Макур
Было это очень давно, еще до второй мировой войны. В день моего 5-летнего юбилея у меня неожиданно появился необычный друг. Очень забавный, смешной и мудрый. Общаться с ним было интересно и даже полезно т.к. он много мне рассказывал о соседях по дому, обо мне, о моих родителях, о погоде, и еще о многих интересных вещах.
Плохо было только то, что кроме меня его никто не видел и не слышал, и у меня, в связи с этим, появились новые неприятности.
А появился он в моей жизни так.
Накануне своего юбилея я очень волновалась, т.к. папа сказал, что это очень важная дата – 5 лет, поэтому отпраздновать ее нужно на пятерку.
Меня меньше всего интересовали гости и праздничный стол, а интересовал подарок. Уж очень хотелось мне получить большую книгу со сказками и цветными картинками, как у нашей соседки девочки Нины. Она давала мне подержать ее в руках, но перелистывать страницы не разрешала, боялась, что я их запачкаю. Сама перелистывала и показывала мне картинки. Одну сказку даже прочитала, мою любимую, про Ивана – царевича и Василису прекрасную. Нина сказала, что это дорогая и редкая книга, и я волновалась, что мои родители могут мне ее не подарить, хотя и знали о моем желании. Скажут, что я еще не умею читать.
Эти мысли не давали мне покоя целый день, поэтому ночь я спала плохо и проснулась рано утром на рассвете. Было еще не светло, но уже и не очень темно. Я осторожно слезла с кровати и тихонько на цыпочках, чтобы никого не разбудить, пошла в переднюю. Пошла, чтобы посидеть там, у окна на кровати, помечтать и подождать, когда все проснутся.
Дойдя до порога, на полу у печки, я увидела странное лохматое существо, очень похожее на маленькую обезьянку, какую я видела в зоопарке, куда ходила прошлым летом с папой, или на большую мягкую игрушку, каких продавали в магазине. Я решила, что это мой подарок, разочарованная подошла ближе и протянула к нему руку, чтобы потрогать, а он быстро отскочил на стул.
И тут я обратила внимание на то, что скачет оно не как обезьянка, а как надутый шарик, только очень быстро, да и не очень-то похож на обезьянку.
Я залезла на кровать, устроилась у окна, и решила рассмотреть это существо получше. Оно было похоже на перевернутую матрешку: большая голова и маленькое туловище, очень короткие ножки и ручки, большие глаза и весь лохматый.
Оно мне не понравилось, я не хотела такой подарок, даже расстроилась, но решила все-таки уточнить, зачем оно здесь.
Спрашиваю: «Тебя папа с мамой купили, чтобы мне подарить?»
«Никто меня не купил»
И дальше состоялся примерно такой диалог. Точно его воспроизвести за давностью лет трудно, но я постараюсь.
«А откуда ты взялся?»
«Я здесь был всегда.»
«Ты что здесь живешь»?
«Да, я здесь живу».
«А почему я тебя не видела?»
«Я не хотел».
«А теперь захотел?»
«Да, я хочу, чтобы ты меня видела.»
«А ты кто?»
«Я Макур».
«Тебя зовут что-ли так, а можно я тебя потрогаю?»
«Нет, ты можешь испугаться».
«А ты, что злой, колючий или кусачий?»
«Нет, я не злой, не колючий и не кусачий, я не такой, как ты».
«Ну конечно не такой – рассмеялась я – ты же головастый, лохматый и смешной».
«Я не лохматый, а пушистый, сейчас я такой, но могу стать похожим на кого угодно, если захочу».
«Ну, захоти и стань похож на корову, или нет, лучше на слона!»
«Слон в эту комнату не поместится, и с тобой я буду только таким – пушистым и смешным».
«Если тебя причесать хорошо, может быть ты и станешь пушистым, а пока ты лохматый».
В это время вошла мама: «Ты уже не спишь, именинница, и опять беседуешь сама с собой?»
«Нет, мамочка, я разговариваю с Макуром, мы с ним только что познакомились».
«Это что-то новое, и имя- то какое странное придумала – «Макур…»
«Я ничего не придумала, познакомься и ты с ним».
«Я с удовольствием, и где же он, твой новый знакомый?»
У меня защемило сердце, неужели и Макура мама не видит, как не видит свечение вокруг людей и деревьев и считает это моей «фантазией».
Я слезла с кровати, подошла к маме, чтобы подвести ее ближе к стулу, где сидел Макур, в надежде, что она его увидит, но он перескочил на кровать.
«Мама, вот он сидит на кровати , быстренько перескочил со стула, смотри какой он головастый и смешной!»
Мама подошла к кровати, переложила подушку, провела по кровати рукой: «Ну, вот видишь, никого нет, это тебе показалось, такое бывает на рассвете. Давай, попьем с тобой чайку, пока мужчины спят (это папа и мой младший брат Толик), и будем готовить завтрак.
Мне стало совсем плохо, я видела, как отскочил Макур, когда мама проводила рукой по кровати. Он мгновенно подскочил вверх и сел на стул у стола.
«Мама, а вот на этом стуле ты, что никого не видишь? – показала я на стул.
«Так, именинница, хватит фантазировать, давай садись за стол пить чай, у меня сегодня много хлопот. К обеду придут гости тебя поздравлять, надо приготовить хорошее угощение».
«Макур, почему она тебя не видит?!» - крикнула я в отчаянии.
«Потому, что не может» - ответил он.
«Не кричи, Толика разбудишь. Ну, что тебе ответил твой Макур?» – спросила мама с иронией.
«Он ответил, что ты не можешь его видеть, ты же слышала».
«Нет, я ничего не слышала».
«Так ты еще и не слышишь его» ?!
И тут я поняла, что я - то тоже голоса его не слышу, а как-то понимаю его по-другому. Объяснить это я не могла ни себе, ни маме, потому что тогда еще ничего не знала об общении на уровне мыслей, о телепатии и прочих способностях тонкого мира.
Да и о существовании самого тонкого мира наши советские люди тогда ничего не знали. Некоторые чувствовали его, видели, как я, но что это такое объяснить не могли и принимали это, в лучшем случае за фантазии, а в худшем – за болезнь.
«Мама, а он разговаривает не так как мы, поэтому ты его и не слышишь».
«А как же ты его слышишь?»
«Понимаешь, его голос у меня не в ушах, а как будто в голове».
«Да, у тебя действительно что-то не так в голове. Вот отпразднуем твое рождение и сходим к психологу. Это давно надо было сделать, а мы все тянем с папой, надеялись, что само пройдет, а тебе все хуже»
Я очень испугалась, т.к. боялась врачей и уколов, и взмолилась:
«Мамочка, я больше не буду, не надо в больницу. Я больше ничего не буду рассказывать, никому, даже Толику».
«Вот и хорошо, а если будешь рассказывать Толику, рассказывай это как сказки».
Праздник прошел и хорошо, и плохо. Гости надарили мне много подарков, поздравляли, обнимали, целовали. А папа с мамой подарили долгожданную книгу со сказками. Я была безмерно счастлива, мне было хорошо и приятно слышать так много добрых слов и пожеланий. Потом мама пела под свою гитару романсы, а потом пели гости и, наконец, попросили спеть меня.
И вот тут праздник начал портиться.
Меня поставили на стульчик, накинули на мои плечи цветную шаль и дружно попросили спеть романс: «Темно-вишневая шаль».
Меня всегда просили петь этот романс, когда приходили гости. Я пела серьезно и с чувством, т.к. романс был печальный, но гости всегда улыбались, их это веселило. Видимо в моем исполнении он звучал забавно.
И в этот раз, как всегда, мама аккомпанировала на гитаре, а я запела:
«В этой шали я с ним повстречалась
И своею меня он назвал.
Я стыдливо глаза закрывала,
А он нежно меня целовал…»
И вдруг, я увидела, что Макур сидит на моем месте, склонил голову на стол и сделал такое же печальное лицо, как у тети Вали, которая сидела напротив него. Это было так смешно, что я неожиданно и громко рассмеялась. Романс был печальный, и мой смех вызвал у всех недоумение, но я уже не могла остановиться и смеялась, смеялась.
Макур быстро спрятался за печку, а меня мама посадила за стол, дала стакан клюквенного морса и попросила успокоиться. Гостям папа объяснил, что я очень переволновалась, поэтому у меня случилось что-то вроде истерики. Я успокоилась и старалась не смотреть на тетю Валю, чтобы опять не рассмеяться. А мама, чтобы загладить «мою нелепую выходку», много играла на гитаре и пела.
Закончился праздник и гости ушли довольные, а я им пообещала в следующий раз спеть хорошо.
Постепенно я привыкла к Макуру и к его поведению, научилась скрывать от родителей его присутствие, т.е. не реагировать бурно на его выходки и мы подружились. Я устроила за печкой ему уютный уголок: постелила теплый коврик из маминой шерстяной старой юбки, в уголке посадила свою любимую куклу, а на стенку прилепила картинку, которую сама нарисовала акварельными красками.
И в этом уголке мы с ним беседовали, а мама думала, что я так играла с куклами. Макур любил поговорить, особенно после того, как я угощала его ванильными булочками или творожными ватрушками . Он их не ел, а только нюхал, смешно дергая носом. А съедали их мы с Толиком, после того как он нанюхается. Еще он очень любил запах кипяченого молока и какао.
Ну вот, после того, как нанюхается досыта, он становился очень разговорчивым. Растягивался на коврике и начинал рассказывать о людях.
Он знал об обитателях нашего 4-х квартирного дома все, о наших соседях по двору - тоже, даже знал, что будет впереди и пытался научить меня предсказывать события, но я только смеялась. В то время меня интересовали только смешные истории, серьезные разговоры я не любила, так как мне их хватало с родителями.
Позже, когда я повзрослела, то очень жалела, что отказывалась слушать о серьезных вещах.
Несколько серьезных его предупреждений я помню.
Однажды в воскресенье, как всегда, мы всей семьей: папа, мама, я и Толик, собрались в парк гулять и слушать духовой оркестр. Была теплая солнечная погода. А Макур мне говорит: «Возьмите зонтики или плащи – будет гроза и сильный дождь». Я тут же повторила его слова родителям, но от себя. Мама рассмеялась: «Предсказательница, посмотри на небо, ни одного облачка нет, откуда гроза»!? И мы пошли в парк.
Погуляли мы очень мало, даже по мороженому не успели съесть, как поднялся сильный ветер, пригнал огромные тучи, и разразилась гроза. Мы укрылись в кафе, но все равно намокли, пока добежали. Мне родители ничего не сказали по этому поводу, но я слышала, что между собой они говорили примерно следующее: «Петя, как ты думаешь, откуда она могла узнать, что будет гроза, ведь ничего ее не предвещало?»
«Успокойся, простое совпадение».
«Что-то этих совпадений становится слишком много. Ты как хочешь, а я отведу ее к психологу».
«Не глупи, что ты скажешь врачу? Выставишь себя на посмешище и все».
На этом эпизод закончился.
Второе серьезное предупреждение тоже было интересное.
Был какой-то маленький праздник, мы все сидим за столом и ждем тетю Валю (она наша постоянная гостья и мамина помощница по хозяйству). А ее все нет и нет. Мама не выдержала и посылает меня за ней. Я встаю, а Макур из-за печки говорит: «Она не придет, она плачет, у нее горе». Я тут же все повторила.
Мама возмутилась: «Если не хочешь идти, то так и скажи»! И пошла сама. Вернулась расстроенная и удивленная – тетя Валя получила телеграмму, у нее умерла мама. Спрашивает меня: Ты что, знала про телеграмму?»
«Нет, не знала, я только знала, что у нее горе, и она плачет».
«Как ты узнала, ты же не ходила сегодня к ним»?
«Не знаю, узнала и все».
«Ну, так скажи как»?
«Не скажу, все равно не поверишь».
Мама обиделась, пошла за тетей Валей, а я за печку к Макуру спросить его, как узнал он. Из его объяснений я ничего не поняла.
Третье серьезное предупреждение было о войне. Он говорил об этом несколько раз и в разных вариантах.
Однажды, когда я не хотела есть овсяную кашу, он мне сказал: «Ешь, скоро нам всем придется голодать». Я не поверила, думала, что он так помогает маме, уговаривает меня съесть кашу.
В другой раз. Началась гроза, мама быстро закрывала форточки, запретила нам подходить к окну, потому что грозой может убить. А Макур сказал, что совсем скоро начнется очень сильная гроза и убьет много-много народа, особенно мужчин. Я его, конечно, не поняла, но на всякий случай спросила:
«А моего папу тоже убьет?»
«Нет, папу не убьет, но он скоро уедет далеко и без него будет плохо».
Потом он предупредил, что у меня будет еще один брат, хотя я это уже знала из разговоров родителей, но он сказал, что я с этим братом намучаюсь.
И последнее серьезное предсказание из тех, что я помню, было, когда уже началась война.
Мы голодали, садики не работали, и мы с Толиком, закрытые в квартире, целыми днями сидели у окна на кровати. Макур грустил, стал мало разговаривать и однажды очень грустно сказал мне, что мы с мамой очень скоро уедем далеко, а он останется один, и будет, очень скучать. Я не поверила, думала, что он грустит от голода, так как теперь я могла его угощать только маленьким кусочком черного хлеба.
Но вскоре все произошло именно так, как он сказал.
За нами приехала бабушка, мама укладывала вещи, собираясь в дальнюю дорогу, а я плакала и звала Макура с собой. Мне казалось, что он тоже плачет, что ему жаль расставаться со мной. Он дергал своим носиком, но уже не смешно, а печально и говорил, что поехать с нами не может, что должен остаться здесь, а там далеко у меня будут новые друзья.
Я причесала его в последний раз, потом взяла хорошую бумагу и нарисовала его акварельными красками красивого и пушистого, и листочек этот приклеила в нашем уголке за печкой. В игрушечную тарелочку положила ему маленький пряничек, из тех, что привезла с собой бабушка. А на память оставила ему свою любимую куклу.
Мы уехали и больше я его никогда не видела.
Февраль 2011год.
2