Шепотом:
- Джек!
Тишина. Снова, чуть громче:
- Джек, пожалуйста!
Шорох с другой стороны комнаты, сонное недовольное бормотание.
Наконец, осторожно переступая шаткие половицы, Джек идет к нему, поскальзывается на лунном блике, приподнимает одеяло и устраивается на боку, упрямо выставив костлявый хребет.
И этого достаточно - спина, хоть и неудобная и с острыми позвонками, излучает тепло и уверенность, и жуткие монстры, готовые броситься из приоткрытого чулана с игрушками, уже совсем нестрашно поскрипывают зубами, а потом и вовсе замолкают, тени в углах перестают загадочно копошиться, а рассевшийся на стуле призрак безголового чудовища превращается в скучную рубашку, небрежно накинутые на спинку брюки и запутанные шнурками ботинки.
Август пахнет медовой сурепкой, зелеными яблоками и сладким дыханием спящих мальчиков; когда он такой же яркий и насыщенный, как их сны, кажется, что детство никогда не кончится, всегда будет лето, иногда с грозами и ураганами или веселой слепой моросью, но обязательно с солнцем, которое разгонит любые тени, как неудобная спина Джека - любые страхи.
Джимми (на самом деле он стыдится своего имени, из-за того юродивого парня - его тезки, и безрезультатно требует звать себя просто Джим или хотя бы Джеймс) поначалу настороженно прислушивается к ровному дыханию старшего брата, но, утомленный августом, почти падает в глубокий сон, как вдруг широко распахивает глаза.
- Его ведь нет на самом деле, Джек?
Дыхание замирает за полувыдохе, и в комнате сразу становится слишком тихо.
- Никакого Пугала нет, правда? Том Джинджер все выдумал?
В голосе проскальзывают высокие испуганные нотки, Джек ругается про себя и клянется как следует проучить упомянутого Тома за бессонницу братишки.
- Конечно, нет, спи, - он убедительно зевает и переворачивается на спину.
- Ты уверен? - с надеждой переспрашивает Джимми, но снова тянет брата за локоть. - А как же руки-мельницы, которыми он сворачивает шеи? А шляпа с незабудками? Непробиваемая паутина, стаи красноглазых ворон, гора костей?.. Разве тупица Томми мог такое выдумать? Руки-мельницы! - Повторяет мальчик, пытаясь представить слишком страшное чудище, и раскидывает локти в стороны.
- Успокойся, Джимми, это все полная чушь, - он похлопал по напряженной ладошке, чувствуя, как собирается новый сон, и безнадежно тяжелеют веки. - Если бы Том взаправду видел Пугало, он бы тоже остался со свернутой шеей где-нибудь на краю поместья мистера Корнса. Редкий воришка оттуда живым возвращается...
Обманчивая тишина обволакивает, Джек хочет спать, но ладонь в его руке начинает дрожать, что заставляет его насторожиться и перебрать в голове свое последнее утверждение.
- То есть, я хотел сказать... - Слишком поздно спохватился он, и Джимми ставит точку:
- Я так и знал.
Потом он набирает побольше воздуха, и его речь льется горьким потоком. Горьким, потому что по большей части он прав, и Джеку немножко стыдно, но с другой стороны он рад, что вспышка детской ярости вытеснила липкий страх, и Джимми уснет сразу, как выговорится. И Джек тогда тоже уснет.
- Ты тоже считаешь меня слишком маленьким! "Ничего не говорите Джимми, он будет плакать!" "Не пугайте ребенка, он еще маленький!" Ты такой же, как они, Джек! А я то... Да уж лучше Том, чем такой противный брат! Проваливай с моей кровати!
Джек послушно встает и уходит к окну, курить. Он уже почти подносит спичку к коробку, когда вдруг кладет ее обратно. Сон испуганно скатывается с ресниц, когда Джек понимает, что братишка не просто злится, а обижен на него, своего самого близкого друга, а не просто старшего брата, и Джек вдруг чувствует себя предателем.
- Хорошо, Джимми, прости, - говорит он, не оборачиваясь, но в ответ молчат, и он продолжает. - Хочешь, я расскажу тебе про Пугало? Но если ты потом будешь меня звать к себе в кровать... - Он замолкает, подавляя раздражение, и медленно подходит к натянутому на затылок одеялу.
- Ладно, слушай. Давным-давно, лет двадцать назад...
Одеяло мгновенно сползает к животу, и Джимми уже смотрит на него как раньше, словно не было никаких нелепых обид, с безграничным доверием во взгляде широко распахнутых глаз.
Джек сразу чувствует свою важность и без колебаний выкладывает все, что когда-либо слышал о Пугале за свои неполные шестнадцать лет.
В те времена мистер Корнс еще не был королем кукурузных хлопьев, а только начинал заниматься овощеводством на оставленном почившим папашей ранчо. Вложив весь капитал в овощи, Корнс никогда не забывал про поговорку всех скряг "Пенни доллар бережет" и переиначил ее в "Урожай бережет кочерыжка". Сначала он самолично следил за огромным огородом, даже ночевал под открытым небом, а потом построил высокий забор и разогнал рабочих из деревни, доверяя только приезжим наемникам.
Но долго они у него не задерживались - на новый сезон приезжали всегда другие, и повторно ни один не возвращался.
Ходили слухи, что на ранчо завелось зло, таинственный зверь или существо, приносящее боль и смерть. Родители запрещали детям даже близко подходить к забору, а мистер Корнс в деревне не появлялся и не развеивал странные слухи; страх закостенел, став осязаемым.
Местная достопримечательность для приезжающих из большого города родственников.
Но, как всегда бывает, там, где есть запреты, находятся мальчишки, для которых правила не писаны.
Были они братьями или просто хорошими друзьями, но они были неразлучны. Их даже звали, объединяя имена в одно.
Так вот решили они посмеяться над страхами всей деревни и одной безлунной ночью перелезли через расшатанную доску в заборе и вступили в высокий зеленый лабиринт.
Что произошло там на самом деле, до сих пор никто не знает, но вернулся оттуда только один из них, весь покрытый чужой кровью. Ужас забрал у него рассудок, он что-то кричал о чудовище, звере, страшном и беспощадном, пока не потерял сознание, продолжая крепко прижимать к груди что-то черное и влажное.
Когда это вытащили у него из рук, оно оказалось человеческим сердцем, но бедняга тут же очнулся, и, обезумев окончательно, начал брыкаться и кусаться, пока не вырвался и убежал прочь, забрав с собой страшную ношу.
Его нашли потом, тихо притаившимся под висящим на дереве домиком, где он ждал своего друга, потеряв любой интерес к жизни и перестав с тех пор разговаривать.
Потом полиция прочесала поля мистера Корнса, но так ничего не нашла, шериф ушел в отставку, а к чокнутому мальчику понемногу привыкли.
Дети выросли, и новые смельчаки бросали вызов злу с кукурузных полей, которые однажды заменили все другие поля на ранчо Корнса.
Мальчишки бахвалились своей дерзостью, добавляя к образу новые детали: так появилось Пугало, потом его клыки (некоторые это категорически отрицали, другие проверять не решались), большие сверкающие глаза, которые видят сквозь заросли толстых стеблей, безжалостные руки, вращающиеся в локтях, словно ветряные мельницы; со временем ему нацепили на голову шляпу и одели в рваный сюртук.
Сказками о вырванном сердце одного мальчика и потерянной душе другого пугали непослушных детей, обещая позвать Пугало мистера Корнса, если они будут капризничать, а Джимми был очень добрым и чутким, и родители никогда не стали бы пугать его такими ужасами.
Джек прислушивается к шелесту веток за окном. Скрюченные и облысевшие, они иногда задевали по стеклу длинными острыми пальцами, в лунном свете превращаясь в высохшие руки сказочного чудовища.
Глупо рассказывать на ночь такие истории маленьким мальчикам, темнота искажает слова и звуки, а при свете дня смысл страшных рассказов похож на блестящее пятнышко от мыльного пузыря, которое незаметно испаряется с нагретого солнцем асфальта.
- Ему должно было быть очень больно, - вдруг говорит Джим, и Джек присаживается на край его кровати. - Человек не может существовать совсем без сердца, хоть кусочек должен остаться в груди.
- Как это? - Удивляется Джек. - Без сердца человек умрет в любом случае, одного кусочка недостаточно...
Джим отрицательно качает головой, не обижаясь на старшего брата за непонятливость.
- Если у него совсем не будет сердца, он перестанет чувствовать, никогда не будет переживать, бояться, любить, он просто исчезнет!
- Разве?
- Еще бы! Представь только, что ты больше никогда не сможешь радоваться восходу солнца, прыгать по лужам после летнего ливня, нырять с открытыми глазами... Тебе никогда не захочется делать глупости, если у тебя нет сердца. А еще ты не сможешь никому помочь, разучишься играть в прятки, потеряешь жалость и будешь спокойно смотреть, как Том Джинджер привязывает консервные банки к хвосту Лесси, забудешь маму и дядю Кристофера, и даже свою дорогую Мэри Джонс...
- Как, и ее тоже! - С притворным ужасом восклицает Джек, едва сдерживая смех.
- Еще бы, - уверенно говорит Джимми, - а вот Тома не забудешь, потому что люди без сердца помнят только самое плохое, и из-за этого бесконечно себя мучают...
- Да плевать мне на Тома... - Зевает Джек.
- Это тебе сейчас так кажется, а без сердца припомнишь ему все обиды и захочешь отомстить.
- Ага, я ему уже сейчас мечтаю отомстить, за то что он мешает мне сейчас спать... Ух, попадись он мне завтра!.. Еще раз пусть посмеет к тебе подойти...
- А меня ты тоже забудешь.
- Ерунда.
- Еще как забудешь! Только пустое место останется в груди, там где жил я, и оно будет болеть...
Джимми поворачивается набок, накрывая лунного зайчика у подбородка тонким одеялом, и Джек пристраивается на освободившееся пространство, прижимая братишку к себе.
- Джимми, перестань, ничто никогда не заставит меня забыть тебя и уйти! Пока бьется сердце...
- У тебя его не будет!
- А если хоть кусочек останется? Тогда тоже забуду?
- Тогда, может, и нет.
~ ~ ~ ~ ~
Нагретая солнцем влажная земля к полудню горячо дышит паром, а по всей улице невыносимо сладко разносится запах свежих пышек с яблоками миссис Минки. Джеку приходится то и дело глотать слюни, проходя Чарч стрит до самого холма с церковью, за которым начинаются поля. Сначала - лужайки для пикников у пруда, огороженные небольшим участком леса, пастбище, потом яблоневые сады и, наконец, за полосой сосен высокий темный забор владений мистера Корнса. К октябрю улицу заметет ярким ковром, и сколько не подметай хоть с утра до вечера, листья бесконечно будут танцевать в прозрачных лучах. Но пока еще тяжелые ветви продолжают шелестеть, а за темными зелеными облаками скрывается мрачный частокол овеянного дурной славой забора.
Недалеко от церкви несколько мальчишек дразнят дурачка Джимми, но у Джека заняты руки, чтобы вмешаться. Да и что он может один против Томми и его банды? Он ускоряет шаг, на двери пекарни весело звучат колокольчики, Джек пристраивает ящик с яблоками у прилавка, но выбежать не успевает, когда хозяйка ловит его за плечо.
- Спасибо, дорогой, как раз вовремя, - звенит голос миссис Минки.
Джек быстро улыбается в ответ.
- Возьми несколько пышек, Джек, наверняка уже проголодался.
- Ну что вы, зачем, - пытается сбежать он, хотя скоро действительно время обеда и в животе то и дело неприятно булькает. - У меня и руки грязные...
- Не беда, - ласково отвечает миссис Минки, заворачивая несколько горячих пирожков в бумажный пакет, - умоешься дома и угостишь малыша Джима.
Джек успевает поблагодарить за пышки и наконец-то прячет пакет за пазуху.
- Не забудь передать привет миссис Гудмен, дорогой! - Слышит Джек сквозь смех колокольчиков.
Джимми яростно прижимает к груди дохлую кошку, а мальчишки хохочут, то пытаясь попасть в голову кошки камушками, то подбегая, чтобы выдернуть ее за хвост из рук дурачка. Джимми мычит и сопит, раскрасневшийся, с грязной от пыли струйкой слюны на подбородке, он настолько несчастен, что вызывает не столько отвращение, как острою жалость. Но Томми весело, ведь это дурачок Джимми, где такое еще увидишь! Этакая местная знаменитость, можно сказать, - ему уже около тридцати пяти лет, но он нестареющий Джимми без возраста, тот самый дурачок, вечно таскающий у груди гнилые тыквы, драные сапоги или дохлых кошек. От него чем только воняет, от этого Джимми, ну разве ж не забава?
Джек расталкивает мальчишек и закрывает собой дурачка. Некоторые, например, Боб и Билли, гораздо крупнее него, они удивляются и, сжимая кулаки, ждут приказа от Томми.
- Ну, куда же без Гудмена, - опираясь руками о бока, выходит вперед главарь "банды", - старина Джек пришел на помощь дурачку Джимми, снова перепутав его со своим братцем!
Остальные мальчишки веселятся, Джек пропускает обиду мимо ушей.
- Я предупреждал, чтобы вы держались от него подальше.
- Это в тот раз, когда мы чудь не надрали тебе задницу? - Усмехаясь, спрашивает Томми.
Он чувствует себя хозяином положения, вокруг пять верных псов, его "банда", но где-то в глубине души он прячет странные чувства, его восхищает глупая смелость Джека, он сам не смог бы так...
- Нет, это в тот раз, когда я уложил тебя на лопатки, Томми. В честном бою, один на один, неужели не помнишь?
Щеки Томми тут же румянятся, он хочет сказать что-то, но спокойная уверенность Джека обезоруживает. Они смотрят в глаза друг другу, и время вдруг замедляется, потому что за несколько секунд перед каждым проносятся слишком много воспоминаний. Джек видит, как Том возится с его собакой, подкармливая ее хлебом и завязывая на хвосте узел с грохочущими банками, он видит, как Том зло смеется, когда как-то вечером "банде" удалось подкараулить Джека и запереть его в сарае, где он просидел потом всю ночь, он видит, как Том выглядывает из ветвей, и корчит рожи, когда он последний раз ведет под руку Мэри Джонс.
Словно очень быстро прокручивают кино со всеми эмоциями, которые Том заставил его испытать, а ведь проходит всего мгновенье. И за это мгновенье Джек вспоминает, почему Том Джинджер заслуживает хорошей трёпки.
- О чем это он, а ребята? - Том быстро справляется с собой и, оперев руки о бока, смотрит на Джека сквозь рыжую челку. - Кажется, наш Джек забыл, как нужно разговаривать с джентльменами? Напомним?
Лицо громилы Билли озаряется пониманием, он радостно потирает руки, оглядываясь на близнецов Уайтс. Они расступаются, чтобы подойти с разных сторон. Джеку остается идти только вперед.
- Трусы не могут называть себя джентльменами, Томми, - боковым зрением Джек замечает вдалеке силуэт прохожего, но вряд ли кто-то будет вмешиваться в игры мальчишек, и он подходит еще ближе, не смотря на Билли и Боба, и выплевывает Тому прямо в лицо:
- А ты - самый настоящий трус.
Ему удается увернуться от кулака Билли, но один из близнецов ловит его за локоть, а второй спешит на помощь.
Том выступает из-за спины громил.
- Ну-ка подождите, - он глядит на Джека исподлобья. - То, что у меня есть друзья, которых нет у тебя, - Том показывает на ребят, - не значит, что я трус. Скорее, это значит, что ты - неудачник, Гудмен.
- У меня есть друзья, - Джек незаметно пробует вытянуть локти из цепкой хватки, - и в отличие от твоих, - он зло оглядывается на близнецов, - я не запугиваю их папочкой-шерифом
- Конечно, - скалится Том, - ведь у тебя вообще нет никакого папочки.
И, добавляет ехидно:
- И не известно еще, был ли он когда-нибудь?
На этот раз Джек неожиданно легко отталкивает от себя мальчишек и кидается на Тома. Их разнимают не сразу, и Джеку хватает нескольких секунд, чтобы сбить того с ног и извалять в пыли. В ушах звенит, но сквозь возню и шум отчетливо доносится хриплый заливистый хохот слюнявого дурачка.
Боб и Билли держат крепко, теперь не вырвешься.
Том медленно вытирает лоб тыльной стороной ладони, потом с размаху бьет кулаком по лицу. Джеку удается отклонить голову, но совсем чуть-чуть. Том, как завороженный, смотрит на каплю крови, стекающую по губе Джека.
- А теперь посмотрим, кто из нас трус, - Том улыбается, но его отчаянная улыбка больше похожа на гримасу. - Посмотрим, кто быстрее добежит до [i]забора[/i].
- До забора мистера Корнса? - Неуверенно переспрашивает кто-то из ребят.
Не сводя глаз с Джека, Том кивает. Джек сплевывает соленую влагу. Он чувствует, как что-то горячее липнет к коже под мышкой и с тоской вспоминает пахучие пышки миссис Минки.
- Можешь отказаться сразу, Гудмен, - щедро предлагает Том.
- И не надейся, - отвечает Джек. - Я согласен, даже если придется стащить початок кукурузы с огорода Корнса.
На секунду в глазах Тома мелькает отражение полного безумия, Джек даже успевает пожалеть о своих словах.
- Нет, - ко всеобщему облегчению говорит Том. - Это противозаконно. Мой отец, пожалуй, не одобрит.
- Тогда чего мы ждем? - С вызовом спрашивает Джек. - У меня, видишь ли, есть дела поважнее твоих дурацких игр.
- Если ты проиграешь в этой дурацкой игре, - Том снова криво улыбается, - ты месяц будешь ходить за мной и выполнять все мои приказы.
Джек замечает, что Том как-то уж очень серьезно смотрит на него, и ему становится не по себе.
- Отлично. А если проиграешь ты, Том... - Помедлив, отвечает он, - ты месяц будешь работать на нашем огороде.
Том бросает быстрый взгляд на своих громил, и протягивает Джеку руку, чтобы закрепить договор. Джек встряхивает плечами и слишком крепко сжимает ледяную ладонь, но Том даже не морщится.
- А я не проиграю, Гудмен.
На старт!..
Быстрее, быстрее, быстрее!
Том Джинджер опережает, но Джек дает ему фору. Он знает, что Том скоро выдохнется, а до забора еще очень далеко. Впереди маячит его спина, прыжок! Том перепрыгивает через канавку, Джек, не задумываясь, прыгает следом. Горячий ветерок обдувает лицо, сочное разнотравье послушно стелется под теннисными тапочками. Опять прыжок! Рыжий затылок мелькает на фоне темной зелени.
Вот и полянка, и спуск к пруду, и впереди большое поле. Джек бежит быстрее, ему вдруг становится весело. Горячий ветер пролетает сквозь него жарким дыханием лета, он поет внутри, и Джек разгоняется, но Том все еще впереди. Они бегут совсем рядом, когда начинаются посадки. Джек петляет между деревьев, пригибается под усыпанными яблоками тяжелыми ветвями, цепляется штанинами за коготки ежевики. А впереди уже тянутся к небу тяжелые темные сосны, еще совсем чуть-чуть! Он смотрит вверх, уже зная, что победил, и не замечает канавку, прорезывающую поляну наискосок. Ветер останавливается на лету, огромное небо вдруг вздрагивает и переворачивается, меняясь местами с зеленым пахучим ковром, в который он вдруг ныряет с головой.
Джек открывает глаза в полной тишине и видит маленькие кудрявые облачка в голубом океане. Кажется, протянешь руку - и облако как раз поместится в кулаке. Небо смотрит на него в ответ, как на равного, как на часть своей бесконечности. И Джек чувствует себя таким же бескрайним и вечным, и одновременно такой же частью неба, как светящееся по краям облако, проплывающее перед его глазами.
Яркая тень нависает над ним, и зовет незнакомым именем:
- Джек! Джек! Джек!!!
Кто-то настойчиво трясет его за плечи. Кто-то сидит на нем верхом, загораживая глубокую воронку, в которую он падает.
- Джек!
Кто-то наклоняется совсем близко, так, что дыхание теперь одно на двоих, и пробует соленую каплю с его нижней губы.
Джек моргает.
- Ты же не девчонка, чтобы облизывать меня, Том, - говорит он удивленно.
Том резко выдыхает и вдруг утыкается веснушчатым лбом ему в грудь. Джек думает, что стоило бы его оттолкнуть, но ему лень шевелиться. Ему все равно.
Через секунду Том вскидывает голову.
- Ты проиграл, Гудмен! - Злорадно сообщает он.
- Неправда, - машинально отвечает Джек и пытается вспомнить, на что они спорили.
- Ты упал и не добежал до забора!
Том снова начинает его встряхивать на каждом слове.
- Ты тоже не добежал до забора, - напоминает ему Джек. - Вместо этого ты почему-то сидишь на мне.
Он все-таки поднимает с земли руку и старательно вытирает ладонью губы. Лицо Тома искажается, он вскакивает и стремительно уходит прочь. Джек неимоверным усилием воли встает следом, на секунду в глазах темнеет, но Тома уже нет рядом. Джек оглядывается, всматривается в тени под соснами и замечает там светлое пятно. Он снова бежит, как ненормальный, пробирается сквозь густые кусты туда, где мелькнула спина Тома, и вдруг застывает на месте.
Том стоит прямо перед ним и смотрит куда-то пустыми глазами. Он похож на наряженную в рубашку со штанами восковую статую, настолько неподвижно он стоит. Джек подходит ближе, заглядывая в бледное лицо. И вдруг ему становится страшно. Неконтролируемый ужас ледяной волной окатывает с ног до головы, он хочет обернуться и посмотреть, на то, что видит Том, но почему-то знает, что не стоит этого делать.
- Том! - Кричит он ему в лицо.
Потом хватает за руку и тащит прочь. Статуя не двигается с места, но Джек дергает так, чтобы уж оторвать хотя бы руку. Том спотыкается и путается в ногах, но шагает за ним. Джек ускоряет шаг, и переходит на бег. Он не оглядывается на черный провал под соснами и не дает остановиться Тому, вперед, вперед! Они вбегают в яблоневый сад, держась за руки, вместе прыгают через канавки, скользят по колыхающемуся ковру пастбищ.
Джек оборачивается к Тому и, наконец, отпускает его ладонь. Том, раскрасневшийся от бега, с налипшей на лоб рыжей челкой, щурится от солнца, потом останавливается и, нервно хохоча, падает на землю.
И Джек, взмыленный, уставший и голодный, ничего не может с собой поделать - он садится рядом и тоже безудержно смеется.
~ ~ ~ ~ ~
Расправив руки-крылья, Джимми кружит по поляне. Высоко над ним парят яркие птицы на ниточках, каждая - особенная, больше нигде в мире нет похожей. Большой стаей разноцветных парусников плывут по синему небу несколько десятков воздушных змеев.
Птицы рвутся на свободу, но Джек крепко держит свою веревку и даже решает передать ее Джимми. Щурясь от солнца, все стоят, задрав головы. Джек с завистью следит за их с Джимми огромной зеленой бабочкой с яркими лентами вместо хвоста. Ух, разогнаться и взлететь бы следом! Но он уже вырос, это Джимми может гоняться за ветерком среди толпы на невидимом дельтаплане, а Джеку уже поздно баловаться. Он привел под руку двух приезжих кузин, по одной на каждый локоть. Ужасно необычно и официально, и сразу стал старше. Попробуй тут при них полетай!
Но Джеку надоедает суетливая толпа городского пикника, и он решает ненадолго сбежать. Оглядевшись, он отступает в тень вязов. Только бы никто не заметил! Но кузины щебечут под присмотром мамы, бабушки и тетушки Бонни на расстеленном одеяле, а Джимми сосредоточено правит зеленой птицей.
Джек спускается к пруду, и бежит по тропинке. Народу здесь уже меньше, и его почти не видно с поляны, но он все еще не решает разбежаться и рысцой спешит дальше. Огибает холм и оглядывается последний раз на трепещущих на ветру змеев. Как, должно быть, оттуда все хорошо видно! Весь город, каждую крышу, и, наверняка, таинственные и страшные поля за высоким забором Корнса...
Но Джеку не до страшных сказок, он перелезает деревянную изгородь, чтобы срезать угол пастбища и наконец-то перед ним открывается вид на скалистый обрыв, заросший ольшаником и нависающими у самого края соснами. Там есть тайная тропка, специальная дорожка для мальчишек, которые хотят попробовать все на свете. Даже если они почти выросли. Главное - пробраться под навесом репейника, потом раздвинуть колючие ветки, вскарабкаться по шершавым корням на выступ, и дыхание перехватит от головокружительного ощущения свободы. А под ногами, далеко внизу, глядит из глубины темное отражение, манит и отпугивает одновременно. Не взлетишь - и будешь жалеть всю жизнь, а попробуешь встать на крыло - и упадешь в зазеркалье. А там, кто его знает, ты ли вернешься обратно? Или кто-то другой: вроде бы и ты, но как в отражении, что-то неуловимо изменится. Минуту назад не умел летать, а теперь умеешь.
Каждый мальчишка просто обязан прыгнуть. Иначе никогда не станет взрослым. Это ведь девчонкам все равно, они с рождения такие рассудительные и для чего-то другого сделаны. Девчонки всю жизнь осторожно живут в непознанном мире. А мальчишки нужны исключительно, чтобы на себе проверять все поваленные деревья, шаткие мостики, упругие ветви и теплые летние лужи.
Джек восторженно вдыхает прохладное дуновение с зовущей темной глади летнего озера и быстро скидывает одежду. Потом отступает, чтобы разбежаться, застывает, как камешек в натянутой до предела рогатке. И, широко раскинув руки, взлетает над пропастью. Секунда, две, перед ним проскальзывает целая вечность невесомости, прежде чем он взрывает зазеркалье.
Все, что ему нужно, когда он вскарабкивается по ветвям наверх - это хорошенько затянуться. Но ни штанов, ни рубашки на месте нет. И даже туфель, и трусов. Джек удивленно оглядывается, и, прежде чем он замечает прозрачный дымок над лопухами, между лопаток пробегает неприятный холодок. В зеленой тени под огромным листом, заложив руку за голову, отдыхает Том Джинджер, который курит его сигареты.
Джек уже много раз пожалел про себя, что вытащил его из странного ледяного ужаса у [i]забора[/i], и, глядя на усмехающееся веснушчатое лицо, жалеет снова. Том с тех пор стал особенно невыносим и вездесущен. Он как будто мстит Джеку за свой страх, который не может забыть. За то, слишком потаенное и личное, что никому никогда нельзя показывать, а Джек видел, и помнит, и всегда будет знать про это его слабое место.
Джек не знает, что сделать, чтобы Том успокоился. Ему наплевать на чужие страхи. Он не думает о Томе Джинжере дольше минуты или даже нескольких секунд, чтобы успеть насладиться его страшной тайной. И он с радостью вообще выкинет его из головы, если Том даст ему такую возможность.
- Привет! - Здоровается Том, пока Джек подбирает слова.
- Ты бы вернул мои вещи, - Джек хмуро косится на сигарету.
- Не-а. Сейчас сюда приедет Роджер со своей новой подружкой. Я видел внизу машину.
- И что?
- Минуточку… О, слышишь мотор?
С волос на плечи стекают капли, ветерок обдувает остывающую кожу, и Джек вздрагивает.
- Тебе чего надо, Томми?
Джек пока не наступает, но Том, видя мрачную решимость в глазах и сжимающиеся кулаки, выбрасывает окурок.
- Весело будет! - Посмеивается Том.
Издалека, где-то за холмом действительно слышно мотор. Джек ныряет под лопухи, но Том легко отбрыкивается, когда он пытается его придушить. Лысая почва под широкими листьями одновременно влажная и колкая, сучки и крошки царапают голую спину и бока, но Джек ничего не замечает. Они катаются по земле, когда, наконец, ему удается крепко схватить Тома за волосы и вжать щекой в землю. Они оба тяжело дышат, но во внезапную тишину врезается неотвратимый автомобильный мотор. Джек сильнее наваливается на Тома, не давая ему вздохнуть.
Ему снова нестерпимо жарко, под лопухами земля парная, как свежий навоз, и еще эти камушки.
Запахи почвы, летней зелени и чужой кожи смешиваются и дурманят голову, Том тоже вспотел и под налипшей рубашкой его грудь горит и обжигает.
Джек вдруг отпускает его и сползает на землю.
- Ха! - Выдыхает Том и смотрит на него победителем.
Постепенно Джеку удается справиться со смущением.
- А сам-то! - Шепчет он в ответ, упираясь взглядом в его шорты.
Брезгливость, жадность, презрение, стыд, жажда, - чувства борются между собой, и все сразу накрывают его с головой. Где-то совсем рядом звенит тонкий девичий смех. У Тома сразу загораются глаза, он уже предвкушает свое веселье, но вдруг что-то в лице Джека заставляет его передумать.
Он облизывает слишком сухие губы и, сам не зная зачем, осторожно тянет Джека за руку. Ближе, еще немного. Словно, гипнотизируя взглядом, пытается приручить пойманное в ловушку опасное животное. У Джека нет выхода, и, когда Том расстегивает пуговицы, он послушно кладет ладонь на его разгоряченную кожу.
Когда пальцы почти сжимаются в кулак, Том перестает смеяться. Он больше не может смотреть Джеку в глаза и, зажмурившись, отворачивается. Но Джек не спешит. Под хихиканье и аханье за репейным лесом он медленно спускает шорты Тома до самых пяток, потом уже смелее снимает с него рубашку. Джек не дает ему дотрагиваться до себя, и Том больше не делает попыток. Он елозит по земле от прикосновений Джека, он то морщится, то задыхается, то кусает губы, но не издает ни звука. Даже потом, когда Джек отстраняется и вытирает руку листом лопуха.
Теперь он смотрит на Тома с изучающим интересом. Он никогда не видел его таким, одновременно смешным - совершенно голым, но в припыленных белых носочках под летними туфлями, и в то же время излучающим невыносимую чувственность. Том лежит неподвижно, только грудь мелко подрагивает, и трепещут светлые ресницы, а на влажной коже танцуют зеленые тени, сбиваясь в нежном пушке между ягодиц.
Но в этой волнующей чувственности нет ничего общего с душевным томлением, которое возбуждало Джека раньше. Ничего возвышенно-неуловимого, как в трогательных провожаниях мисс Джонс, до плеча которой он едва казался кончиками пальцев. Зрелище голого, приходящего в себя Тома слишком приземленное и будит самые низменные инстинкты.
Джек больше не смотрит, он торопливо натягивает на себя рубашку и шорты и, пригибаясь, пробирается к краю полянки. Он шипит, когда натыкается пяткой на ветку шиповника и едва не падает в куст. Шум и голоса со стороны машины едва слышны. Джек замирает в траве и вдруг замечает свои вещи в самой гуще колючих веток. Он даже не пытается их достать, просто ждет, но когда ничего не происходит, пролезает дальше, наконец-то добираясь до изгороди.
Джек не знает, сколько прошло времени, но надеется, что не слишком опоздает к ланчу. Он бежит по праздничным улицам домой, босые ступни больно обжигает нагретая земля, но все вокруг кажется беззаботным и радостным, не смотря ни на что.
- Эй, Гудмен! - Прямо перед ним вырастает Билли.
- Не знаешь, где Том? - Через мгновение к нему присоединяется Боб.
- Вот еще!
Джек видит свой дом недалеко за их массивными плечами. Они продолжают надвигаться.
- А почему на тебе его рубашка? Эй, Бобби, смотри, это же рубашка Томми!
- Ты головой что ли долбанулся? - Неуверенно переспрашивает Джек и немного пятится.
Жестокая драка с громилами Тома никак не входит в его радужные планы.
- А шорты! Билли, это точно его шорты!
- Хватай его!
Джек резко разворачивается и бежит в противоположную сторону, а потом ныряет в боковую аллею. Он хорошо бегает, уж гораздо быстрее Бобба с Билли, и они сразу отстают.
Вот домик старушек Боунс, и мисс Эдисон, и одинокого мистера Ли, который каждый вечер пьет чай на веранде давно овдовевшей миссис Хилли. Так сложилось, что на этой улочке живут только одинокие люди, и Джек вдруг вспоминает, как она называется: Тупиковая аллея. Он останавливается на секунду и видит большой испуганный глаз, выглядывающий в дверную щелку ближайшего дома.
- Тшшш!.. - Слышит он.
И, не задумываясь, подбегает к двери.
- Джимми, пусти меня!
Дурачок, прикусив губу, отпрыгивает и хихикает. Джек закрывает за собой дверь, оборачивается, и только теперь замечает нацеленное на себя ружье.
- Кто такой? - Хрипло спрашивает старик. - Отвечай, быстро.
- Гудмен, сэр, - Джек нервно косится на хихикающего дурачка. - Я - Джек Гудмен.
Дурачок перестает посмеиваться и вдруг замолкает.
- Ага, - старик перехватывает ружье. - И что ты забыл в моем доме, Джек Гудмен?
- Я, ээ.. Простите, мистер Купер, я просто проходил мимо и увидел Джимми, и подумал...
- Ты подумал, что неплохо было бы поиздеваться над идиотом, вот что ты подумал! - Старик так кричит, что заходится в кашле.
Джек ждет, пока он отдышится.
- Нет, сэр, я просто хотел позвать его на праздник воздушных змеев, - терпеливо объясняет он. - Мы с братом сделали...
- Врешь! - Кричит безумный старик и снова прицеливается.
Но в этот момент Джимми прыгает между ним и Джеком и глупо улыбается мистеру Куперу.
- Э-эй, - почти осознанно произносит он. - Эй.
Лицо старика на секунду смягчается, в глазах мелькает боль, и он опять спрашивает:
- Как, говоришь, тебя зовут? - Он запинается на имени. - Джек? Где ты живешь?
- На улице Линкольна, - он отвечает медленно, продумывая каждое слово. - Я живу с мамой, бабушкой, дядей Кристофером и братом Джимом. Меня зовут Джек Гудмен.
- Джиммиджек! - Дурачок подпрыгивает и хлопает в ладоши.
Джек вздрагивает, когда слышит голос и это странное имя.
- Джиммиджек, Джиммиджек!
Мистер Купер опускает ружье и вдруг весь как-то дряхлеет на глазах, словно становится еще старше. Он устало падает в кресло, потом смотрит на Джека снизу вверх.
- У меня был сын когда-то, - говорит он тихо. - Его тоже звали Джек.
~ ~ ~ ~ ~
- Это было очень, очень невежливо, милый!
Джек кивает, продолжая уплетать жаркое. Мама не может долго сердится, глядя с каким аппетитом он ест.
- И туфли... - она качает головой.
- Они были уже старые, - оправдывается Джек, наливая в стакан яблочный сок. - И лето скоро кончится, обойдусь. А что тетушка Бонни?..
Мама неопределенно махнула рукой.
- Джимми очень переживал, что ты ушел без него.
- Я думал, ему интереснее будет на празднике.
- Знаю, милый. Но он так тебя ждал.
Джек хочет взять пирог, но опускает руку.
- Прости, мам, - он встает. - Пойду поговорю с ним.
- Джимми давно спит, - предупреждает мама, но Джек уже взбегает по лестнице.
Как он и предполагает, братишка и не думает спать. Обняв колени, он сидит на стуле у темного окна и не оборачивается, когда Джек открывает дверь.
- Ты не представляешь, где я был, - говорит Джек с порога. - Это всё, всё - правда!
- Слышишь, Джимми? - Джек тихо подходит к окну, но Джимми продолжает смотреть в темноту.
К вечеру небо затянуло серыми облаками, и звезд теперь не видно. Мутная темень расползлась по лугам, дворам, застряла в ветвях и облепила оконную раму, силясь пробраться внутрь.
- Я бы пришел раньше, - оправдывается Джек полушепотом, - но он собирался меня пристрелить и пришлось сидеть до конца.
- Кто? - Вырывается у Джимми тоже шепотом.
Он злится на себя и прикусывает язык, но это не помогает.
- Старый шериф, тот, что ушел в отставку давным-давно, из-за пугала Корнса. Это он, Джимми, это мистер Купер!
Джимми также быстро забывает обиды, как рассеивается тьма в комнате от электрической лампочки.
- Не может быть!
- Точно тебе говорю, у него крыша совсем съехала, но раньше он был шерифом. И он хотел в меня выстрелить, - гордо добавляет Джек. - И если б не дурачок Джимми...
- А с чего ты взял, что это тот самый шериф? Это же было сто лет назад!
- Не сто, а двадцать, я же тебе рассказывал. Он свихнулся как раз из-за этой истории, на пару с дурачком. И он показывал мне все свои газетные вырезки, у него целый чемодан про Корнса...
Джимми недоверчиво хмурится.
- А Дж.. дурачок-то тут при чем?
- Как же, - удивляется Джек, - разве ты не помнишь? Это один из тех мальчиков, которые залезли на огород. Единственный, который вернулся!
- Джимми? Но он же... он же идиот!
- Раньше был нормальным, - объясняет Джек. - Давно, когда был моего возраста. Они дружили с сыном мистера Купера. Говорит, что вытворяли - жуть. Томми по сравнению с ним прямо отличник.
- Да ладно, - Джимми становится смешно.
- Точно! Только у них не банда была, а вдвоем ходили. Всегда вместе. Джиммиджек.
- Джиммиджек... - повторяет Джимми задумчиво. - Значит, второй остался без сердца? И все это время!.. Ох.
- Ты о чем это? - Удивляется Джек. - Мистер Купер сказал, что его сын умер и все. Он вообще на Корнсе помешан, и ружье для него наготове держит. Только все равно никогда из дома не выходит.
- Ты опять ничего не понимаешь, Джек! - Джимми качает головой. - Он боится его встретить, вот, что я думаю.
- Его?
- Ну представь, что я исчез, а потом вернулся. Но уже не я. А кто-то чужой. И ты должен убить меня, а не можешь.
Джек с ужасом смотрит на младшего брата.
- Чушь какая, Джимми!
- Нет, ну подумай! - Продолжает тот, во все глаза глядя в поглотившие сумерки темные разводы, в которые превратился городок. - А я сам не знаю, что я такое, но прихожу к тебе зачем-то, может, чтобы посмотреть, как ты таскаешь перед обедом леденцы из сахарницы, или тайком штопаешь разодранный в драке воротник, чтобы мама не заметила, или высматриваешь в телескоп пришельцев на марсе, - Джек улыбается, - а я стою, гляжу на тебя, и ничегошеньки не чувствую.
Он молчит какое-то время.
- И уйти насовсем тоже не могу. Разве что запустить в окно кукурузной кочерыжкой...
Резкий грохот, точно в подтверждение его слов, врывается в тусклую тишину. Что-то стучит по раме и отскакивает от карниза.
Они оба замирают, едва дыша. Джек приходит в себя первым и во все глаза смотрит в окно, потом тянется к задвижке.
- Стой! - Джимми, белый как мел, хватает его за руку. - Не ходи! Это он.
- Нет, - все же отвечает Джек. - Нет, что ты.
Он мотает головой, отгоняя слишком яркие видения.
- Ух, напридумываешь ты, Джимми! А я тоже дурак, опять рассказываю на ночь глупости...
- Но ты обещал, - сердится Джимми, - обещал не считать меня маленьким!
- Да знаю! - В окно снова стукнуло и покатилось.
- Ух, я кому-то сейчас... - Джек машет кулаком в сторону окна. - Ложись спать, Джимми, а то больше ничего не расскажу.
И, не слушая возражений, Джек осторожно выглядывает на лестницу, крадется вниз и аккуратно прикрывает за собой входную дверь.
Чернильная влага лезет за пазуху, Джек выходит во двор, но ничего не видит в темноте.
Кто-то цыкает спереди и чуть справа:
- Эй, Гудмен! Сюда!
Джек спотыкается о ящик и тихо чертыхается себе под нос под чье-то хихиканье. Он подходит ближе и пытается разглядеть в светлом пятне лицо. Но видит только тени.
- Теперь и по ночам за мной будешь ходить? - Удивляется Джек.
- Не-а. Это ты будешь ходить, Гудмен. Как договаривались.
Теперь Джеку необязательно видеть лицо, он так и представляет перед собой довольного донельзя Тома. И даже его веснушки и светлые ресницы над смеющимися глазами. Прямо как днем.
Что-то шелестящее вдруг утыкается ему в бок.
- Так кто из нас двоих трус, а Джек?
Голос отрывисто и отчаянно звенит над ухом, Джек перехватывает тугой продолговатый сверток и на ощупь пытается определить, что это. Потом рвет пальцами с мягкого края, один лист, второй, и еще... Он вдруг вспоминает про спички и достает коробок. Ровные, круглые, как пальцы на кулачке ребенка, светятся в темноте из-под плотных листьев молочные зерна.
Он поднимает спичку выше и освещает лицо Тома. Тот вовсе и не улыбается, а смотрит на Джека исподлобья, со смесью страха и решимости одновременно. Джек снова глядит на огромный кукурузный початок в своих руках. Такие не растут ни на одном поле в округе, он точно знает.
- Что, съел, Гудмен? - Том шипит чуть ли не в ухо.
Джек не успевает отпрянуть, невесомой волной его окутывает чужой волнующий запах, который говорит гораздо больше слов. Ему кажется, нет, он почти уверен, что Тому страшно, до чертиков страшно!
Он не слышит его слов, а снова видит Тома беззащитно раскинувшимся под лопухами, и видит его пустые глаза у забора, и злой взгляд с отражением спичечного огонька.
Джек вдруг тоже становится жутко, страх как зараза перекидывается на него и подбирается к самому сердцу, и внезапным порывом он хватает Тома за плечи и с силой прижимает к себе. От неожиданности Том отпихивает его, но довольно вяло. Джек толкает его к дереву, ловит в темноте его губы и пытается поцеловать, но неуверен, что делает это правильно.
Том все-таки уворачивается и нервно смеется над ним.
- Ну ты же не девчонка, Джек, - пытается передразнить он.
Джек не знает, что делать дальше и вжимается в него всем телом. Том напряжен, как натянутая струна. Но, когда Джек начинает скользить ладонями вдоль его ребер, по спине, по выступающим косточкам над бедрами, он, охнув, обмякает в его руках и больше не сопротивляется. И уже сам расстегивает шорты, чтобы накрыть себя ладонью Джека.
- Ты чего? - Хрипло спрашивает Том, когда Джек замирает, не шевелясь. - Давай уж что-ли...
Джек прикусывает губу и опускается на землю, утягивая Тома за собой. Он безуспешно пытается рассмотреть его лицо в темноте, но Том не дает ему остановиться. В каком-то первобытном наитии Джек ложится между его ног и рывками движется ближе, еще, давит сверху и, не давая опомниться, зажимает Тому рот, чтобы он вдруг не закричал.
Но Том не издает ни звука, вгрызаясь в его ладонь, зато в восторге кричит все вокруг. Темнота взрывается - поют деревья, примятая трава и земля под ней, поет невидимое небо за сплошным одеялом поющих облаков.
Джек хочет смеяться от переполняющей его невиданной радости, страх отступил и забылся, он хохочет Тому в лицо, потом по-хозяйски обшаривает вдоль всего тела и прикасается губами над нежным пушком.
Том вздрагивает с ног до головы, зажимает бедрами голову Джека и снова разводит их в стороны. Он дышит часто, дыхание все ускоряется, и дрожь становится мельче, словно его сковывает судорога, пока частями не выталкивается сжигающий его изнутри жар.
Джек резко отстраняется, словно внезапно протрезвев. Он отряхивает волосы и застегивает рубашку, не глядя в сторону светлого пятна на земле. Он больше не испытывает ни радости, ни восторга, только странный покой и окутывающее оцепенение.
Он не чувствует себя побежденным, но знает, что проиграл. А Том, со всей этой своей невыносимой чувственностью, получил над ним превосходство. Джек снова будто видит его сквозь мутную мглу: безвольно раскинутые руки, носочки, солнечно-рыжие пряди на темной траве.
- Эй, Том? - Зовет он тихо.
Потом присаживается на корточки, нависает, чувствуя жаркое дыхание.
- Ты ведь за этим приходил? - И добавляет утвердительно: - с самого начала.
Том молчит, Джек слышит, как замирает его дыхание, когда он глотает несказанное.
Первые опадающие листья шуршат в траве, когда Джек уходит. Словно вырванные странички календаря, или опаленные листы летописи этого уходящего лета. И все вокруг необратимо меняется, это и хорошо и все-таки неправильно.
Джек думает, вот бы пробраться в бабушкин чулан, и взять наугад какую-нибудь сияющую в темноте бутылочку. Бабушка всегда найдет нужное лекарство от любой болезни. Вот настойка на июльском полуденном ветерке, или засахаренные осколки радуги, рулон тончайшего шелка с первых дождевых капель, или искрящийся, как шампанское, урожай пузырей с лужи во время слепого ливня. Что-нибудь, да обязательно поможет Джеку стать прежним, выкинуть из памяти въевшийся ржавчиной образ. А ведь он все время теперь будет стоять перед глазами, тяжелый, как удар молотком по затылку и неизбежный, как фингал после драки с Бобби. И Том даже не при чем, - Джек теперь думал о нем, как о неодушевленном предмете. Нужная, вожделенная вещь, вот кто такой Том Джинджер. Попробуй, выкинь такого из головы!
Джек тихонько проскальзывает на веранду, открывает дверь, запуская в дом щупальца влажной ночной мглы. Он не хочет подниматься в комнату, боится случайно потревожить молочные сны младшего брата, кое-как устраивается в большом продавленном кресле и проваливается в муторные видения.
А когда утро, пасмурное и тяжелое, пробирается ему под веки, Джек снова выскакивает во двор, оглядеть место своего вчерашнего преступления - а вдруг это только сон?.. Забудешь - и не было!
Но в нескольких шагах от деревянных ступеней он видит очень большой кукурузный сверток. Джек поднимает его, оглядывается на темные глазницы спящего дома и спешит поскорее похоронить страшную улику.
~ ~ ~ ~ ~
И вдруг, ни с того ни с сего лето исчезает. И солнце вроде, светит по-прежнему, и зеленые еще деревья шепчут на ветру, и зрелые яблоки стукаются друг о дружку на ветвях - все как всегда, но лета уже нет. А сквозь оставшийся от прогретой земли пар уже тянется тонкий холодок.
Он сквозит в тревожных взглядах мамы и бабушки, слышится в шелестящем шепоте одиноких старушек на верандах, окатывает волной мурашек от одной повторяющейся на устах фразы:
- Исчез! Дик Уайтс не пришел домой и пропал!
- как сквозь землю провалился!
- и никто не знает, где его искать...
И все мальчишки молчат, будто сговорились, а брат близнец Сэм Уайтс не встает с постели, словно сраженный тяжелой болезнью. А как иначе, если теперь его в два раза меньше? Было двое как один, а осталась половинка.
И Том Джинджер молчит, хотя кому, как не ему, знать, в какие игры играют мальчишки его банды. Он уже два дня не показывается из дома, с той самой ночи, как исчез Дик. А Джек Гудмен каждый раз всматривается в окна его дома, проходя мимо. А иногда специально подкрадывается к сиреневым кустам и чего-то ждет, но Том даже мимо окон не проходит. Но на третий день Джек спускается по Речному переулку, чтобы вернуть тетушке Несси несколько одолженных книг и замечает вдалеке Тома.
Он идет, как ни в чем не бывало, точно такой же Том Джинджер, каким Джек всегда его знал. Слегка подпрыгивающая походка, руки в оттопыренных карманах шорт, глаза щурятся из-под челки, вот-вот выкрикнет какую-нибудь гадость, но Джек вместо всего этого видит своим испорченным взглядом совсем другое. Он бы и хотел увидеть прежнего Тома, пусть бы хоть в тысячу раз более гадкого, но не может, потому что уже знает, какая на ощупь кожа на внутреннем сгибе такого острого с виду локтя, знает, как Том иногда дышит, часто-часто, так, что не может вообще ничего сказать, не то, что выругаться, и как темнеют его серые глаза, и как он вздрогнет, если подушечкой пальца мягко нажать на кнопку соска.
Том идет навстречу, мелькают коленки, смеются глаза, и Джек за сотню шагов уже представляет его запах, и осязает невидимую власть над собой. Словно натянутые струны связали его за запястья и лодыжки и двигают марионеткой. Тяжелым предвкушением мгновенно наливается в паху, а сладкий медовый запах тления становится все ярче в прозрачном осеннем дыхании. Воздух словно замер, закристаллизовался и звенит от их шагов.
- Привет, Джек.
Том сжимает руки в кулаки в карманах шорт и перекатывается с пятки на носок. Джек смотрит на него, как на заговоривший вдруг фонарный столб. Том снова поднимается на носки и медленно опускается.
- Пойдем, - решает он, наконец.
- Мне надо книжки отдать... - спохватывается Джек.
- Нет. Я сказал - пойдем.
Он, не оборачиваясь проходит мимо, струны натягиваются и дергают Джека следом. Том вытаскивает из карманов руки и пускается бегом, сворачивает в заброшенный сад, мимо заколоченного дома, снова вниз, к узкой прогалине над рекой. Джек теряет его из виду на мгновение и бросает тяжелые книжки. Он бежит сквозь кусты и догоняет Тома у зарослей.
Том, запыхавшийся, румяный, смеясь, отталкивает его и снова петляет между деревьев. Джек ловит его за руку, останавливается, тянет на себя, едва успев перевести дыхание.
- Джек! - Том перестает смеяться. - Слушай, я...
Земля уже прохладная, и запах здесь еще слаще. Том вдруг падает во влажную траву и закрывает глаза.
Джек стоит над ним, как над обрывом, в который нужно прыгнуть. Снова и снова. И вроде уже смог однажды, а все равно сердце замирает.
- Я хочу... - Том облизывает губы, прежде чем продолжить: - Чтобы было больно.
Джек молчит, и Том открывает глаза, глядя на него снизу.
- Нет, - Джек мотает головой. - Я не буду!
- Джек.
- Нет.
- Джек! - Том приспускает шорты, расстегивает рубашку. - Джек, - снова зовет он чуть тише.
- Что?
- Я всё-всё сделаю. Как ты захочешь.
От говорит тихо, но Джеку кажется, что слова звучат громче большого колокола на площади. Джеку почти больно от возбуждения, перед глазами расплывается красное марево, а в центре - Том, зовущий, требующий, ему нельзя сопротивляться.
Джек переворачивает его на живот, он не может смотреть в глаза своего раба, своей бездушной игрушки, и старается изо всех сил сделать ему больно. Колокол безжалостно звенит, деревья вокруг прыгают в диком танце, Джек задыхается, ему кажется, что сердце не выдержит и вот-вот остановится, и через мгновение все на самом деле прекращается. Он перекатывается на подгнивающую траву и смотрит вверх, на узорчатое кружево из веток и стареющих листьев на бесцветном фоне остывающего неба.
Когда чувства возвращаются, Джек поворачивает голову и видит, как Том торопливо теребит непослушными пальцами пуговицы. Он вытирает мокрые щеки тыльной стороной ладони и, замечая взгляд, пытается отскочить, но Джек успевает поймать его за пятку, и Том неловко падает.
- Ты сам хотел! - Зло кричит Джек ему в лицо.
Том хочет ответить, но потом как-то весь сжимается. Джек трясет его за плечи, кричит, спрашивает, но Том застывает и молчит. И Джек вдруг замечает, как стало холодно, и трава влажная, и безразличное небо смотрит на них сквозь рваные кружева. Они словно одни на всем свете, а вокруг - звенящая пустота. И ничего нельзя поправить или вернуть.
- Ну, зачем ты, - Джек обнимает его, но теплее не становится. - Зачем, Том?
- Мне надо идти, - глухо отвечает Том.
- Нет!
- Надо, - твердо повторяет Том.
Джек непроизвольно гладит его по спине. Вытаскивает застрявшую в волосах веточку. Едва дотрагивается губами чуть ниже уха, но от этого Том будто тяжелеет в его руках, а его плечи начинают едва заметно вздрагивать.
- Это я, это все из-за меня, - сбивчиво шепчет он. - Дик не вернулся из-за меня, и я должен...
Джек перестает сжимать его плечи. Том утыкается носом ему в воротник, но Джек делает небольшой шаг назад.
- Зачем? - Опять спрашивает он.
Том шмыгает носом, но, натыкаясь на его взгляд, белеет, так, что кажется, это не лицо, а нарисованные на листе бумаги глаза и губы. Он стискивает зубы и с такой ненавистью смотрит в ответ, что Джек снова пятится. И сквозь эту обжигающую ненависть на перекошенном лице он видит забияку-Тома, который когда-то надоедал ему до чертиков. И оба этих Тома всегда были ненастоящими.
Джек знает ответ на свой вопрос, но не хочет себе признаваться. Он так и стоит, неверяще глядя сквозь деревья, когда Том уходит прочь.
В заброшенном саду Джимми сбивает палкой особенно красивые яблоки. Джек замечает, что книги сложены на пеньке.
- Что ты тут делаешь? - Строго спрашивает он.
Джимми скользит по нему взглядом и пожимает плечами. Он вытирает о штаны яблоко.
- Я следил за тобой, - просто отвечает он.
Джек мгновенно холодеет, но щеки покрываются румянцем.
- Следил?
- Ну... - Джимми звонко хрустит, с яблока брызжет сок. - Сначала я побежал за тобой, потому что приехала мисс Джонс, но потом увидел Тома и решил тут подождать.
- И что... Том?
- Джек, ты что! - Джимми радостно хохочет. - Ты оглох, что ли? Там Мэри! Я за тобой о-го-го как бежал, чтобы это сказать, но вы так далеко ушли, что я не нашел, а потом здесь уже весь извелся, пока дождался! А он про Тома спрашивает!
Джек выдыхает с облегчением. Но его бьет озноб, когда в голове мелькает голая спина Тома в темной холодной траве, и Джимми, который мог бы почувствовать его сладкий запах. Но он берет протянутое Джимми яблоко и вгрызается в него, чувствуя вкус лета, которое еще живет в сочных плодах.
Джимми собирает книжки.
- Ты иди домой, Джек, - деловито говорит он. - Мэри, кажется, ненадолго, а еще мама волнуется из-за Дика Уайтса. Лучше, если будешь дома. Она так и сказала.
- А ты, Джимми?
- Я тоже, - кивает он. - Но тетя Несси заждалась уж, наверно. Я мигом!
Джек не может сдержать улыбки и идет домой, слушаясь братишку. Потом перед ним мелькает образ Мэри Джонс, которую он видел чуть больше года назад. Ему было почти пятнадцать, ей - уже шестнадцать, и она была главной тайной его жизни. Недосягаемо прекрасная, непонятная, взрослая, она могла бы и не обратить внимания ни на какого Джека Гудмена, но почему-то гуляла с ним иногда, словно не замечала разницы в возрасте. Джек улыбнулся про себя: ну, теперь то он тоже [i]взрослый. [/i]
Но, чем ближе он подходил к дому, тем сильнее его захватывало волнение. Мэри у него в гостях! А какая она? Зачем вдруг приехала из большого города?
Джек сам не заметил, как свернул к боковой калитке, прошел по саду и притаился за вишнями у самой веранды. Он слышал голоса, а вот и дядя Кристофер, мелькнула бабушкина юбка. Какая-то девушка вышла на веранду, глядя в сторону Чарч-стрит, и Джек не сразу узнал в ней свое когда-то томительное видение. Настоящая городская барышня, вот кем она теперь стала. Нарядная, хорошенькая, совсем уже настоящая женщина.
Джек боялся вздохнуть, чтобы не быть замеченным. А он-то! Заляпанные штаны, оторванная пуговица, рубашка мятая, в пятнах травы, и волосы еще отросли за лето. Взрослый! Он понял, что пропасть между ними стала настолько же явственной и непреодолимой, как долина большого каньона. Как бескрайняя пустыня. Как океан, который надо переплыть, не умея плавать.
Взрослый! Только потому, что теперь он знает нечто [i]такое[/i], что детям знать не положено? А ведь это совсем не то, что знает по-настоящему взрослая мисс Джонс.
Джек видит, как Джимми возвращается домой и смотрит прямо на него, словно знает, где он прячется. Джимми почему-то всегда все знает и понимает, но кроме Джека ни с кем не делится своими открытиями. А Джек сидит в кустах до самого вечера, пока Мэри не уходит.
Мама очень любит Мэри и идет ее провожать. Джек уже собирается вылезти из своего укрытия, когда на пороге их дома появляется шериф Джинджер. Он не в форме, хотя обычно работает и в выходные, и он очень взволнован.
Шериф ищет Томми, который сбежал из-под домашнего ареста и не вернулся. Джек едва слышит его слова, но ему вдруг становится так больно, словно прямо в сердце воткнули сосульку, и холод расползается по всему телу.
Он уже знает наверняка: Том больше никогда не вернется.
~ ~ ~ ~ ~
Джек стоит, уперевшись лбом в оконное стекло.
- Они не там ищут, - в сотый раз за эту ночь повторяет он.
Джимми, который сидит у двери, прислушиваясь к разговору снизу, вздыхает. Конечно, не там.
Шум входной двери отвлекает их:
- Одного нашли, - глухо доносится голос дяди Кристофера.
Джек нарушает запрет выходить из комнаты и выскакивает на лестницу. Все равно все знают, что уснуть сейчас невозможно.
- Он без сознания, но жив-здоров вроде, - говорит дядя Кристофер. - А второго нет. Но, глядишь, и этот вернется, когда нагуляется...
Мама поднимает голову и выразительно смотрит на Джека. Она действительно очень переживает и сердится, и Джек не решается испытывать ее терпение.
Он закрывает дверь, потом подходит к окну и как можно тише пытается поднять раму.
- Я тебя не пущу! - Джимми крепко держит его за рукав. - Ни за что!
- Ты бы пошел за мной, правда, Джимми? Ты бы искал меня до последнего?
Джимми цепляется за его плечи еще крепче.
- Я бы просто не пустил тебя!
- Но все равно, потом, ты бы ни за что не сидел дома? Сейчас самое время, - объясняет Джек, осторожно освобождаясь, - ты ведь сам все понимаешь, Джим. Я знаю, где Том, но один он не сможет вернутся.
- Значит, он заслужил, - глаза Джимми сверкают в мутном свете.
Джек улыбается: он знает, что Джимми тяжело притворяться злым и бессердечным, но ради старшего брата он готов на все.
- Этого никто не заслуживает. Даже Том Джинджер... За ним не вернется никто из его друзей.
Решимость на лице Джимми смягчается, но через мгновение он льнет к Джеку еще отчаяннее.
- Тогда я пойду с тобой!
Теперь очередь Джека злиться.
- Ну, нет! Ты можешь не ложиться спать до моего возвращения, но ждать будешь здесь.
Джимми отступает, подчиняясь, но смотрит слишком вызывающе.
- Я вернусь, обещаю, - почти умоляюще добавляет Джек.
Он перелезает за окно и осторожно нащупывает карниз.
- Пожалуйста, Джимми... Жди здесь.
Братишка молчит, Джеку кажется, что Джимми кивает в ответ, и он цепляется за водосточную трубу. Еще несколько шагов и он доберется до крыши веранды, а оттуда уже можно будет спрыгнуть в кусты. Только бы мама или бабушка не сидели на кухне, тогда его точно никто не услышит.
- Джек! - Громким шепотом зовет Джимми.
Вздрогнув, Джек оборачивается.
- Возьми это! И не снимай ни за что на свете!
Он протягивает руку и хватает крошечный пузырек на шнурке. Его бока отсвечивают янтарем, а внутри плавает серебристая рыбка из фольги. Джек помнит, как однажды сделал и подарил этот амулет впечатлительному Джимми для защиты от ночных кошмаров. Он тут же надевает его на шею, лишь бы братишка не волновался.
Когда он оказывается за городом, страх снова становится ближе. Словно тысячи глаз следят за каждым его шагом, а зло сидит не только за высоким забором, оно подбирается к самому городу и вот-вот настигнет Джека, неосмотрительно бегущего через пастбища. И все пропитано этим запахом, медом последней пыльцы, сладким умиранием, томным запахом осени и сушеных полевых цветов. Словно где-то здесь, среди травы, раскинулся Том, излучающий свое неодолимое притяжение.
Джек останавливается и дышит глубоко-глубоко. Ему хочется закричать, позвать Томми, приказать ему закончить свои игры, но он знает, что никто не ответит.
Все уже спят, и даже хрустальное небо потемнело от усталости, тускло поблескивая за пеленой облаков.
Джек ощупывает свои бока - на месте ли воткнутый за пояс тесак. Вооружился он в самый последний момент, решив рискнуть и пробраться к отдельной мастерской дяди Кристофера. Больше ничего подходящего под руку не попалось, но Джеку стало гораздо спокойнее. Так он не просто испуганный мальчишка, а настоящий воин! Лучше бы ружье, конечно, чтобы совсем по-настоящему, но ружья у дяди никогда не было.
Уже у забора он замедляет шаг и прислушивается. Тишина окутывает со всех сторон, даже деревья будто настороженно молчат, подбирая ветви.
Джек пристально вглядывается в провал между досок. В темноте за забором колышутся гигантские стволы кукурузы, а больше ничего и никого. Нет и того непознанного, что внушало ужас, когда они впервые прибежали сюда на спор. Просто дыра в заборе на чужой огород. Но Джек стоит перед ней и не может двинуться с места. Он топчется на месте, то пытаясь сделать шаг, то останавливаясь.
А Том Джинджер смог! Взял, да и прошел, и не один раз.
Джека окатывает горячей волной стыда, когда он вспоминает с чего все началось: как он неоправданно обозвал Томми трусом. Но Том оказался прав, это Джек просто неудачник.
Они могли бы дружить, могли бы никогда не приходить к этому проклятому забору, Джек мог бы раньше понять, что Томми - не избалованный забияка, не будь он на самом деле таким неудачником, но теперь-то уже поздно.
От досады Джек забывает про свой страх и пролезает на огород Корнса. Сначала он снова замирает, но вокруг все удивительно по-прежнему. Только волна шелеста скользит по верхушкам уходящих в небо громадных стеблей. Они такие высокие, что Джеку на мгновение кажется, что он стал гномом, а мир вокруг за секунду вырос до головокружительных размеров.
Он оглядывается - кукурузные ряды идут параллельно забору, а чтобы пробраться к середине поля, придется раздвигать длинные листья. Джек нащупывает тесак, потом неосознанным жестом скользит пальцами по пузырьку на шее и уверенно шагает вперед, за завесу листьев и стеблей.
Шелест скрывает его вторжение, но ему то и дело кажется, что что-то движется рядом, сверху, сзади, словно кто-то пробирается следом. Джек останавливается, но шепот листьев не смолкает, и он снова раздвигает стебли, одновременно пытаясь уговорить свое сердце стучать чуть потише.
Пройдя сквозь несколько десятков рядов, Джек неожиданно выходит на круглую полянку, огороженную лесом кукурузы. В центре возвышается странное строение, купол из собранных вместе верхушек кукурузы, высотой с трехэтажное здание. Из его боков торчат оголенные початки, а стебли собраны плотной зеленой стеной. Снова накатывает ужас, когда сквозь лиственный шум пробивается леденящая душу мелодия. Джек прислушивается, пытаясь разобрать слова. Но почти осязаемый страх душит его, и он бежит в сторону, прочь от преследующего его пения, которое с каждым шагом становится отчетливей.
Раз! Пугало ищет тебя...
Два! Пугало видит тебя...
Три! Беги без оглядки...
Поиграем в прятки...
Хруст за спиной отдается эхом в его груди. Джек теряет счет времени, снова и снова ныряя сквозь ряды зеленого лабиринта. Он не помнит, где выход, он просто бежит наугад, подгоняемый тонким голоском:
Пять! Вор забрался к нам опять...
И снова полянка с кукурузным куполом. Джек огибает его, не останавливаясь.
Шесть! Ждет воришек Корнса месть...
Ряды и полянки бесконечно сменяют друг друга. Только бы убежать! Прочь, прочь от страшных шагов и вездесущего пения!
Семь! Шею пугало свернет всем...
Восемь! В кукурузный замок бросит...
И вдруг он видит просвет между стеблями; лунные лучи просачивается сквозь мутный хрусталь и заливает его серебристым сиянием. Безумная надежда заставляет бежать так, как он не бежал никогда в жизни, еще немного!..
Джек выбегает на пустую полянку, огороженную частоколом кукурузы, но прежде чем понять, что это очередная ловушка, он видит Тома, который стоит в центре полянки спиной к нему.
Хруст смолкает, песенка все еще невнятно доносится издалека, но внезапная волна облегчения сменяется страшным предчувствием. Он делает несколько шагов, и тихонько зовет Тома по имени, но тот не отвечает. Плотный комок страха крутит живот, Джек машинально цепляется за тесак и обходит светлеющий силуэт стороной, чтобы заглянуть Тому в лицо. Но потом роняет свое оружие и пятится, когда Том смотрит на него пустыми глазами и подхватывает напев:
Девять! Здесь теперь тебе постелем...
- Том! Нет!
Десять! Спать в земле мы будем вместе...
Джек шагает к нему и бьет по щеке. Так сильно, что ладонь горит от удара, а Том смолкает. Джек замахивается снова и лупит его по лицу обеими руками.
- Ну, пожалуйста! Том!
Том смотрит ему прямо в глаза, но такой же взгляд был у дурачка Джимми, когда он гладил зажатый под мышкой старый башмак. Это больше не Том, Джек видит перед собой пустую куклу. Только не ту, что раньше, когда Том казался ему всего лишь вещью, возбуждающей скрытое и темное, его личного бездушного раба, а совсем по-настоящему.
Джек трясет головой, отгоняя видение, потом судорожным движением снимает амулет Джимми и вешает его на шею Тома, глаза которого тут же закатываются, а сам он без чувств падает на землю. Джеку кажется, что он остался совсем один на целом свете. Снова звучит тонкий голосок, а толстые стебли вокруг полянки словно надвигаются со всех сторон, и становится темнее. Где-то далеко-далеко, словно из другого мира слышится лай собаки, и Джек вспоминает, как хорошо было дома, и покормил ли Джимми Лесси перед сном? Он вдруг вскакивает, вырываясь из оцепенения. Кукурузные стволы вокруг действительно движутся! Они гнутся к ним со всех сторон, почти достают до верхушек на противоположных сторонах полянки, погружая ее в непроглядную темень. Еще немного, и купол сомкнется над головой, а он заснет здесь, заснет навсегда, напоив осень своей жизнью...
Джек хватает тесак и с остервенением кидается рубить надвигающиеся тугие стебли. Он не чувствует усталости или страха, только прожигающую злость и решимость во что бы то ни стало выбраться отсюда, не дать мелодии пронзить себя насквозь.
Листья и початки разлетаются от его ударов, в темноте Джек не сразу замечает чернильную влагу на своих руках. Темный густой сок брызжет во все стороны из изломанных стеблей, он вытирает его с лица и чувствует тошнотворный соленый запах. Губы обжигает металлический привкус, и Джек отплевывается и не замечает, когда между ветвей перед ним появляется кто-то чужой. Он просто вдруг чувствует его присутствие, его взгляд, и вскидывает голову, едва не вскрикнув от увиденного.
Перед ним стоит всего лишь мальчишка, такой же как он сам, но огромные глаза сверкают слишком зло, а упрямые губы на белом лице сжаты в тонкую линию. На его плечах висит, как на вешалке огромный замшелый пиджак, а на лоб наезжает заросшая мхом старомодная шляпа. Он поднимает худые руки в рваных рукавах и, делая шаг, протягивает их к Джеку.
Ноги будто врастают в землю, Джек, как зачарованный, смотрит на белые пальцы, и не может пошевелиться, даже когда они смыкаются на его шее. Руки у пугала - словно железные рычаги. Он поднимает Джека над землей, но страха и боли нет, а Джек словно смотрит со стороны, как смешно дергаются его ноги и как он пытается оторвать от себя мертвые клешни.
- Джек! - Будит его пронзительный крик и собачий лай, и болью окатывает с головы до ног. - Джек!
Он падает на землю, хватаясь на горло, он хрипит и беззвучно произносит: "Джимми".
Пугало немигающе смотрит на Джимми и вслед за Джеком одними губами повторяет его имя.
- Беги, Джимми! - Кашляет Джек, пытаясь подняться на ноги, но они не слушаются.
- Джимми.
- Беги отсюда!
Но теперь остолбеневший Джимми смотрит на пугало, которое шагает к нему, словно кукла на расшатанных шарнирах. Собака бросается на защиту Джимми, но, взвизгнув, отлетает в сторону, глухо ударяется о землю и больше не шевелится. Пугало протягивает руки, рвется паутина рукавов, Джек отчаянно ползет, врываясь пальцами в землю, но оглушающим выстрелом взрывается дикая мелодия, и пугало останавливается. Всё останавливается, даже листья перестают шелестеть, будто весь мир мгновенно оглох.
Пиджак на груди пугала распахивается, а пуля проходит сквозь забитую сеном дыру вместо сердца.
Мистер Купер снова прицеливается, когда Джимми, опомнившись, бежит к брату, но пугало стоит на месте, растерянно глядя на свою пустую грудь.
- Убей его!
Тонкий голосок доносится со всех сторон.
- Убей его! Убей их всех! Убей!
Тишину снова захватывает шелест листьев и странный скрежет, словно скрипит заржавевшая калитка.
- Убей!
Пугало послушно шагает к мистеру Куперу. Когда прорвавшийся сквозь темное небо лунный луч отражается в его широко распахнутых глазах, старый шериф отшатывается и оседает на землю.
- Убей! Убей! Убей!
За спиной у пугала выскакивает высушенный сгорбленный старичок. Он приказывает тихо, но его голос шелестит во всех проклятых стеблях.
Джеку наконец-то удается встать на ноги. Ему кажется, что все это только дурной сон, но так похожий на настоящее, что и щипки не помогут. Он хватает Джимми за плечи и закрывает собой, но пугало все так же стоит перед мистером Купером, а за его спиной прыгает карлик из страшной сказки. Но когда на полянку выбегает дурачок Джимми, пугало снова оживает. Оно сгибается, словно от боли, пятится, спотыкаясь о визжащего карлика. Потом разворачивается, хватает своего господина за его черепашью голову и резко дергает в сторону, словно вырывая сорняк на клумбе.
Джек как можно крепче зажимает брату глаза, чтобы он не увидел смерть, но сам не отводит взгляд. Но не выдерживает и отворачивается, когда дурачок гладит пугало по спине, а оно все сильнее корчится, прижимая руки к груди.
- Не смотри, Джимми, - шепчет он на ухо брату и тянет его в сторону. - Помоги мне!
Они с трудом поднимают Тома, он шатается, и виснет на них, не открывая глаз. А высоченные стебли вокруг сгорают в невидимом огне, обугливаясь и усыхая на глазах. Джек оборачивается последний раз и видит как под вихрем осыпающегося пепла Пугало и дурачок лежат на земле, обнявшись, и серые хлопья накрывают их саваном, как и мистера Купера, и карлика, и героически погибшую собаку Лесси.
~ ~ ~ ~ ~
Когда Джеку все же удается застать Тома Джинджера наедине, он не знает, что сказать. Может быть, все дело в воздухе. Который окончательно очистился от зноя, протрезвел, и вместо суетного летнего дурмана в голове царит пронзительная ясность.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, - говорит Джек.
Том прячет взгляд под медной челкой.
- Пожалуйста, не уезжай.
- Почему это? - Глухо интересуется Том, не поднимая глаз.
- Ты же не можешь оставить отца. Он не отпустит!
- Я с ним уже договорился. В Большом Городе школа куда лучше.
- А твои друзья?
- Мне никто не нужен.
- А я?
Том молчит. Потом криво усмехается и смотрит на него с вызовом.
- Никто! - Он вдруг заливается смехом. - Никто не нужен!
- Ты просто бежишь от меня, вот что, - Джек пинает листья.
- Нет, - Том замолкает. - Ты слишком много на себя берешь, Гудмен. Ну и... некогда мне.
Он хочет уйти, но Джек ловит его ладонь и крепко сжимает. Том не пытается ее вырвать, и Джек проводит губами по линии жизни. Он сам не знает, зачем это делает, почему не отпускает Тома. И, не зная зачем, спрашивает:
- Том?
- Что?
- Я всё сделаю... Всё, как ты скажешь.
- Перестань лизать мою руку.
- Только не уезжай.
- И... встань на колени.
- Хорошо, - говорит Джек, но вместо этого запускает ладони под толстовку Тома.
Кожа под свитером и рубашкой слишком горячая. Джек задевает пальцами шнурок с амулетом и думает, как хорошо, что Джимми больше не снятся дурные сны.
- Всё, что захочу? - Том срывается на шепот.
Джек смеется в ответ. Но потом, облизнув губы, тоже шепчет в ответ:
- Если останешься.
Щеки Тома розовеют, а в глазах плещется серое небо. Джеку кажется, что он может читать его мысли, только глядя, как меняется цвет его глаз. И когда они такие темные, как сейчас, Том может думать только об одном.
Солнце светит так ярко, будто снова нагрянуло лето. И Джек, наконец, понимает, что лето никуда и не уходило, и не уйдет, никогда, даже если он тысячу раз повзрослеет.
~Конец~
Сентябрь 2006, сентябть 2010