Предатель

Вячеслав Чуйко
                Грустный рассказ

           Маленькое сельцо Отводное спряталось на живописной поляне, окруженной со всех сторон когда-то бескрайними мещерскими лесами. Вытянулось оно одной длинной улицей старинных деревянных домов, срубленных мастерами – умельцами лет этак сто – сто пятьдесят назад.
           Не всякий путник и сейчас еще догадается, что там за сосновым бором, за чередой мшистых увалов, густо поросших столетними соснами, разлапистым можжевельником, изредка тонкоствольным березняком, разбросаны по всей длине бесконечной поляны, почерневшие от времени, покосившиеся на разные бока, добрые русские избушки.
           Дорожка резко выныривает из зеленого сумрака на широкий просвет, выйдешь на поляну, и будто монисто из драгоценных черных жемчужин, сверкающих на закате стеклами резных окошек, некий разиня - купец обронил на зеленую луговину.

           Петр торопливо покорял лесной проселок, оставляя позади на влажном после ночного дождичка песке, рубчатые следы кроссовок. 
           Он спешил в Отводное к одной знакомой, которая неожиданно позвонив, сообщила, что набрала им с супругой черники литра два, а по нынешним временам, это целое сокровище, и велела срочно приехать и забрать ягоду. С собой он из дому прихватил и кусочки вареного сала, чтобы по дороге угостить знакомых собачек в Передельцах. Однако собачки Зойка и Райка бродили где-то в округе, на окрики Петра не откликнулись, и пришлось ему с этим пакетом сала идти в Отводное.

           Вот и Отводное. С краю, почти у самого леса дом Валентины, неказистый заборчик, сработанный руками вдовы, калитка, плотно заперта изнутри.
           Валентина, будто почуяв присутствие гостя, наскоро сполоснув руки, кинулась из глубины своего необъятного огорода к калитке.
           - Входи, входи, Петя. Я уж жду, а то ведь ягоду мне негде хранить.
           Петр, запарившись в пути, прежде всего, прошел к умывальнику, висевшему неподалеку от могучей железной печи, стоящей, словно подгоревший боевой танк, в передней части огорода.
           Ополоснулся, осмотрелся: хорошо у тебя тут, Валентина, тишина, покой, посижу чуток, легкие продышу после городского смога.
           Сиди, хоть сколько, - улыбнулась Валентина, и тоже присела на колченогий табурет, - я уж натопталась с утра раннего.
 
           Тут, откуда ни возьмись, к ногам Петра подлетел рыжий котенок, не то почуял запахи вкусные, не то любознательным оказался не в меру. Позволил себя погладить, принюхался, и уже не отходил от Петра.
 
           Следом из – под кустарника выбрался еще один котик: серый, полосатый, быстроглазый. Он сначала в руки не давался, ходил вокруг да около.
          Ой, Петя, это наказание мое. Мне их и кормить-то нечем.
          Тут, через два дома от меня, и она показала рукой направление, недавно померли разом, в одно время старик со своею старушкой, а кошка с тремя котятами осталась на улице. 
           Дочка их из города прикатила, все дела необходимые переделала, а кошку с котятами не взяла. Негде, говорит, мне их в городе держать. Так недавно, явилась эта кошка ко мне, и привела всех трех малышей, пожила у меня несколько дней, а потом исчезла вместе с одним из котят.  Этих вот двоих мне и подкинула. А они чуют, что я не выброшу, освоились, охотятся уже на мышей, да бабочек, уходить от меня не собираются.
          Слушай, Валентина, так у меня с собой сало вареное, с мяском даже, надо им дать. Петр подозвал рыжего: иди сюда, Федот, кушать хочешь.
          Рыжий котенок, будто с пеленок человеческую речь знает, подлетел к гостю, обнюхал руки и уставился на пакет с салом.
          А ты, Васька, чего прячешься? Обратился Петр к серому полосатому котенку, который нерешительно топтался поодаль. Давайте-ка, малыши, я вас сейчас угощу вкусненьким.
          Тут вмешалась Валентина: Подожди, Петя, надо за калитку им вынести еду, не хочу, чтобы привыкали. Я ведь тоже на зиму уеду в городскую квартиру, а их потом куда…
          Она вскочила, достала из пакета пару кусков аппетитно пахнущего угощения и пошла к калитке, котята ринулись за нею, путаясь от радости в ногах. Петр, прихватив обещанную ему чернику, тоже вышел за калитку.
          Котята, урча и припадая к земле, выгибая спинки друг перед другом, сноровисто и жадно расправлялись с нежданным гостинцем.
       
           Ну, Валентина, пойду я, пожалуй, дел еще много, спасибо тебе великое за ягоду драгоценную, нынче её и не так много в наших лесах. Может, ты лучше бы продала чернику-то, все ж подспорье к пенсии.
          Нет, нет, себе я еще наберу, не беспокойся, а это вам с супругой, ешьте на здоровье.
          Петр и Валентина тут же за оградой попрощались, и он быстро пошел к дорожке, углубляющейся в синеву прохладного бора. Сразу Петр и не хватился, что за ним следом в лес устремились маленькие бесстрашные котята.
          Отошел уже порядочно от Валиного жилища, уже за деревьями и дома не видно, как вдруг обнаружил, что за ним вприпрыжку бегут оба котенка. Еще и играть успевают, весело наскакивают друг на друга, запрыгивают на стволы деревьев, цепко хватаясь коготками за толстую коричневую кору, не отстают ни на шаг.
          Стоп, ребята! Петр остановился, наклонился к котятам, они тут же подскочили к его рукам, ластятся, дают себя погладить, мурлычут неумело тоненько.
          Мы так не договаривались. Петр внушает котятам, а они слушают, ушами водят, глазенки искрятся.
          Куда это вы собрались. Мне-то далеко еще идти до автобусной остановки. Очень далеко, вы устанете, пропадете в лесу. Давайте-ка назад марш! Он захлопал в ладоши, пытаясь прогнать, повернуть неугомонных спутников назад, к деревеньке.
          Но они на окрики Петра – ноль внимания. Вновь увязались за ногами, жмутся к нему, хнычут. Петр резко прибавил шаг, котята из последних сил за ним, стонут, хнычут как дети, а бегут.
 
          Вот уж показался впереди противопожарный пруд, а это с километр от Отводного, Петр остановился. Поднял хнычущих котят на руки, нес метров тридцать. Они сначала вроде затихли, но чуть отдышавшись, попросились на землю и вновь помчались за его быстрыми ногами.

         На подходе к обмелевшему пруду Петр повстречал некое существо, напоминавшее бывшего мужчину, с початой бутылкой вина в руке.
         Существо стояло, покачиваясь на задних конечностях, и орало на весь лес что-то непонятное: я вас всех-х-х, ух-х-х!
         Увидев вдруг перед собой человека, существо неожиданно сфокусировало на нем взгляд и произнесло почти нормальным голосом: я Николай, я здесь живу, и он махнул в направлении Отводного, едва устояв на ногах.
         А я Петр, вторил ему Петр, подойдя вплотную  в сопровождении котят.

         Этих я знаю, ткнул заскорузлым пальцем Николай в малышей, жмущихся к обрывистому берегу пруда.
         Так это ж твои, Николай. Валентина сказывала, что это твой рыжий кот их отцом является. Так что, забирай, а то они за мной от самого села бегут.

         Я их не признаЮ! Забормотал нечленораздельно Николай и, едва переставляя ноги, отправился восвояси. А котята, прячась за кустиками, оббежали это непонятное им, хотя вроде бы знакомое существо, и вновь припустили за Петром.
        Петр миновал пруд, приостановился и   вновь стал уговаривать малышей вернуться домой: идите вон за своим дедушкой, как раз домой и вернетесь.
        Но котята, ни в какую не хотели возвращаться, они остановились у ног Петра, прижались тощими усталыми боками к его ноге и с надеждой заглядывали ему в глаза.
        Ну, не могу я вас взять, родненькие, не могу, гладил их шелковистые спинки, не зная, что же делать.
        Вдруг, откуда ни возьмись, из леса вынырнул огромный Камаз – лесовоз. Рыча и дымя, он поравнялся с Петром и резко затормозил. Котята отпрянули в стороны. Молодой паренек махнул приветливо: Вам куда, садитесь. Подвезу.
        Не раздумывая, Петр бросился к кабине, открыл дверцу и взобрался на высокую ступеньку. А Вам котят не нужно, бегут за мной от самого Отводного.
        Нет, нет, свои есть, улыбчиво ответил водитель. Садитесь, поехали.
        Петр бросил грустный взгляд на затаившихся под деревьями испуганных зверушек. Все, прощайте, и бегите сейчас же домой. Он резко хлопнул дверцей, Камаз взревел и неутомимо пошел наматывать километры.

         Петр сидел на пассажирском сиденье, а в ушах у него будто звенел тоненький голосок оставшихся в лесу беспризорных котят: предатель! Пре – е - еда – а - те – те - ель! Пре – е - да – а –а - тель!
 
         Что это мне мерещится, подумал Петр, и повернулся к водителю, чтобы познакомиться поближе, да поговорить за дорогой. Они все ж люди.


P.S.

Слышь, Серый, а ведь я подумал, что Этот станет нашей мамой теперь, кормить будет. Я как подбежал к нему тогда в огороде, то сразу так и подумал, потому что у него и глаза добрые, и руки пахнут мясом, и вообще…

Да, Рыжик, я тоже что-то такое подумал, что у нас будет свой дом, молочко, лакомства всякие. А куда ж мы теперь? А, Рыжик? Я так устал. Пойдем, попьем водички.

Пойдем, Серый, попьем. А потом и решим, куда идти нам, горемыкам. И назад – то стыдно возвращаться.

Рыжик, а ты дорогу назад помнишь?
Так следы нашего запаха на дороге еще долго будут, пока ветер не развеет.

Ну, пошли, и Рыжик, глубоко вздохнув, побрел к видневшемуся невдалеке поросшему камышом полотну воды. Серый устало последовал за ним, тоненько похныкивая и скуля.
 
Петр потом, через пару дней узнал, что котята к Валентине в Отводное так и не вернулись. Может, еще куда прибились. Мир не без добрых людей.