Расскажу-ка я вам, как один мой хороший знакомый принимал роды своей будущей жены. Рассказ пойдет от его имени.
Однажды ночью... Все начинается однажды - ночью ли, днем ли, вечером... Конец декабря 1943 года. Группа диверсионного отряда мине¬ров-подрывников пробиралась из тыла немецких войск к линии фронта. Мы хорошо пора¬ботали, не потеряв ни одного человека. На пути встретилась сожженная деревня. На месте бывших домов стояли остовы печей с вытянутыми к небу печными трубами. На фоне белого снега останки деревни выделялись зловещим черным пятном.
Обогнув деревню, мы обнаружили в овражке деревянную баньку, прилепившуюся к склону и по самую крышу занесенную снегом. Только передняя стена с дверью чернели в ночи. Открыв дверь и посветив фонариком, мы раз¬глядели печь с вмазанным кот¬лом, из-под деревянной крышки которого струился легкий парок. На полке, прижавшись спиной к стене, сидела закутанная до глаз пуховым плат¬ком женщина.
- Кто такая?
- А вы кто? - вопросом на вопрос ответила она. - Полицаи?
- Что, похожи на предателей?
- Да кто вас разберет...
- Нет, бабуся, мы не полицаи, а совсем наоборот.
- Миленькие, - обрадовалась женщина, - значит, дож¬далась я своих!
- Издалека идешь? Или здешняя?
- Иду порядочно. А где же фронт?
- Да не дошла ты еще. Изрядно потопать придется.
Шесть человек нас тогда было. Я - самый младший, семнадцати лет. Перекусив тем, что у нас было, четверо ушли на большак с оставшимися минами. Дежу¬рить у баньки досталось Седому. Он был старше меня лет на пять, а поседел, когда его за побег расстреливали в лагере для военнопленных. Чудом он тогда спасся.
Я добавил в котел чистого снега, подбросил в топку дров. Тепло и усталость сделали свое дело - задремал, сидя у печи. И вдруг сквозь сон слышу не то стон, не то всхлип. Открыл глаза и вижу: женщина катается по пол¬ку.
- Да что с тобой? - спрашиваю
- Ой, миленький, рожать сей¬час буду! Я ведь потому и забилась в эту баньку...
"Вот так номер!" - мелькнуло у меня в голове. Вслух я ничего не успел сказать, потому что дверь вдруг распахнулась, и на пороге возник человек с винтов¬кой наперевес и с белой повязкой на рукаве.
- Руки вверх! - заорал он и выстрелил в потолок баньки.
Пока он передергивал затвор, мне удалось схватить винтовку за ствол и дать ему хорошего пинка пониже живота. Человек вывалился наружу, и я стволом уперся ему в грудь. Он заорал так, что в ушах засвербило. Наверху прогремела автоматная очередь, и чуть позже вниз спустился Седой.
- Я свалил одного, - сказал он. - О, да и второй здесь! Я давно за ними наблюдал, все думал, что пройдут, не заметят. А ну, гад, вставай!
Человек стал медленно подниматься. Никто не ожидал того, что произошло дальше. Полицай стремительно выхватил пистолет, грянул выстрел, и Седой схватился за плечо. Но почти тут же грохнул выстрел из баньки - полицай упал лицом в снег... Стреляла женщина, и я до сих пор не могу понять, как ей в таком со¬стоянии удалось свалить полицая.
- Спасибо, мамаша, - сказал я.
- Пока не мамаша, - ответила она, - но скоро буду.
Видимо, ее опять стала мучить боль - она застонала.
Я перевязал Седого. Обыскав труп полицая, зарыл его в снег. Позже сходил за вторым и тоже его в снегу пристроил. А стоны женщины становились все громче.
- Ты можешь не кричать? - попросил я ее. - А то еще нагрянет кто-нибудь на крик.
- Я постараюсь, только ты помоги мне...
- Да как я помогу?! Я ж не доктор. И притом мужик.
- Какой ты мужик? Парнишка еще. Лет-то тебе пятнадцать, не более.
- Восемнадцать, - соврал я.
- Пусть так, только помоги мне хоть валенки снять...
Ну что тут поделаешь! Пришлось помогать. Снял с нее валенки и чулки. Она кричит, а у меня руки дрожат и мороз по спине. Седой молча сидит в углу, закрыв глаза. Да и какой он помощник...
В общем, не стану в подробностях рассказывать, что мне довелось пережить за те минуты, пока, наконец, не перерезал я ножом пуповину у ребенка.
Пока я обмывал девочку теплой водой из котла, роженица, как могла, приводила себя в по¬рядок. Откуда только у нее силы брались? Кстати, оказалась она совсем молодой, лет девятнадцати. Из вещмешка я достал новые байковые портянки и обернул ими ребенка.
- Как тебя зовут? - спросила женщина.
- Антоном,
- Значит, назову дочурку Антониной. А какое сегодня число?
- Было 31 декабря. А теперь, может, уже и первое.
- С новым годом тебя, Антон! С днем рожденья, Антонина! Вот кончится война, подрастет моя Антонина, вы встретитесь и поженитесь.
Поразили меня эти сказанные вроде бы в шутку слова.
- Размечталась! - подал голос Седой. - Ты еще из этой канители выберись. Кто еще жив будет? По краю ходим.
- Типун тебе на язык! Как сказала, так и будет. Во мне цыганская кровь, ведь я молдаванка.
Вернулись наши с большака. Густыми хлопьями повалил снег.
- Пора в дорогу, - сказал старший. - Снег нам в помощь.
Быстро собрались. Женщина тоже вышла из баньки. Видно была, что слаба она еще, но виду не подавала. Все было решено без слов: не бросать же ее здесь одну. Ее небольшой узелок я положил в вещмешок, ребенка мы несли по очереди. Закусив губы до крови, она старалась не отставать.
Когда добрались до расположения наших войск, за Седым и женщиной пришла машина из санбата. На прощанье женщина поцеловала меня и повесила на шею небольшой медальон в виде сердечка на беленькой цепочке.
- Береги себя, дорогой, для моей Антонины!
Так и расстались. А я даже имени ее не спросил.
Окончилась война. В 1950-м я демобилизовался. Быстро женился, но жизнь не сложилась. В общем, расстались мы с супругой.
В июле 60-го года я отдыхал в одном из ялтинских санаториев. Однажды на пляже подошла ко мне девушка и спросила, откуда у меня такой медальон. Надо сказать, я с ним не расставался никогда.
- Ага, - приглядевшись ко мне более внимательно, продолжила девушка,-
вон и якорек синенький на левой руке..
Я тогда был не в духе из-за одной знакомой, которая обещала приехать, но так и не появилась. И эта юная девчушка показалась мне назойливой.
- Иди, - говорю, - девочка, домой. Тебя, наверное, мама по делу послала, а ты на пляже к взрослым пристаешь.
- Нет у меня уже мамы, схоронили недавно.
И ушла, не обернувшись. Жалко мне ее стало. Зачем обидел?
А на следующий день я опять ее увидел. Тут уж я рас¬смотрел девушку хорошенько. Красивая, с темными волосами и, что удивительно, на смуглом лице - глаза голубые. И глаза эти самые слезами переполнены. Сидит на песочке и камешки перебирает...
Подошел я и присел на корточки рядом.
- Прости, - говорю, - что вчера я тебя обидел.
Молчит.
- Хочешь, я тебе подарю этот медальон? Его мне одна женщина когда-то одела на шею. Давно, тебя тогда и на свете не было.
- Была! - резко сказала девушка. - Вы меня самый первый на руках держали!
Кольнуло у меня сердце. А она мне в глаза смотрит и все говорит, говорит... Утонул я в ее глазах, ничего не слышу и не понимаю. Говорю себе: ну куда ты, ведь она еще ребенок, ты ей в отцы годишься! Но ничего поделать не могу. Понял тогда, как можно влюбиться по-настоящему.
Кончилась моя путевка, и увез я Антонину к себе на Волгу. Потом мы поженились. С той поры живем, не расставаясь друг с другом.
Вот какие сюрпризы подбрасывает порой судьба в новогоднюю ночь.