. Он мягко уклонялся от этих разговоров, закрывая ей рот поцелуями, и шептал на ухо нежные слова, от которых она таяла и теряла способность соображать.
Но когда способность соображать восстанавливалась, она возвращалась к прерванному разговору. Он обещал. Вот-вот. Ирина верила ему – ей так хотелось верить! Но все как-то не складывалось у Виктора: то жена вдруг заболела, то сын связался с нехорошими ребятами, то дочь завалила экзамен, и опять что-то с женой – и так по кругу. Ирина входила в его обстоятельства и ждала, ждала, ждала. Прошло три года. И вот у нее зашевелились сомнения и воскресло запрятанное, было, вглубь недоверие к мужчинам. Все яснее стала она осознавать, что ее опять предают, подло, нагло предают. Ирина потеряла покой, стала раздражительной, подозрительной, выспрашивала у Виктора мельчайшие подробности его семейных обстоятельств, анализировала их бессонными ночами и пришла к заключению, что он обманывает ее, что он вовсе и не думает расставаться с женой. Она решила, что так больше продолжаться не может, нужно разрубить этот узел. Снова были мучительные раздумья, опасение остаться одной, потерять навсегда любимого мужчину. Но нежелание делить Виктора с другой женщиной было настолько острым, невыносимо острым, что однажды она вновь собралась с духом и решительно заявила:
- Либо туда, либо сюда.
- Так нечестно ставить вопрос, – мягко возразил Виктор.
- А держать меня на задворках - это честно? – вспыхнула она.
- Какие задворки! О чем ты говоришь! Иришка! Милая моя! Ты же знаешь, как ты мне дорога. Я люблю тебя, как дурак! Разве этого мало?
- Мало! Мне нужен ты весь! Всегда! Каждый день! Я хочу тебя видеть каждое утро, когда просыпаюсь, я хочу ходить с тобой в театр, в гости, ездить отдыхать! Мне надоело всюду быть одной! Мне противно прятаться от людей! Мы с тобой на улицу не можем выйти вместе – а вдруг тебя засекут! Ты мне даже номер своего телефона не даешь! Ты оберегаешь их покой, а обо мне ты подумал!?
- Я только это и делаю. Ты должна немного подождать. Пойми! Я не могу сейчас бросить семью: у детей трудный возраст. Жена с ними одна не справляется.
- А я справляюсь!? – закричала Ирина. – Я могу справляться одна с трудным возрастом, а твоя жена не может!?
- Ты – другая. И что я скажу детям? Они же не поймут меня! Возненавидят и не простят.
- А я нашла, что сказать, чтобы мой Алешка не возненавидел своего отца? Я смогла!?
- Когда я женился, я взял на себя ответственность за семью, - сказал он жестко. – Предателем я никогда не был.
Лучше бы он не произносил этого слова.
- Предателем? Ты? Не был? - Ирина истерично захохотала. - А что же ты еще делаешь, как не предаешь? Ты предал нашу любовь!! И ты предал свою жену! Ты всех нас предал!! Болтаешься между нами, как, сам знаешь что, в проруби!! Уходи! Уходи, и чтобы я больше никогда тебя не видела! Ты - предатель! Ты - подлец! Еще какой!! Ты все это время обманывал меня, кормил обещаниями, а сам и не думал уходить из семьи! Ты – врун, наглая врушка! Врушка и предатель! Я презираю тебя! Ты для меня больше никто! Никто и ничто! Уходи!!! И не вздумай меня уговаривать! Бес-по-лез-но!! Всё кончено! Всё-ё!
Вначале было хорошо. Кончилось постоянное тягостное ожидание, ушла неопределенность, которая иной раз мучительнее самого плохого прогноза, все стало на свои места – на прежние места. Ирина вернулась к друзьям, старым увлечениям, больше времени проводила с сыном. Мысль «Нам с Алешей и вдвоем хорошо» снова овладела ее сознанием. О Викторе она вспоминала хоть и часто, но урывками, на лету, и всегда зло: «Так тебе и надо!» Она знала, что он переживает их разрыв, и это доставляло ей мстительную радость - то была компенсация за попранное женское достоинство, за растоптанные мечты и надежды.
Ирина надеялась, что Виктор уйдет со временем из ее памяти так, как ушел когда-то бывший муж Андрей. Тот уходил, правда, медленно, очень медленно. Его образ постепенно тускнел, таял, но, в конце концов, совсем исчез. Осталась лишь равнодушная констатация факта: да, был такой в ее жизни.
Однако с Виктором вышло по-иному. Зацепился он когтем за ее душу, пережил бурю ненависти и отторжения и уцелел. Все чаще в море негодования и обид стали всплывать островки воспоминаний, и все как-то по-доброму, по-хорошему, а когда буря совсем улеглась, оказалось, что никуда Виктор и не уходил – вот он, здесь, в ее сердце, все такой же любимый, бесконечно любимый, может быть, даже еще более любимый после пережитой катастрофы. Ирина думала о нем все чаще и все сильнее ощущала его отсутствие. Ей хотелось хотя бы услышать о нем что-нибудь, узнать, как он там живет без нее, но у них не было общих знакомых, и спросить было не у кого. Однажды она не выдержала и позвонила в регистратуру травмпункта. Просто так позвонила, чтобы произнести вслух его имя, услышать в ответ, когда он принимает, и таким образом косвенно с ним соприкоснуться.
- Соколов? Виктор Алексеевич? – удивленно переспросила регистраторша. – А он у нас уже давно не работает. Вы что хотите?
Вот этого Ирина никак не ожидала.
- Проконсультироваться, - пробормотала она. - У меня был перелом ноги, я у него лечилась.
- Приходите. Вас проконсультирует другой врач.
- Нет, мне нужен именно Соколов. Вы не подскажете, где он сейчас работает?
- В Африке.
- Я серьезно.
- И я серьезно. Он перешел работать…м-м-м… куда-то там по горячим точкам … не знаю точно.
- Как с ним связаться!!! – в отчаянии закричала Ирина.
- А вы кто ему будете? – вкрадчиво спросили на другом конце и, не дождавшись ответа, добавили:
- Мы такой информации кому попало не даем.
Ирина повесила трубку. «Кому попало»! Вот кто она для него! А кто он для нее? Бывший любовник, которого она сама же прогнала. А теперь ищет. Зачем? А чтобы знать, что он где-то рядом, ходит по тем же улицам, дышит тем же воздухом. А теперь что? Африка! Зачем же он так? Это ведь все равно, как если бы он умер, и уже ничего нельзя изменить.
Отчаяние первых дней сменилось глубоким унынием. Все вокруг вдруг потеряло вкус и цвет, сделалось скучным, неинтересным, бессмысленным. Дни следовали один за другим с удручающим однообразием, не задевая Ирину, не вызывая в ней никаких эмоций. Если жизнь человека – это книга, то в книге жизни Ирины этот период был представлен пустыми страницами. Утром она просыпалась безрадостно, и вместе с ней просыпались тоска и отвращение к предстоящему дню, такому же унылому, как предыдущий, и, по сути дела, совершенно ей ненужному.
Уныние – вещь коварная, вещь опасная. Недаром религиозные люди считают уныние грехом, да к тому же смертным. Смертным! Грехом, ведущим к смерти. Можно верить в бога, можно не верить, а все же есть нечто внутри ли нас, вовне ли – не суть важно, - что отслеживает наши мысли, анализирует их и принимает решение. Это «нечто» восприняло беспросветную тоску Ирины, как нежелание жить, и приняло решение на уничтожение. Мудрое изречение “Мы сегодня находимся там, где вчера были наши мысли” еще раз нашло свое подтверждение.
Ирину стали временами беспокоить приступы необъяснимой слабости, дурноты. Приступы длились недолго, а потом все приходило в норму, и Ирина забывала о них.
Неизвестно, сколь долго оставалась бы она в неведении о зародившейся в ней болезни, если бы на помощь ей не пришло чужое несчастье: скончалась от рака груди ее бывшая сослуживица, совсем еще не старая. Ирина поехала на похороны. Вместе со всеми она медленно шла за гробом по улицам подмосковного поселка, где жила умершая. Останавливались у детского сада, в который еще, казалось, так недавно ходила маленькая девочка, у школы, где она училась, во дворах, тоже каким-то образом связанных с покойницей. Подходили, молча, новые люди, горестно качали головами, вытирали слезы. Плакали мать и бабушка усопшей, кривился, едва сдерживая рыдания, муж умершей женщины, прижимал к себе испуганного худенького подростка. Какие-то болтливые тетушки с черными кружевными шалями на головах сновали между провожающими и доверительно сообщали им подробности болезни и смерти покойницы: и как она случайно обнаружила у себя в груди опухоль, и как она кричала от ужаса, и как ее пользовала известная всем местная целительница Алёна, но не помогла, а потом покойница пошла в церковь креститься и замаливать грехи, но и это не помогло.
- А врачи что же? – поинтересовалась Ирина.
- А чего врачи? – вскинулась тетушка. – Если уж ни бабка Алена, ни батюшка не помогли, чего врачи-то могут? Раньше, говорят, надо было приходить, время упустили. Стали травить ее какими-то химикатами. Вот и дотравили!
- Раньше надо было к богу обращаться, - встряла еще одна тетушка. – А то идут креститься, когда ж… прищемит.
Ирине вдруг стало дурно, потемнело в глазах и захотелось опуститься на землю, но под ногами был мокрый грязный снег. Нагретый солнцем, он испускал удушливый запах. У Ирины мутилось в голове, дрожало покрытое холодным потом тело, и она лишь усилием воли заставляла себя держаться.
Дома она сразу пошла в ванную и встала под душ, хотелось смыть тяжелые впечатления дня. Чужая смерть подействовала не нее угнетающе, напомнила, что и она смертна, и с ней может такое случиться, не приведи господь. Только некому будет прижимать к себе Алешку, нет у Алешки никого, кроме нее. Ирина, волнуясь, стала ощупывать свое тело и вдруг наткнулась в груди на что-то твердое, похожее на фасолину. Что это такое!? Она застыла в ужасе.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/11/13/1369