Рано утром, поднятые по тревоге, мы были направлены на разминирование моста. В серой предрассветной мгле мы шли вдоль дороги, а навстречу нам двигался санитарный обоз. Лошади, понуря головы, везли телеги и санитарные фуры, переполненные ранеными. Телеги подпрыгивали и кренились на вконец разбитой гусеницами танков и колесами автомашин проселочной дороге. Стонали и кричали раненые. От воза к возу бегали девушки-санинструкторы, поддерживая раненых на неровностях, успокаивая их. Кому воды подадут, кого просто погладят, бинты поправят. Их бы самих кто приласкал - так они были молоды и измучены.
Мы остановились. Проезжавшая мимо телега так накренилась, что мы, не сговариваясь, кинулись к ней, не дав перевернуться. Лошадь остановилась, тяжело поводя боками. Сидевший сзади солдат в разорванной гимнастерке, из-под которой виднелись окровавленные бинты, попросил закурить. Подали кисет с махоркой, и он трясущимися руками начал сворачивать цигарку. Рвалась бумага, табак сыпался на землю. Свернули ему самокрутку. Прикурив и глубоко затянувшись, солдат зашелся в кашле. На губах выступила розовая пена. “Не принимает душа махры”, – сквозь кашель и выступившие на глазах слезы сказал солдат. Протянул цигарку привалившемуся к бортовой доске лейтенанту. Тот никак не среагировал.
- Все. Видать, он свое выкурил. Не довезли.
Подбежала медсестра в кирзовых сапогах, солдатских шароварах, гимнастерке без ремня. На плече - видавшая виды санитарная сумка. На голове - темно-синий берет с маленькой алой звездочкой. Схватила лошадь под уздцы.
- Ну, пошла, милая! Давай! Давай! Поехали!
От ее голоса бешено заколотилось сердце. Я стоял спиной к повозке. Резко повернулся. Глаза встретились.
- Во-о-о-лодя-я!! – закричала Оксана и как-то боком начала падать.
Я подхватил ее и прижался к такому родному запыленному лицу.
- Оксана! Оксана! – повторял как заведёный.
Да, это была она, моя Оксана, моя первая любовь. Целовал ее в обветренное лицо, потрескавшиеся губы, такие родные незабываемые глаза.
Обоз остановился. Вроде и раненые притихли. Но мы ничего не замечали. Мы были одно целое. Я – это она, моя Оксана, а Оксана – это я. Говорили, перебивая друг друга. Сквозь навернувшиеся слезы я смотрел на лицо Ехсан, по которому катились горошины слез, оставляя следы-дорожки.
- Вот я и встретила тебя, дорогой!
- Оксана! Как ты здесь оказалась?
- Долго рассказывать. Попросилась из госпиталя на фронт. И вот я здесь. Молила бога встретить тебя. Слышала, что где-то есть отряд моряков. Чувствовала сердцем, что ты где-то рядом. Почему ты не на корабле?
- Так случилось, что я теперь топаю на земле, – пошутил я.
Эта встреча была как вспышка молнии, как метеор, промелькнувший в небе. Да и было ли это?
Подошла военврач, начальник обоза. Нас буквально оторвали друг от друга. Обоз двинулся в одну сторону, мы - в другую, навстречу гремевшему грому войны.