Большой бенц

Демид Рабчевский
Звонок на урок биологии уже прозвенел. Сема Лифшиц пришел с небольшим опозданием, взъерошенными волосами на голове и легким запахом перегара, подмигнул Гюнель Андревне, и уселся на место. Начался опрос, а Сема тем временем прикорнул, уронив голову на парту. Вдруг в кабинет зашел директор, Виталий Наумович Кантор, любивший немного выпив устраивать проверки по классам, выявлять одаренных учеников и следить  за уровнем общей успеваемости.
Вот и в этот раз он завалился в кабинет, посмотрел мутным взором на сидевших, затем, не помня имени ни одного из учеников, ткнул пальцем в единственное еврейское лицо – Сему Лифшица, и пророкотал :
-Гюнель Андреевна, пусть вот он ответит…
Гюнель Андреевна побледнела и пробормотала падающим голосом:
-Лифшиц, ответь на вопорос «Какова роль биогеоценотической организации биосферы для развитой живой материи?»
Сема встал, потупил тоскливый взгляд, а затем покачиваясь проронил:
-Простите, к сегодня я не смог подготовиться…
У Виталия Наумовича вскипело национальное самолюбие (явно на спиртовой горелке из выпитой с поправки бутылки), и он решил докопаться, почему он не готов:
-Так объясни нам, или ты думаешь, что это пройдет сквозь мои пральцы?
Дальше глаза семы медленно закрылись, и он начал говорить застенчивым и виноватым голосом, покачиваясь. Все слушали его, похрюкивали, зная, что смех прервет его речь, а директор с биологичкой только открыли рты:
-Ви действительно таки да хотите объяснений? Их есть у меня. Вчера вечером только я открыл тетрадь и думал начать делать вашего прекрасного предмета, как вдруг к нам нагрянула бабушка Сарра. Собствено это было бы не вдруг, если бы ваш сын, Петя не поджег две недели назад письмо в котором она оповестила нас о приезде, вместе с почтовым ящиком, написав при этом «Жиды – вон из России», о чем он таки рассказал вам во вторник в троллейбусе. После мама и папа выразили бабушке, как они рады ее видеть, и ввиду того, что эти точки зрения диаметрально противоположны, мама дала папе по голове, а папа попросил меня на минуточку погулять и в доме начался большой бенц. Это на минуточку затянулось на полчаса, а ведь вы знаете за наш закон о комендантском часе… так вот, почтенный блюститель порядка обнаружив мой длинный нос, непропорционально ему низкий рост  и отстутствие в кармане паспорта, решил проконвоировать меня в, извиняюсь, пенитенциарное заведение. По дороге  он оказался Юрием Михайловичем, и решил между прочим зайти в рюмочную, где выпил лишку, и прохрипев, что его жена, извиняюсь, тварь заборная, подсыпала ему что-то от пьянства в суп, попросил его довести до дома. Он назвал адрес – Комминтерна три, квартира пять. (тут Гюнель андревна слабо прошептала «Этого не может быть – по этому адресу живу я). Прийдя по указанному адресу, с почтенным блюстителем на плече, благо идти было недалеко, я  позвонил в дверь. Дверь распахнулась, и на пороге я встретил вас, Гюнель Андрееевна, причем в чулках типа паутинка и плетью в руках, а из комнаты раздавались восторженные призывы, и это таки кричали вы,  Виталй Наумович. Вы, не узнав меня сразу проорали риторический вопорос о том, заем я припер к вам эту пьяную скотину, и когда я повел его  вниз, а вы закрывали дверь, вы вдруг вскричали «Лифшиц!», но мы уже спукстились. Тут вашему достопочтенному мужу стало совсем плохо, и я от безысходности позвонил в ближайшую квартиру. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на пороге Аркадия Павловича, нет не того, не помню по фамилии, второго, который вел химию. Он курил стоя в одном халате, и миролюбиво нас пропустил На диване завернутая в смятое покрывало лежала Ирина… Ирина… ну помните ребята… (ребята хорюкали, и кивали головами), ее сын, которого еще потом евгений Витальевич сбил, рассказывал, что она от Игря павловича триппер подхватила, и ушла из школы, когда Женьку Серебрянкина матом покрыла?…. Да…да… Ивановна… Так вот он таки нас пропустил, дал что то Юрию Михайловичу, тот ухнул. Тут ко мне пришло осознание, что ключей в моих карманах не наблюдается, и я попросил остаться у Аркадия павлдовича. Он кивнул, мы допили с ним остатки вина, стоявшего на столе, а поутру он подвез меня до дому, где я забрал портфель и потому чуть опоздал на урок… Вот видите, когда мне было …
-тут Сема развернулся, храпнул и грохнулся на пол. Класс заржал как стадо взбешенных коней, а Гюнель Андреевна и Виталий Наумович застыли соляными столбами на пути в Содом с Гоморрой. Тут раздался звонок, дополнив эту ужасную картину. …
А Сема Лифшиц, уютно свернувшись на полу, беззваботно посвитывал и прихрапывал. Сон продолжался – он был истцом на суде, на скамье подсудимых сидели учителя, а он дав свои показания почему то грозхнулся на пол и наблюдал лежа за овациями и продолжением судебного процесса…