Захотелось поиграть словами - оказалось, вкусные.
Задумывалось как простой фанфик, но после стольких мучений и правок от фанфика тут, надеюсь, осталось мало.
Сонная история, ленивые мысли перед сном.
1
В первый и последний раз я увидела эту улицу несколько недель назад. Таких улиц нет в моем городе… или я думала, что нет. Может, по ночам все они выглядят иначе, не знаю – я так давно не была нигде ночью.
Серые бетонные стены становятся шероховатыми в потемках, они теплее на звук. Эхо моего дыхания возвращается ко мне измененным, мягким и податливым. Он заползает в уши и щекочет нервы, заставляя ежиться от мурашек.
Асфальт холодный. Я стою босая, мои пальцы поджимаются, когда наступаю на асфальт. Он мокрый, но я не чувствую этого – кажется, как будто к ногам прилипли ледяные подошвы. Прыгаю поочередно на одной ноге, пытаясь расшевелить замерзшие пальцы, одновременно растирая руками плечи.
Нет, мне не холодно. Мне неуютно, но жутко интересно. Эта улица этой ночью словно пытается рассказать что-то.
Окна этого здания как будто обманывают меня. Их холодное сухое стекло показывает лишь смутные тени, которые дрожат от звука моего дыхания и слепят блеском моих же глаз. Грязные следы капель дождя окаймлены светло-серым кантом и похожи на застывшие обезумевшие глазницы. На их фоне мои мерцающие стеклянные призраки кажутся чем-то лишним. Я отворачиваюсь и собираюсь не бояться этих темных окон.
Железная дверь с облупившейся черной краской. Холодная. Тяжелая. Закрытая. Касаюсь ее пальцами и вздрагиваю – железный привкус во рту появляется сам собой, сводя челюсти. Отхожу.
Мусорные баки. Рваные газеты. Эта улица днем вряд ли будет отличаться от тысяч других в этом городе. Но ночью она словно просыпается и, тихо шурша теплой сырой бумагой, наблюдает за жизнью людей за обманчивыми окнами.
Вот только людей здесь нет. Ни единого лучика света, лишь фонарь с соседней улицы дотягивается своим ярким желтым кругом до полоски холодного асфальта под моими ногами.
Я стою, поджав пальцы, и пытаюсь услышать, увидеть, почувствовать людей.
Нет, не страшно. Просто интересно и жутко холодно.
Я не знаю, сколько стою без движения, я словно замерла в предвкушении. Предвкушение… Мурашки бегут быстрее, ноет внизу живота и под языком, и отчаянно хочется, чтобы то, чего я жду, уже произошло. Руки сжимают плечи до такой степени, что пальцев не чувствую. Пальцы на ногах тоже уже давно не мои.
Для чего я здесь? Не вижу смысла об этом думать. Здесь и сейчас.
Глухие звуки, приглушенный смех. Дверь открывается - квадратик теплого света вздрагивает и извивается, выпуская из своих объятий фигуры, которые постепенно превращаются в людей. Они смеются и довольно хлопают друг друга по плечам, но получается это довольно вяло. Каждый несет по объемной сумке и постоянно поправляет широкий ремень на плече. У некоторых за спинами – гитарные чехлы. Они очень устали, но все же они довольны и расслабленны. Квадратик выпускает последнего человека и, опустошенно скрипнув, исчезает. Люди спешат к фонарю, а я иду за ними, даже не пытаясь шевелить пальцами ног, чувствуя, как мои пятки глухими толчками врезаются в асфальт. На плечах – красные следы. Завтра они будут сверкать совсем другими красками, но меня это не волнует. Кто знает, когда это завтра вообще наступит.
Теплеет. И все еще интересно.
Я бегу за людьми, пошатываясь на полусогнутых ногах и совершенно не попадая в их ритм. Они постоянно удаляются, перебрасываясь довольными улыбками и окрашивая пустую дорогу мягким смехом. Быстро оглядываюсь назад - на улицу, которая меня впустила, и не успеваю даже подумать, почему мне теперь совершенно безразличны ее серые бетонные стены. Не успеваю, не успеваю!..
2
Стою перед дверью. Опять дверь. Теперь она пластиковая, толстая пластиковая дверь. Я стою перед нею и жду. Там – квартира. Там – человек. Я жду приглашения… кажется.
В квартире хлопает другая дверь, и я решаюсь. Поворачиваю ручку и вхожу. Этой ночью я чувствую себя вне приличий.
Тут тоже темно, но не так как в переулке. Стены теплые на ощупь, но какие-то чужие, пустые, страшные… Они не возвращают мне мое дыхание, и я тороплюсь найти свет, спотыкаюсь о разбросанную обувь и судорожно и громко дышу, пытаясь разрушить тишину. И вновь передо мной дверь.
О, я снова чувствую свои ноги! Они отогреваются, заставляя морщиться от колющей боли.
Начинаю различать звуки. Они нахлынули, как будто кто-то повернул регулятор громкости. Шум воды за дверью, затихающий шум вскипевшего чайника, слабое мурлыканье человеческого голоса, мое судорожное дыхание. Ныряю в очередную дверь и осматриваюсь.
Окно. Опять окно. Долго присматриваюсь, разглядываю его. Широкий подоконник, чистое стекло, пластиковая рама, ровный тусклый свет от спящего стального фонаря. Нет призраков и безумных отпечатков дождя, я подхожу ближе. Стерильно как в больнице, ровная поверхность напоминает разделочный стол, только белый. Или отмытый. Невольно начинаю искать в интерьере комнаты красный цвет. Опершись поясницей о подоконник, разглядываю спартанскую обстановку – кровать, застеленная белым одеялом, небольшой шкаф с раздвижными дверцами, прикроватная тумбочка, которая стоит почему-то у противоположной стены как неприкаянный странник… Два цвета – больничный белый и осенний светло-коричневый – конкурируют за право господства. Ничего лишнего, ничего личного.
Сажусь на подоконник и смотрю на улицу.
Убаюкивающий шум в ванной стихает, комната наполняется негромкой свистящей тишиной. Хочу вытянуть ноги, но подоконник слишком короткий. Закидываю их на стену и стараюсь не уснуть.
Хозяин квартиры, кажется, на кухне наливает чай и все так же мурлычет сонную песенку. Как будто незаметно по комнатам расстелился колыбельный туман. Вспоминаю уличный фонарь и желтый свет его лампы. Тепло скользит по кончикам пальцев, покалывая суставы. Веки весят пару килограмм, и хочется найти какую-нибудь подушку под спину. Красную, может быть.
Открывается дверь и комната наполняется запахом воды, шампуня или, может, геля для душа, и еще чего-то терпкого, тягучего. По ногам пробежалась волна теплой свежести, всколыхнув покрывало сонливости. Рассматриваю мокрые волосы с отстраненным интересом, ловлю ответный взгляд. Коричневый побеждает, удивляя кофейными, даже черными бусинками блестящих глаз. Запах кофе пришел из краешка сознания и защекотал ноздри.
Смотрю и он смотрит тоже.
Бусинки блестят в сумраке, постель придавлена белым пушистым халатом. Он уже не хочет спать, это видно. А мне до смерти не хочется чего-то хотеть. Шевелю затекшими ногами и постоянно вспоминаю о подушке. Но этот подоконник сейчас – самое необходимое место на Земле для меня. Потому что не могу перестать следить за сверкающими кофейными глазами.
Ребяческая улыбочка, кривоватый изгиб губ, отброшены все вопросы. Он закидывает ноги на стену и хитро смотрит на меня, зарывшись мокрой головой в складки одеяла. Чувствую, что хочется ответно скопировать его. Дергается щека, пытаюсь изобразить ухмылку - не получается, но это и хорошо.
Время монотонно стрекочет сверчком, он по-детски улыбается, а я пытаюсь понять, почему мне нравится чувствовать боль в пояснице, и почему запах черного кофе заставляет опять сжимать пальцы от горчащего ожидания.
Он обнял пальцами пояс халата и теперь похож на бабочку. Только у бабочки две коричневые ноги, распластанные по белой стене, и коричневая голова. И хитрющая полуулыбка. И наивные глаза-бусинки. Он непроизвольно крутит коленями и коленные чашечки ходят ходуном. Еще немного и я все-таки выдавлю улыбку, это чертовски забавное ощущение.
Но я опускаю ноги и складываю руки перед собой. Свет далекого фонаря делает мои запястья похожими на кости, завернутые в пергамент. Отвожу взгляд и в оконном стекле ловлю блеск двух маленьких звездочек. Не могу прекратить заворожено глазеть на них. Сон давно ушел, но ясности больше не стало.
Через пару секунд ноги сползают со стены, халат складывается в позу эмбриона и мокрые волосы скрывают блеск глаз-бусин. А еще через секунду пальцы уже тянутся к тумбочке, зарываются в ее внутренности и возвращаются обратно на кровать, сжимая бумажку для заметок и карандаш. В полумраке он чертит какие-то значки, по-шамански тряся рукавом, чтобы не мешал, потом неуверенно дрожит карандаш, и, качнув мокрыми прядями, он дописывает еще строчку. Пробегает глазами по записи, впечатывая кофейный запах в бумагу, и протягивает ее мне. Опять этот хитрый и наивный взгляд.
Наверное, он считает меня летающим человеком. А может, он просто думает, что спит. Я, кажется, тоже так думаю.
Хочется понюхать эту записку, до дрожи хочется, но я сдерживаюсь.
На бумажке цифры, а ниже – электронный адрес. Узнаю буквы, складываю в слова, и теперь уже хочется присвистнуть. Довольно странно и как-то невероятно.
Складываю записку и сжимаю в ладони. Края колются, я убираю бумажный квадратик в карман. Чувствую себя сорокой, вцепившейся в блеск темных бусин. Завершенность тает шоколадом в воздухе. Или что это?
Запах шампуня исчезает, сменяясь привкусом кофе на языке.
3
Время проезжает мимо, словно красный автобус без дверей.
Снится ли мне что-то? Где сон, а где явь – бессмысленно размышлять об этом. Все одинаково бесконечно каждым утром и каждой стрекочущей ночью.
Три ложки кофе в чашке, белые стены и скомканный выцветший листок бумаги, найденный однажды в барабане стиральной машины, хитро заверяют меня в реальности очередной действительности. Теплые бетонные стены помнят о каждом вдохе и выдохе, рассказывая по ночам эти истории горько-сладким эхом безмолвных встреч.
Единственное, о чем они не говорят – что делать после…
Уснуть?
Или проснуться?..