Как вам будет известно, большинство русских царей в воинском звании, выше полковника не поднимались. А вот Петр 1-й имел звание Адмирала. Флот Российский начался с Петра, я говорю о регулярном военном флоте. Он очень любил русских моряков и всегда их жаловал. Службу свою они справляют хорошо, воюют и того лучше. Не страшатся положить живота своего за Отчизну и царя батюшку. Вот только пьют другой раз не в меру. И захотелось Петру узнать, как будет вести себя в раю моряк. Однажды, проезжая в карете мимо кабака, увидел пьяного матроса, лежащего у пристенка. Приказал взять его и привезти во дворец. Так и сделали. Привезли матроса во дворец и положили на широкой кушетке в царской палате. По приказу царя нарядили молоденьких фрейлин царицы ангелочками да херувимчиками. Крылья приделали, ну и одежду соответственно подобрали.
Проснулся матрос и видит: лежит он на роскошной постели, атласом и шелками крытой. Потолки и стены всякими рисунками расписаны из райской жизни: святые, ангелы в облаках. А по комнате, вокруг его, настоящие ангелы порхают.
- Где это я?
- В раю, - отвечают.
- Это как же?
- Преставился ты, раб божий, матрос 1-й статьи Иван, сын Егоров.
- Ох! Головушка моя забубенная! Я ж ведь кабатчику аж гривенник должен остался. Ну да Бог простит. А головушка-то моя и тут болит. Опохмелиться бы мне!
- Это можно, - отвечают ему. И тут же накрывают стол. А на нем… Ни пером описать ни словами рассказать! Опохмелился Иван, подзакусил плотненько. А ангелы вокруг него так и порхают. И гимны всякие поют. “Начало, скажем, хорошее, - думает матрос. - А что же дальше?” В общем, дошел матрос опять до кондиции. На следующий день поднесли ему всего один лафитничек. А он и спрашивает:
- Чем же мне в раю заниматься и кем же я буду? Без дела сидеть мы не привыкшие.
А царь Петр научил, как отвечать. Говорят ему:
– Будешь ты теперь, Иван, сын Егоров, помощником у Ильи Пророка, так как большую часть своей жизни провел ты на море и здесь тебе придется иметь дело с водой.
- Это мы с нашим превеликим удовольствием, – говорит матрос. - А будет мне положено жалование или в раю не жалуют?
- Будет тебе ровно одна тысяча золотых червонцев в год.
- А нельзя ли мне авансом один золотой?
- Это надо в небесной канцелярии узнать, – отвечают.
Пошли к Петру. Так и так, ваше царское величество, аванс матрос просит в виде одного золотого червонца. «Дайте ему, – отвечает, - а что попросит – исполните». Принесли червонец. Попробовал его матрос на зуб. Покатал по полу паркетному, по столу мраморному, послушал звон мелодичный и изрек:
- А предоставьте мне, ангелы, сей же час водочки смирновской из подвалов целовальника Анохина, штоф с полуштофом, огурчиков нежинских с чесночком солёненьких, на зубах хрустящих, щей флотских, чтоб ложка стояла, каши гречневой со шкварками и квасу мятного с полуведра. Сидит матрос за столом царским, чарку за чаркой опрокидывает - за тех, кто в море, за родителей царство им небесное, за царя – батюшку, огурчиками похрустывает. «А что у вас сейчас Илья Пророк поделывает? Что пьёт и чем закусывает?» – «А ничего, – говорят, – святым духом питается. Есть тут у нас генерал – аншеф, так тот коньяки трескает и жаренными рябчиками закусывает». – «Он, конечно, за один стол со мной не сядет, не чета ему,- говорит матрос, – рылом не вышел. А вот коньяков отродясь не отведал. И што это за питие такое? Конское, што ли?» – «Нет, – отвечают, -это господское, навроде вина – покрепше смирновской, с ароматом». –«А подать мне коньяков! - кричит матрос. – Аж три бутылки!» – «Не можем, деньги все вышли!» – «А где Илья пророк?» – «Да вон его окна!» Подошел матрос, шатаясь, к окну из стёкла веницианского сработанному, постучал так легонько и зовёт Илью – пророка. Нет ответа. Распалился матрос, кричит во весь голос: «Илюша! Не дури! Давай червонец, а не то все окна вдребезги!» И так он разошёлся, что ангелы забегали: кто успел – в дверь, а кто по углам, за шторы бархатны забился. Доложили Петру, что буянит, матрос, коньяку требоват. «Дайте ему три бутылки, пусть хоть раз в жизни вкусит». Принесли Ивану, сыну Егорову, коньяк. Осушил одну едином махом, вторую – до половины и заснул мертвецким сном. «Отнесите,– говорит Петр, – под утро туда, откуда взяли. Так и сделали. Очухался матрос от росы утренней. Сел, к стене привалившись. Осмотрелся вокруг мутными глазами. Вздохнул глубоко так, до слёз горьких: «И зачем мне, дураку, в раю буянить надо было! Жил бы себе припеваючи, да вот на тебе, выгнали!» И такая его тоска взяла! Нащупал за пазухой свёрток, развернул, а там бутылка - такая нарядная, с золотой пробкой,- и два огурчика солёненьких. Благодарствую тебе Илюша, на том, что ты мне на похмелье преподнес. Открыл пробку и полбутылки влил в себя разом. И сразу душа с Богом стала разговаривать.
- Нет, – говорит матрос, – вы там, в раю, хоть и пьёте эти самые коньяки, а мне милее русской водочки нет на белом свете.