88-я минная партия располагалась на территории бывшего санатория в Махинджаури. От Батуми - около восьми километров. Рядом знаменитый Батумский ботанический сад, станция Зеленый мыс. С городом Батуми и его окрестностями я был знаком, так как с 1935 по 1939 годы мы с семьей жили в этом городе, когда мой отец был командиром минной партии. В семи с половиной километрах - турецкая граница. Помещение бывшего санатория представляло из себя одноэтажный флигель с большой застекленной верандой по всему фасаду, обращенному в сторону дороги и моря. Прямо от асфальтовой дороги к дому вела широкая каменная лестница. У ее начала стоял часовой. Сразу же за дорогой проходила железная дорога с насыпью, а за ней, метрах в 30-ти, обрыв к морю - около пяти метров. Внизу полоска гальки и море. Главный вход в помещение с веранды был закрыт. Входили и выходили с задней стороны здания. Внутри было три помещения-кубрика, небольшой вещевой склад и, как я уже говорил, - большая светлая веранда. На веранде длинный стол с лавками, за который сразу усаживалось до 30-ти человек. В кубриках двухэтажные железные койки. На веранде мы столовались и занимались по специальностям. Выгородка на веранде была кабинетом и жильем командира части майора Жукова. С торца здания, со входом со двора, – санчасть. С другого торца в двухкомнатной квартире жила семья командира боевого корабля. Семья состояла из жены командира, тещи и сынишки лет четырех-пяти. Командир наведывался редко, все время в море.
Собралось нас курсантов 54 человека. Были послужившие и повоевавшие и молодое пополнение.
Распорядок был таков. Неделя занятий в части и неделя - в карауле по охране минного склада в трех километрах от части. Бессменным дневальным был кадровый матрос из состава минной партии – Василий Шершаков. Правый глаз – стеклянный, он был выбит осколочным ранением. Повреждена была и правая рука - большой палец не работал и замер в полусогнутом состоянии.
Занятия по минному делу проводили старшины-кадровики. Надо отдать им должное, дело свое знали отлично. Электрооборудование мин вел старший матрос Янтарь. Это был фанатик своего дела. Когда поступили магнитные, акустические и фотоэлементные мины, он, не прибегая к схемам, пришедшими с ними в комплекте, сам все перещупал, прозвонил и составил собственный альбом схем и описаний, который тут же получил статус “Совершенно секретно”. Заниматься с ним было одно удовольствие. Он вкладывал знания в наши головы уже пережеванными, только глотай.
Полевые мины, я имею в виду армейские, преподавал старший лейтенант, приезжавший из Батуми. Тоже был ас в своем деле.
С ним мы занимались на узкой земельной полосе вдоль моря.
Подъем в 6.00, туалет, завтрак. Занятия с преподавателями. Обед, небольшой отдых. Опять занятия. Ужин. Самоподготовка. Кроме минного дела, зубрили уставы. Их давал нам старшина 1-й статьи Щеглинцев. Что-то в нем было неуважительное. Авторитетом ни у кого он не пользовался. Но ничего не поделаешь, вслух не скажешь. Служба.
Однажды после завтрака в курилке кто-то предложил: "Давайте со старшиной Щеглинцевым поздороваемся по-своему?" В то время не говорили "Здравия желаю!", а коротко – "Здрасьте!" В тот раз нас было 20 человек. Разделились на три группы. Каждая группа должна была произносить на одном выдохе свои слова – резко и отрывисто: “Ящик! Хрящик! Спички!”. Но все одновременно. Оттренировались полушепотом. Дневальный засвистел в дудку. Это такой медный боцманский свисток особой конфигурации на цепочке. “Кончай перекур! На занятия!” Сели за столы. Входит старшина. Дежурный подает команду: “Встать! Смирно!” Старшина: “Здравствуйте, товарищи курсанты!” Кто-то отбивает ногой такт – раз, два, три! Набираем полные груди воздуха и одновременно выстреливаем: "АПЧХИ!" Здорово получилось. Аж стекла на веранде задрожали. И тихо-тихо стало. Смотрю, у старшины лицо кровью наливается. Открывается дверь кабинета командира части, и он выходит на веранду.
- Будьте здоровы!
И засмеялся. Вот тут мы тоже дали себе волю нахохотаться. Надо сказать, после “апчхи” душа в пятки ушла. Мол, достанется теперь на орехи. Спасибо командиру, разрядил обстановку. И как потом нас ни просили повторить здравицу, мы ни разу не сделали этого.