Лучи заходящего солнца позолотили паруса входящей в залив красавицы – яхты. Только что отошел от пристани «Метеор», оставив за собой пенный след. Яхта плавно закачалась на небольшой волне. Рядом со мной остановилась пожилая женщина, державшая за руку девочку лет семи.
«Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет:
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах» - низким грудным голосом
произнесла женщина.
- Бабуля, бабуля! Как хорошо ты сказала! Это ты сочинила?
- Нет, внученька, это не мои стихи. Это Александр Сергеевич Пушкин
написал.
- А почему я не знаю этих стихов, бабуля? А дальше как?
И вспомнилось мне 1937 год – год 100-летия со дня гибели А.С. Пушкина. Тогда мы жили в городе Батуми Аджарской АССР. В то время вся страна готовилась отметить эту дату. Это была всесоюзная акция: на обложках ученических тетрадей печатались рисунки из произведений великого поэта, массовым тиражом выходили книги и буклеты, портреты А.С. Пушкина выставлялись в витринах магазинов. Фильмы «Поэт и царь», «Капитанская дочка», «Станционный смотритель» не сходили с экранов кинотеатра.
Был в городе и цирк. На его афишах писали: «Сегодня и ежедневно лучшие борцы Грузии и мира на арене цирка: Чемпионат по французской борьбе, посвященный памяти великого поэта А.С. Пушкина».
Наш четвертый класс тоже готовился отметить эту дату. Надо сказать, что школа наша была многонациональной. Обучение шло на русском, но был и урок грузинского языка. На перемене из классов вылетала орава кричащих на разных языках учеников. Здесь были грузины, армяне, греки, аджарцы, русские…
Был среди нас любимец всего класса, да, наверное, и всей школы – Иосиф Фельдман. Или просто – Еська. Он никогда не расставался со старенькой скрипкой, завернутой в цветную тряпочку и перевязанной черным шелковым шнуром. Я как сейчас вижу его огромные глаза с грустинкой и копну кудрявых волос на голове. Был он небольшого росточка, ходил в стоптанных башмаках явно не с его ноги, в брючках чуть ниже колен и рубашке-толстовке.
«Еська, сыграй!» – просили мы его. И он, аккуратно распеленав свою скрипку, немного потренькав пальцем по струнам и пристроив ее под подбородком, касался смычком струн. Еврейская мелодия «Семь сорок» открывала концерт. А потом из-под его смычка лились лезгинка, чардаш, греческая «Сиртаки» и еще Бог весть какая музыка.
Кто первым предложил поставить на школьной сцене сказку Пушкина о царе Салтане, я не помню. Учили, зубрили отрывки из сказки почти все ученики нашего класса. Будущие «богатыри» клеили из бумаги и картона латы, строгали мечи и пики. Царевной-лебедь единодушно признали Ашхен Вартасян – стройную, как тростинка, брюнетку с голубыми глазами. Подобрали трех девочек на роли поварихи, ткачихи и сватьи бабы-Бабарихи.
И, как ни странно, царя Салтана досталось изображать Ирочке Аполосовой, толстушке с белокурыми кудряшками, в которую были влюблены все ребята класса. Князь Гвидон – Шурка Кавтарадзе – был почти на голову выше всех ребят. В борьбе или драке ему не было равных. Мне досталось играть одного из гостей – купца.
Вовка Носов – наш художник – на большом листе бумаги нарисовал портрет Пушкина. Бакенбарды и курчавые волосы были похожи, а вот все остальное… Под портретом было написано, что такого-то числа в такое-то время четвертый класс дает представление сказки Пушкина о царе Салтане. И ниже: в ролях – сами увидите.
Настал день премьеры.
Задолго до начала в актовом зале на втором этаже школы яблоку негде было упасть – сидели на стульях, на полу, в проходах, на подоконниках. На краю сцены перед занавесом пристроились малявки–первоклассники. Родителям и гостям оставили два первых ряда. Но когда они пришли, то сели на задних рядах, пропустив вперед учеников. В углу перед сценой примостился на корточках Еська со своей скрипкой. «Артисты» толкались за сценой – чего-то не хватало, что-то забыли … Напряжение нарастало. Маставлибело – учительница грузинского языка и наш гример – все это время шикала на актеров: «Сичумэ! Сичумэ!» («Тише! Тише!»)
Царь Салтан в короне из картона и какой-то темно-синей мантии с наклеенным серебристыми звездами, в блестящих женских резиновых сапогах, изображавших царскую обувь, уселся на трон, установленный в глубине сцены на возвышении. По бокам от него встали телохранители с пиками и каких-то поварских колпаках.
Пополз занавес и зал затих.
К краю сцены с огромной книгой в руках вышла ведущая – учительница русского языка. На обложке книги было крупно написано печатными буквами «А.С. Пушкин». Во время демонстрации книги из нее посыпались листки бумаги. По залу пробежалась смешка, а первоклашки, подобрав листки, отдали их ведущей.
Кто-то в зале громко сказал: «Борода-то у Ирки отклеилась!» Занавес задернули, чтобы подклеить бороду. А к сцене вышла директор школы и провела разъяснительную беседу с не в меру расшалившимися зрителями. Занавес опять открылся, ведущая начала читать сказку. Появились три девицы и началось действие.
На протяжении всей сказки царь Салтан почему-то сидел на троне и по ходу действия произносил свой текст басом. Когда речь шла о войне, он размахивал деревянной саблей. Пошел сказ о плавании царицы с Гвидоном в бочке.
Вдруг заиграла скрипка. Из-за кулис появилась учительская голова и зашикала на Еську. Но тот продолжал играть с закрытыми глазами, хотя музыка по ходу действия не предполагалась.
Еська играл, и скрипка плакала голосом царицы. Идет Гвидон с луком по сцене, а скрипка уже поет – жалуется голосом лебедя. Рассказывает сказку ведущая – выводит мелодию скрипка. Зал замер, затаив дыхание…
Вот мой выход. На мне был мамин халат с деревянным кинжалом за кушаком, тюрбан, свернутый из махрового полотенца, и грузинские постолы с загнутыми носками. На лице красовались нарисованные усы. Вышел я на сцену и начал говорить не царю, а залу: «А у князя женка есть …». Отчитал свой текст и, вместо того, чтобы уйти за сцену, сошел в зал и встал, скрестив руки на груди, рядом с играющим на скрипке Еськой. Вслед за мной сошли со сцены остальные гости и выстроились вдоль стены сбоку от меня. Зал воспринимал все как должное. Когда царь топнул ногой, собираясь в путь к князю Гвидону, трон покачнулся и вместе с телохранителями повалился с возвышения. И что вы думаете? Зал зашумел или еще что? Ничего подобного! Все принималось за чистую монету. После пира увели царя Салтана спать. Занавес медленно закрывался, а скрипка Еськи пела колыбельную. И вот замер на последней ноте звук. Зале – тишина. И вдруг взрыв восторга! Зал аплодировал, стучал ногами. Послышались возгласы: «Давай артистов!»
Открыли сцену. Артисты неловко кланялись. «Ирка, где твоя борода? Ха-ха-ха! Качай Еську!» музыканта подхватили и подбросили к потолку. Он взлетел вверх, прижимая к груди скрипку. А глаза! Это надо было видеть!
Я шел домой после спектакля и твердил: «А сама-то величава, выступает будто пава …» Так и лег спать с нарисованными усами, которые к утру остались на подушке коричневым пятном.