Не смотря на якорь и боль в спине, воздействие паров зиккурата почти мгновенно клонит в беспамятство. Однако выспаться, что становится за последние дни дурной привычкой, не удается. Спустя несколько часов, еще до рассвета, пленников будят возобновившиеся вопли замученных у пирамиды. Бой барабанов, предсмертные крики и завывания шаманов наполняют округу страхом.
- Сколько же это будет продолжаться! – один из матросов, заткнув уши руками, заходится слезами.
Сонливо моргая Юлий, прислушивается к топоту ног и гвалту передвигающихся войсковых масс.
- Сколько мы сидим?
- Дня два, никак не меньше, - отвечает сидящий по соседству боцман суденышка капитана.
- Они все еще идут…
- Сколько дней прошло, - хрипит кто-то из моряков, - а они валят и валят.
- У нас столько и во век не наберется, - добавляет другой.
Кроме ставшего фоном визга полулюдей, стучат в предрассветной темени сотни и сотни копыт, в чем угадываются дикие кентавры. Протяжно и зло мычат, подгоняемые хлыстами минотавры. С первыми лучами солнца через реку проезжают пестро наряженные колесницы. Рядом с возницами восседают бородатые воины в сегментной броне до колен. Шлемы отделаны кабаньими клыками, наконечники копий отлиты из бронзы. За аристократией бредут пехотинцы, в стеганках и кожаных шлемах, довольствующихся лишь медным оружием. Но проходят войска бодро, с песней.
- Речные люди, - комментирует Феофилакт с видом знатока. – Их селения и городища расположены вдоль всей Великой.
- Мои соотечественники, - вторит ему Егор. Парень лишь недавно пришел в себя и его постоянно тошнит. – Мы всегда то воюем с империей, то миримся, но никогда еще наши старейшины не преклонялись перед Тенью. Вот уж поистине последние времена настают.
Следом за речным народом проходят куда более странные люди, что многие невольно засматриваются, приникнув к прутьям клеток. Одетые в красные плащи, новые воины вооружены бамбуковыми копьями с кремневыми наконечниками и длинными, в человека длинной луками. Что самое невероятное кожа у прибывающих совсем черная.
Относительно организованно проходят низкорослые, довольно прилично, на имперский лад одетые пращники. Эти бритые, лишь заплетают в косу бородку на подбородке.
- Наемники, - поясняет бывший егерь. – Их родина на сиротских островах – отменные воины. Сам не знаю, говорят, плату они берут женщинами.
Хватает и знакомых по западной столице пиратов с далекого заснеженного севера и других дикарей. Тень сгоняет для прорыва огромные массы войск.
- Империя не дрогнет! – кричит барон Сергий проходящим мимо, не понимающим южного наречия барбарам. – Победа будет за нами!
- Как твое имя, южанин?
Возле клеток останавливается живая скала, огромный минотавр смотрит на пленных сверху вниз, ветер теребит огненно рыжую шерсть, длинными прядями падающею на плечи. Юлий засматривается – северянин красив в дикой ауре, окружающей дитя степей, принесенного северным ветром. Юлий смотрит в глаза минотавру и впервые видит рассудительность, не извращенную дикой безосновательной яростью ко всему живому. Становится странно, как существо со столь светлыми глазами способно служить мерзким тварям из культа.
- Молчишь? – продолжает минотавр, глядя в упор на ощетинившегося как волка Сергия. – Ты воин. Воин, я вижу сразу. Хорошие у вас в империи воины, храбрые и отчаянные. Защитники… как и много лет назад.
Минотавр, грозно зафыркав, оборачивается к зиккурату, полному ужаса, крика и смерти.
- Как же все надоело.
Трубя в огромную раковину, минотавр сливается с бесконечным потоком войск. Ошеломленный странной встречей Юлий долго еще силится рассмотреть в черно-сером потоке рыжую шерсть и дивно закрученные рога.
- Знаешь, кого видел? – шепчет на ухо Феофилакт. – Это Верцин – военный вождь северных племен.
- Разве не жрецы верховодят?
- Нужны им лишние хлопоты. Дикари сами себе на сезон вождей выбирают.
Монах прерывает познавательный рассказ. Неожиданно бой барабанов и гудение труб вкупе с верещанием волынок сменяется мелодичным посвистом свирелей, топот ног сливается в монотонный ритмичный марш.
- Полюбуйся, - Феофилакт обводит рукой ровные организованные колоны пехоты, - воины Тени.
- А эти? – кивок в сторону пестрой разнородной барбарской толпы.
- Рабы, не более.
От Юлия не уходит незамеченным, как морщится слушающий это Сергий. Армия империи строится на профессиональной основе, охраняя мирный сон граждан. Война для воинов – главная доктрина юга. Как следствие крупные прорывы дикарей далеко на юг минуют империю вот уже много лет. Но глядя на марширующие армады в сердце юноши селится сомнение.
Обзор закрывает тучная фигура жреца. На жирном разрисованном лице слово улыбка теряет первоначальный смысл. Сколько дней проходит проведенных в окружении черных тварей, а презрение, смешанное с почти паническим страхом постоянно преследует Юлия.
- Давно не виделись, Валтасар, - беззаботно улыбаясь, говорит Феофилакт. – Позубоскалить пришел?
- Отнюдь, мой глупый друг, отнюдь, - обхватив жирный живот, жрец заливисто смеется.
Продолжая нагло улыбаться, Валтасар щелкает пальцами. Двое тюремщиков открывают клетку. Юлий, сжимаясь, закрывает глаза, ожидая, когда крепкие руки схватят и потащат к зиккурату.
- Не спеши, мальчик, - жрец замечает страх юноши. – Верховному ты понравился, твоя смерть станет долгим и увлекательный действием. Посмотри пока, как умирают другие. Вот этого, молодого.
Паренек, юнга с корабля Сергия, встает сам. Улыбаясь сквозь страх, он салютует.
- Пойду пройдусь, а то кости ноют.
- И этот тоже.
Боцман сжимает на прощание плечо Юлию и покидает клетку вслед за юнгой. Не успевают их приковать к общей колоне, как перед клеткой барона ставят высокую жердину с крюком, угрожающе раскачивающегося маятником.
- Мечтал о красивой и достойной смерти, Юлий, - гогочет Валтасар. – Вот, смотри и любуйся.
Могучего мускулистого человека, связанного путами, ведут пятеро бугаев. Пленник мычит лишенный языка в ужасе и рвется. К тюремщикам бросаются на подмогу несколько дикарей.
- Подрывщик! – кричит истошно Макар. – Подрывщик, это я, твой капитан!
Совместными усилиями наемника дотаскивают до жердины. Юлий хочет отвернуться, но тюремщики заставляют смотреть, как ржавый крюк впивается в плоть, уши закладывает вопль.
- Я не прощаюсь, - Валтасар театрально приседает в реверансе и удаляется.
Под Подрывщиком барбары ставят таз. Струйка крови стекает по бедру, ногам, капли срываются с пяток и кап, кап о метал таза. Юлий смотрит широко раскрытыми глазами на страдания человека, с кем делил тяготы пути. Внутри все останавливается - мысли, чувства.
- Ненавижу! – вопит в истерике Макар. – Ненавижу вас всех, тени! Будьте вы прокляты! Чтоб ваши кости собакам достались!
- Подрывщик! – вторит вожаку Егор. – Подрывщик, мы отомстим! Слышишь, мы обязательно отомстим им!
Наемник, имя которого не знают даже друзья, умирает в страшных муках. Юлий сидит, ловит взгляды истязуемого и все чаще пытается отогнать мысль, что виноват в этом он. Но не может.
«Когда же прейдет смерть. Боже, я так устал, прошу, забери меня, отпусти. Смерть, вернись!»
Смерть не приходит. Она забирает других, причиняя еще большие муки. Скрипят клетки, пленников выводят, приковывают к другим, а на зиккурате дым, крики и кровь. Войска маршируют, сверху брызжет с кропил кровь, наполняя магией, вкладывая в жилы небывалую силу и отвагу. Затем новые колонны пленных и войск, так круговоротом до заката. Крики Подрывщика утихают.
- Вставай, Юлий, проснись, - шепчет Феофилакт.
- А? Что? – бормочет барон спросонья.
Странно, как сумел задремать. Прислушивается к пугающей тишине. Не орут бродящие по нижнему миру шаманы, не поют кружащиеся в диком танце жрицы. Тихо, что не похоже на правду.
- Вставай, ты должен рассказать о всем, что видел империи.
- Феофилакт, ты бредишь…
Замки на якоре, клацнув, падают, скрипит отворяющаяся дверь клетки.
- Как это…
- Нет времени, - монах подталкивает выползающего Юлия. – Беги не останавливаясь. Дорога каждая минута.
Скалясь от дикой боли в спине и суставах, юноша осматривается. Спят. Спит Алексий в обнимку с немногими выжившими матросами и солдатами. Спит могучий Сергий и наемники. Вся округа покрыта спящими барбарами. Юлий пытается подняться, но падает, едва сдерживая крик – сидение в низкой клетке и тяжеленный якорь не проходят даром – разогнуться кажется просто невозможным.
- Погоди, возьми это, - монах достает из широких рукавов сутаны частички высушенного, смоченного вином хлеба. – Это даст тебе силы.
Боль не отступает целиком, но как будто отступает на несколько шагов и Юлий распрямляется по мановению чуда, наполняющего этот день.
- Я всегда верил в тебя, мой мальчик, - Феофилакт обнимает Юлия, с улыбкой смотря в глаза. – Теперь беги.
- А ты?
- Нет, я останусь с остальными. Им я нужнее.
- Но когда они обнаружат мою пропажу, Тень убьет всех.
- Не думай о нас. Обрати мысли к тем, кого можешь спасти, и твой путь озарится светом. Беги.
Бросая последний взгляд на друзей Юлий уходит. Легко сказать беги! От страха душа сжимается в комок – повсюду лежат барбары, слышно сопение, сонное блеяние. Трясясь, Юлий долго и осторожно крадется через огромное скопление уснувшей армии. Спотыкается о чьи-то ноги и падает прямо на растянувшегося во весь рост шамана. Сердце едва не разрывается, но барбар продолжает спать, совсем по детски раскрыв рот и постанывая, как от кошмаров.
Впереди, за пределами лагеря, сквозь лунный свет брезжит звериная тропа. Вот тут нервы Юлия не выдерживают, он срывается на бег. Бежит не чувствуя ног, не замечая усталости, боли, не видя ничего вокруг, пока на горизонте не светит первые лучи солнца. Вот сейчас и время отдохнуть, часок бы вздремнуть.
«Беги, Юлий, беги!»
Знакомый голос придает сил. Отдышавшись, барон бежит. Болит спина? Ерунда! Не ел и не пил вот уже сколько дней? Бывало и не такое. Главное бежать. И Юлий бежит, теряя счет времени. Звериная тропа приводит беглеца к посадкам, над головой небо скрывается над кронами деревьев. Вконец обессилев, барон падает, прямиком в грязную лужу. Пьет взахлеб, кашляя, давясь.
«Беги, Юлий, беги!»
Мышцы болят до рези в глазах, но голос гудит в голове, противится ему еще большая мука. Встает, ноги волочатся как неживые, сперва медленно, затем быстрее, вот снова бежит.
Посадка внезапно обрывается, так что несколько опешивший Юлий, оказавшись неожиданно в образовавшейся блекло освященной взошедшим солнцем прогалине, упираясь в поместье. Разбитые стекла, обгоревший от ударов молний кирпич и слетевшая с петель дверь заставляют остановиться. Мечась меж двух огней, юноша оборачивается через плечо. Никого. Или просто густо посаженные деревья скрывают погоню.
Рядом небольшой садик с фруктовыми деревьями. Не ровня конечно шикарным плантациям покойного Георгия, но на ветках аппетитно свисают и притягивают к себе спелые яблоки. Юлий жадно срывает одно и тотчас чувствует, что сжимает горсть пепла.
«Будь проклята магия!»
Взор обращается к поместью.
«Я так устал».
Осознание мысли только более забирает силы, клонит ко сну. Потоптавшись с полминуты, барон делает неуверенный шаг. Со всех сторон окружает полумрак.
«Может, удастся найти хоть немного еды».
Желудок отзывается бурлением. Как же все-таки есть охота.
Делая несколько шагов, Юлий натыкается на разбросанную посуду, опустевший дом вмиг наполняется противным бряцанием. Затаив дыхание беглец опасливо прислушивается, но никакого результата от шума не происходит.
Стараясь быть более осмотрительным, Юлий продолжает движение. Постепенно глаза привыкают к отсутствию света, но легче не становится. Комнаты пусты, беспорядок столь ужасен, что постараешься, не повторишь. И главное ни следа ни еды, ни воды.
Юлий падает на землю за долю секунды до скрипа спускового крючка. Мгновение спустя в углу столовой, где ошивается барон, вспыхивает вспышка, свинцовая пчела жужжит над головой.
- Убирайся прочь! – слышится визгливый, испуганный голос.
Юлий прячется за перевернутым столом, но не спешит ретироваться. Стрелявший тем временим, гремит видимо награбленным скарбом.
- Не стреляйте. Я гражданин империи.
- Здесь уже ничего нет! – кажется, незнакомец напуган гораздо больше беглеца барона.
Подняв руки, Юлий аккуратно выглядывает из убежища. В угол комнаты вжимается его сверстник, весь в лохмотьях, глаза на перепачканном лице горят от страха.
- Успокойся, не буду я тебя грабить, - более уверенно говорит Юлий, беря верх.
- У меня пистоль!
- Вижу, - Юлий опускает медленно руки, с улыбкой рассматривая парня. – Тебя как звать то?
- Арсений я, - хлопец шмыгает и вытирает нос рукавом.
- А я Юлий.
Несколько успокоившись, Сеня опускает давно впрочем, разряженное оружие.
- Зря ты сюда пришел, Юлий. Я садовником работал. Видел как эти, - кивок в на север, - пришли. Господ шаманам отдали, а я схоронился в кустах.
- Давно барбары ушли?
- Час назад не больше. Неужто война?
Юлий удрученно кивает, вызвав у Сени спазм истерического смеха.
- В Агиос-Екатеринполис бежать надо.
- Екатеринск в осаде.
- Почем знаешь?
- Слышал. Из плена бежал. Мне бы наших предупредить – северяне через Великую целую армаду перебрасывают.
Перекинув мешок через плечо, Арсений выглядывает в окно.
- Лучше бы холмы накрыли нас. Лучше бы не рождаться, если суждено дожить до таких дней.
- Не нам выбирать родителей, день рождения и эпоху. А вот чашу придется пить до дна.
- И откуда ты такой философ взялся?
- Я ищу Истину.
Сеня брезгливо морщится.
- Ты просто хватаешь воздух руками, - чуть помолчав, он добавляет. – В общем, Юлий, думай сам. Не зная как там на счет Агиос-Екатеринполиса, но барбары повсюду… так что стой ли, беги. Не поминай лихом, брат.
Бывший садовник покидает поместье, оставляя Юлия в тишине и одиночестве. В одном он прав – в поместье ничего нет.
За окном солнце в зените, тихо, ни следа погони. А он так устал и давно не спал на мягкой постели. Путь, дорога, доски в каюте, сырая земля в клетке… неужели не заслужил на человеческий отдых.
«Посплю немножко».
Голова погружается в подушку, сразу становится уютно и спокойно. Буд-то дома.
«Что ж, воздух нельзя схватить рукой. Но его можно вдохнуть».
* * *
Наверное, в небе должно быть холодно. Юлий вдыхает полной грудью, чувствуя, как легкие наполняются свежестью. Хорошо, как не было никогда. Так бывает только во сне.
Подходя к краю облака, юноша смотрит вниз. Высоко, но нет головокружения. Леса, поля, речушки – империя, родная земля, где все знакомо, радует взор, возбуждая самые теплые чувства.
- Что снами будет? – спрашивает Юлий, чувствуя приближение Феофилакта.
Монах молча замирает позади. Облако приходит в движение, картина внизу резко меняется. На земле, сквозь утренний туман пробиваются черты домов, торговых лавок, соборов и базилик, амфитеатров и ипподромов, суетливо и деловито снуют по улицам люди.
- Агиос-Екатеринполис.
Мирная жизнь обрывается. С высоты полета облаков Юлий рассматривает, как стены и бастионы укреплений покрываются дымом и копотью от орудийных залпов и ответных магических раскатов. Округа перед городом наполняется ковром шевелящихся, прущих вперед тварей. Табуны кентавров рвутся из орды, проглатывают не успевающих вбежать за ворота мирных жителей. Вслед за колонами войск тянутся тараны с высокими, до стен, платформами для лучников. Небо темнеет от пущенных из требуше и катапульт камней. Пытаясь спасти хоть кого-то, из города отваживаются на вылазку, гремит рукопашная, но чересчур уж быстро гарнизон откатывается обратно.
- Они пошли на штурм! – кричит барон, глядя как сотни и тысячи барбаров несут лестницы, карабкаются по веревкам и тащат осадные башни. – Феофилакт, наши ведь еще ничего не знают.
Облако движется на север. Теперь Юлий видит, как Великая, разделяющая мир на север и юг образует с рекой Косою треугольник. Облако поднимается достаточно высоко, что бы дать Юлию рассмотреть Екатеринск, стоящий в углу треугольника и…
- Это же вторая армия.
-Они окружат город святой Ееатерины.
- Пока они форсируют Косу и зайдут городу в тыл, пройдет много времени. Местные обязательно предупредят, Август спасет их.
- Нет.
Юлий оборачивается, но лицо Феофилакта скрыто под капюшоном.
- Как это нет?
- Некроманты. Империю предупредишь ты.
- А меня некроманты не достанут? – недоверчиво спрашивает Юлий.
Облако вновь приходит в движение. На этот раз внизу знакомые очертания посадок, в свете факелов видны расплывчатые людские фигуры.
- Я ничего не слышу. Нужно ниже.
Облако подчиняется. С приближением юноша рассматривает барбаров, окруживших бьющееся в истерике создание.
- Это же Арсений!
- Кончайте эту мразь! – победоносно вопит возвышающийся над дикарями погонщик.
- Нет! Погодите, не надо!
Лицо северянина расплывается в улыбке.
- Кажется, южный шмаркач передумал?
- Да, - паренек заходится слезами, дрожит, глаза мечутся. – Он назвался Юлием.
- Хорошо, я доволен тобой. И как давно ты видел его, где?
Сеня запинается, чувства его путаются. Хмурясь погонщик извлекает каменный нож, пленника ставят на колени.
- Стойте, - бывший садовник бьется в руках барбаров. – Я все скажу! Я оставил его в поместье, на опушке. Это там!
Погонщик поворачивается к шаману. Пребывающий до этого в полудреме ворожей бросает на землю кости, проводит рукой.
- Теперь я чую его.
- Тогда убей.
- Не могу.
- Почему?! – взревел северянин.
- Не могу.
Слуга Тени плюет на землю.
- Его нельзя упустить. В погоню!
Хрип зарезанного Арсения тонет в гомоне и свисте сорвавшихся на бег барбаров.
* * *
«Враг близко, Юлий, вставай!»
Барон просыпается, сладко зевая и потягиваясь, шурша перинами. Голова вот только гудит, кости ломит. И что за дивный сон снился? До сих пор эхом в голове собаки лают.
«Да проснись же ты! Вставай и беги!»
Юлий широко распахивает глаза – собачий лай и перебранка на северном наречии совсем рядом. Вскакивая, юноша бросается к окну, видя, как в утреннем тумане к поместью приближаются огненные точки факелов.
- Ай! Ай! – от испуга верещит Юлий.
Стремглав бросается прочь из поместья, выпрыгивает из окна, чувствуя, как босые ноги погружаются в тонкий слой снега. Белые пушинки реденько падают с небес, кружа с ветром дивный вальс. Холодно не смотря по-летнему высоко стоящее солнце.
«Не останавливайся. Беги».
Юлий бежит. Позади лай собак и клацанье клыков полулюдей, снег обжигает кожу, туман застилает зрение. Юноша режет ноги о колючки, натыкается на деревья, путается в кустах. Но страх и ощущение близости погони заставляют бежать.
- Вот он!
Одинокая стрела свистит совсем рядом, застревая в дереве, продолжает гореть. Затем летит вторая зажженная стрела, третья, четвертая. Юлий бежит зигзагами, прячась за деревьями. Спотыкается о корень, что спасает жизнь – над головой пролетает томагавк.
«Вставай!»
Невидимая сила поднимает на ноги. Снова бег почти в слепую, свист стрел.
На ходу юноша оборачивается налево и кричит в ужасе – один из дикарей бежит параллельно, брызжа слюной и клацая зубами. Барбар кидает копье, но промахивается и отстает. Гонка продолжается. Дикари совсем близко, Юлий слышит их дыхание, спиной ощущает ярость. Вдали, где-то среди тумана, доносится заунывное пение и повизгивание, стучит бубен.
«Шаман! – понимает Юлий. – Феофилакт, помоги! Не добегу!»
«Давай, мой мальчик, еще немного».
Деревья обрываются, барон бежит по полю, изрытому балками и оврагами. Радостного мало – более нечего от стрел не защищает. Понимают это и преследователи, но воспользоваться удачей не успевают. Пение шамана срывается на вопль, сотрясающий небо и землю. Юлий перестает чувствовать ноги, падает кубарем в яму.
«Я же говорил, что не смогу! Не смогу! Не смогу!»
Гонке конец. Все оказывается впустую. Теперь его схватят, отведут назад, а уж тогда смерть Подрывщика покажется милостью. Только все это теряется в ужасе, нависшем на империю, над тысячами семей, ничего не подозревающих граждан.
Вконец обессилев Юлий, лежит в ожидании. Пусть будет, что будет… Округа наполняется взрывами, торжествующие крики полулюдей сменяются визгливыми и пугливыми. Поднимаясь на локтях, беглец выглядывает из ямы – выбегающие из посадок барбары, увлекшись, сталкиваются с растянувшимися во фронт танками. Вопя, погибая от ядер, дикари разбегаются, в ужасе разбрасывая оружие. Под прикрытием брони цепями идут аукзилии, отстреливая северян с легких аркебуз.
- Наши! – сквозь боль и усталость Юлий улыбается.
Однако не все северяне бегут. Погонщик хлещет хлыстом во все стороны, стараясь построить дикарей хоть в подобие строя. В южан летят первые стрелы. С неба срывается ветвистая молния, один из танков, задымившись, останавливается.
- Шаман в лесу! – кричат со стороны имперцев.
Из танков, по-пластунски, выскальзывают серые тени в соболевых шапках. Трещат одинокие снайперские выстрелы.
Юлий пытается шевельнуться, но не может. Ноги, туловище, затем выше к горлу. Сопротивляться нет сил. Ну и пусть, смерть принесет покой, унесет прочь от суеты и боли.
«Ты должен жить».
Над бароном склоняется человек в пернатом шлеме офицера. Из последних сил юноша произносит последнюю фразу:
- Барбары… Очень много барбаров…