В разобранном состоянии байдарки предстали брезентовыми, здоровенными мешками неприятных размеров – рюкзаки с ними и рядом не стояли! Их закинули в тентованный грузовик вместе с палатками и продуктами. Все переоделись в пятнистые штурмовые костюмы, обулись в туристские ботинки, вид приобрели бывалый, настолько бравый, что проезжая мимо близлежащей деревни скинулись, и Артур сбегал закупил в магазине ящик рома. Гулявшие без присмотра по небу с утра пятницы тучи надвинулись сурово, почти сразу после отправления зарядил дождь. Находясь под брезентовым пологом уютно ехать в неизвестном направлении по мягкой, песчаной лесной дороге, когда снаружи льет, а ты сидишь в сухости и тепле. Грузовик еле вмещался в узкую колею, по тенту скребли лапы елей, было ясно, что они углубляются в непроходимую чащу. Через пару часов добрались до исходной точки похода, а дождь разошелся, не думая прекращаться. Сплошной ливень, опять как в прохладных тропиках.
– Э, вылазьте, – крикнул из кабины шофер, – довёз куда договаривались, мне обратно надо.
Ничего не поделаешь, сбросили из кузова вещи прямо на мокрый песок, сами вышли под дождь. Машина уехала. Пересекли сочно чавкающий под ботинками зелёный луг, остановились на берегу свинцовой реки, по которой предстояло с утра сплавляться.
Темнело. Начали искать ветки для костра и одновременно устанавливать палатки. Артур очень опасался за гитары, взятые в поход, потому серебристую маленькую одноместную палатку соорудил мгновенно, сокрылся в ней и забренчал на инструменте. Мара с Надин влезли к нему, а Маша с Ирой остались с Адмиралом и Николя ставить вторую палатку. Костёр разгораться не желал. Красивая пятнистая форма, как у десантников, оказалась вполне промокаемой. Когда вторая палатка встала под дождевые струи, Мара с Надин переместились в неё вместе с Адмиралом. Тем более, что гитара у того тоже была, а пел он даже лучше Артура, нежнее, без хрипотцы. Впрочем, Маша с Ирой утверждали, что с хрипотцой романтичнее.
У Маши русые волосы гладко зачесаны назад, лицо милое, беззащитное, с большими добрыми, несколько наивными глазами. Брюнетка Ира гораздо красивее смотрится, черты лица изящные, взгляд быстрый, даже внезапный. Обе уже влюблены в Артура и от того слегка сердиты на Николя, что по палатке он их компаньоном оказался, а не певец с хрипловатым голосом. Третью палатку начали ставить втроем: Николя, Ира и Маша. Дождь хлестал по строителям на манер пожарного брансбойда. Но как костёр не возжелал разгореться, так и с третьей палаткой ничего не вышло: колышки не держали её тяжести, выскальзывая из болотистой почвы. На сухом спирте разогрели банки тушёнки. Поели с хлебом и ромом, что под струями дождя вселило некую уверенность в себе.
Именно благодаря этой уверенности, не иначе, сквозь мутную пелену дождя, на другой стороне огромного луга Николя заприметил строительный вагончик. Какая-то стройка велась на раскуроченном берегу реки в том месте – её или законсервировали, или забросили по неизвестным причинам. Валялись бетонные плиты, берег разрыт и размыт дождями, но ни техники, ни людей уже нет. Вагончик стоял среди груд глины и песка. Рядом, с пригорка рушился в реку густой, как облепиховый кисель, жёлтый, мутный ручей.
На их счастье вагончик оказался не закрыт на замок. А внутри и вовсе обнаружился замечательный комфорт: сухо, пусто, никаких вещей, даже скамеек нет, но это и лучше. Через маленькое оконце проникает слабый свет. Вот она, радость! В дождливой тайге настоящая крыша над головой, не брезентовая! После принятой дозы рома, мокрые, безнадежно уставшие от борьбы со стихией, они свалились с ног и мгновенно уснули. Николя так просто рухнул на затоптанный пол не раздеваясь, не чувствуя ни малейшего неудобства, и даже под голову ничего не подложил.
Он выпил вполне достаточно, чтобы не чувствовать комариных укусов, однако посреди ночи, в духоте ощутил мучения жажды. Проснулся. Сел. Маша с Ирой спали в другом углу, но рядом лежал кто-то худой, в больших туристских ботинках. Сверху в жестяную крышу зверем бился ливень, ревел и выл как живой. Сейчас бы выйти наружу, подставить лицо под струи, и пить, пить, пить!
– Что, пить хочешь? – поинтересовался лежащий рядом человек участливым голосом Надин.
– Ага.
– Возле дверей есть ведро, принеси воды, я тоже хочу.
Нашарил ведро и открыл дверь. Интересно знать, сколько времени может продолжаться это светопреставление? Час? Два? Всю ночь? Однако пить, подняв лицо вверх, не получалось. Дождь выхлестывал глаза, натекал в нос, не давая дышать, а в рот, как в сказке, ничего не попадало. Он погрузился в тёмное водяное пространство и будто пошел по дну глубочайшего в мире океана, находясь в котором трудно дышать обычным способом, где те остатки жабер, имевшиеся в состоянии плода? Здорово бы пригодились.
За вагончиком с рёвом нёсся прежний ручей, за прошедшие часы ставший много шире и громче. Николя хорошо помнил, что вода в нём слишком грязная, поэтому решил добраться по краю ручья до реки, зачерпнуть там. «Нет, здесь не получится спуститься, – подумал, заглядывая с обрыва вниз, повернулся идти искать другой спуск к реке, в том низком месте, где они ставили палатки, и вдруг земля под ним как-то слишком легко и неуловимо двинулась вниз. Ничего не успев сообразить, только сильно взмахнув руками, словно неистовый модный дирижер, в очередное мгновение ощутил себя едущим вниз головой со страшной скоростью по склону в реку. Рядом оглушительно ревел, падая с высоты Ниагарой бешеный ручей.Пальцы пытались схватить жидкую глину, текущую вниз вместе с ним.
Не выплыть. Конец. Нечего даже мечтать, когда намертво зашнурован в туристический костюм, а на ногах тяжёленные ботинки, которые невозможно сбросить. И главное, Николя пьян веселящим кубинским ромом, под который, может быть, и хорошо отплясывать вокруг костра с веселой компанией, но чрезвычайно легко тонуть в холодной, быстрой реке, когда беспомощно валишься вниз головой с крутого берега. Всё, финиш. Хорошо, что успел подумать: «Всё, финиш». На него с ходу набросилась неизвестная проворная речная зверюга, заглотила левую ногу вместе с ботинком и обмундированием по самое колено, страшно рванула, аж сустав растянулся, щёлкнул.
И начала бесцеремонно возюкать туда-сюда, вниз-вверх по глинистому склону среди потоков льющейся холодной грязной воды. Боже, кто это, крокодил? Он пытался перестать думать: «Всё, финиш», задаться вопросом: кто бы это мог быть? Ведь до речной воды не долетел, по-прежнему болтается вниз головой, страшно переживая по поводу грядущей гибели, дико жалею неудавшуюся жизнь. Неужто Надин шла следом и успела в последнее мгновение поймать за ногу? Ерунда. А больше некому. Нет, не может быть. Какая-то неизвестная, нечеловеческая сила легко держит его почти на весу, поигрывает будто в нерешительности, колеблясь: отпустить падать дальше или спасти? Ладно, пусть живёт, дурачок.
Вовремя спасшая от неминуемой смерти сила, при ближайшем ощупывании оказалась пружинистым куском арматуры полметра длиной, торчащим из бетонной плиты, почти полностью замытой глиной. Обычно такая внезапно убивает, а тут решила в виде исключения спасти. Арматурина зацепила капроновый шнурок ботинка, благодаря чему Коля болтался головой вниз, елозя спиной по крутому обрыву, захлебываясь и кашляя в потоках льющейся воды.
Жить всем хочется и даже пьяному, насквозь мокрому, глинистому человеку, что продолжает, несмотря ни на что, испытывать среди обилия воды неимоверную жажду, пребывая в состоянии, когда невозможно напиться, зато можно в следующую секунду сорваться и все же утонуть! Вот тогда и напьешься бродяга до сыта навеки вечные. Подтянулся, выполз на торчащий верхний конец плиты, встал на нём, распрямился. И понял, что до спасения ой как далеко.
Он находится под краем обрыва, одна голова торчит. Предстоит запрыгнуть наверх, и нет уверенности в том, что это получится с первого раза, что не скользнешь в полном мраке куда-то вниз, обратно, в близко ревущую, абсолютно невидимую реку. Да что там думать: вцепиться покрепче в траву и подпрыгнуть, всего-то делов! Коля встал на цыпочким, вытянул вперед руки в поисках травы… и к собственному удивлению наткнулся на чьи-то ботинки. Неведомый человек стоял прямо над ним, уперев руки в колени. Заглядывал вниз. Поэтому дождь на Колю не сверху льёт, лишь по груди да шее ручьем скатывается с обрыва.
Человек не видит его головы у своих ботинок, а Коля не видит самого человека над собой, но чувствует – это Надин, и вот-вот край земли под ней тоже обвалится, рухнет туристка на него, а ему даже посторониться некуда. Обращаться по имени не решился: подумает девушка, что он из-под земли речи ведёт, рванется, и опять же земля рухнет. Неудачно встала! Как бы попроще выразиться, чтобы не испугать?
– Слышь, дура, ты это… отойди метра на три от края и стой тихо. Не вздумай мешать, когда буду вылезать, а то оба в речку сыграем.
Ботинки исчезли. Опять пошёл дождь. Николя подпрыгнул изо всех сил, закинув правую ногу наверх, начал подтягиваться за траву, которая легко расставалась с размытой в жидкую грязь почвой. Настал миг равновесия: ни туда – ни сюда. «Сейчас поеду обратно», – подумал с огорчением и, чтобы этого не случилось пошире отворив рот, вонзив зубы в землю, как экскаваторный ковш, пытаясь хоть немного затормозить сползание в ревущую сзади пропасть. В ту же секунду Надин схватила его капюшон, рванула к себе. Так и проборонил челюстью по грязи не меньше метра.
Рот забился плотно, языка не повернуть для произнесения слов благодарности. Некоторое время лежал на животе, торопливо выковыривал из себя глину. Потом встал и, ничего не говоря, бросился в сторону вагончика. Почему сразу не сообразил? Нашёл место, где с крыши по стеку сбегает ручей, умылся, долго полоскал грязную глотку. Надин, стоя у другого края, пила.
– А ведро куда дел? – спросила, когда Коля подошёл к двери.
– Там осталось, – махнул неопределенно в сторону реки.
– Сам дурак, – тотчас обозлилась Надин, – ведро чужое утопил, вот болван!
В вагончике Николя с размаху бухнулся на пол, хлестанув брызги во все стороны, в который раз проклял романтику дальних и ближних походов: «Больше никогда, чтоб я сдох!». Надин устроилась на прежнем месте. Сквозь оконце в вагончик вливалось удивительно много света. Внутри светлее, чем снаружи.
– Ты почему здесь, а не в палатке?
– Да ну её, палатку, протекает и холодно.
К утру вселенское ниспровержение воды с небес завершилось благополучно, без потопа.
Бодро помахивая руками туристы высыпали на заливной луг, принялись собирать байдарки под руководством Адмирала. На них сразу набросились тёмные комариные тучи. В одну секунду штормовки и штаны покрылись толстым, серым, неприятно шевелящимся слоем. Такого количества кровососущих на один квадратный сантиметр Коля не видел прежде никогда и размазывать их по себе – дело бесполезное: тут же грязное место с ещё большей охотой занимали следующие звенящие слои. Страшно делается и не напрасно: лицо, между прочим, открыто и руки тоже. А отмахиваться некогда, надо байдарочные остовы собирать из алюминиевых трубок.
Пальцы мигом распухли от бесчисленных укусов, кожа потеряла чувствительность, лишь легкие бесконечные покалывания, будто сильно обжегся крапивой. Лица приобрели общее выражение добрых пампушек с узенькими щёлочками глаз. Буквально за двадцать минут всенародная внешность изменилась до неузнаваемости, все сделались неразличимо близкими родственниками. Последнюю лодку ему пришлось собирать вдвоём с Надин.“А что будет, когда сядем в лодки, на реке? Когда надо будет грести?” – буквально выл внутри себя Николя, но вслух ничего не говорил. Только открой рот, попробуй, мигом подавишься.
Даже Адмирал высказал краткое удивление по поводу обилия комаров: “Раньше было меньше”. Николя приготовился терпеть две ночи и три дня, прекрасно понимая, что это физически невозможно. За такой срок их обгложут до костей. Они же оказались и последней лодочной парой. Мара поплыла с Адмиралом. Артур сидел на одинарной личной байдарке, вёз в ней палатки. Скромно-молчаливая Маша плыла с нескромно-молчаливой Ирой. У Маши глаза тихие, а у Иры молнии мечут.
– Сожрут нас комары, – произнесла Надин с тихим отчаянием, ступая в байдарку с берега, – у меня морда уже как подушка, а ещё три дня и две ночи. Я ж умру.
– Не умрём небось, – воспротивился для вида Колька, – предыдущие идиоты не умерли, значит и мы не умрём.
Оттолкнул лодку от берега, запрыгнул.
– Откуда знаешь, что не умерли?
Замахали веслами, торопясь пристроиться в хвост каравана. Русло неширокое – всего-то метров двадцать, но течение стремительное, как на горной реке, даже без весел лодка идет довольно быстро, а на веслах просто летит. И тут произошло невероятное, сверхъестественное чудо – лицо и руки перестали покалывать комариные укусы, то есть ещё очень жгло, но окружающие тучи насекомых в миг куда-то подевались. Остались ровная гладь воды, переливающаяся на солнце, красивые зелёные берега и синее-синее небо. Лодка мчится плавно и уверенно. Николя расшнуровал, стащил с головы капюшон – подлога не было: комары и вправду исчезли. Вообще ни одного не осталось. Ему не верилось. На реке их просто нет, вот здорово! Надин тотчас сняла не только спасательный жилет, но и штормовку. Каждый взмах её весла выплескивал на Николя приличную порцию холодной воды.
–Не греби, я уже весь вымок.
– А что делать?
– Сиди, отдыхай.
– Тогда петь буду, – решила вперёдсмотрящая девушка, – какую песню хочешь? Заказывай.
– Любую. Можешь даже молчать.
– Нет, тут так здорово, что лопну от восхищения, если не спою.
Однажды было лето – оно внезапно началось.
Однажды было лето – оно так много значило.
Однажды было лето, что в памяти меняется,
Однажды было лето, оно не повторяется. 1)
Надин пела, эхом ей вторила Мара. Лодка летела мимо берегов. Солнце, вода, девушки поют над водной гладью, что ещё надо, идя вниз по течению? Ой, не зря народ сплавляется на байдарках-двойках! Неслыханное просто удовольствие!
Для проведения обеда причалили к таинственному лесному плёсу. Берег практически вровень с водой, песок чистый-чистый, а вокруг песчаного пятачка высокая плотная стена из сосен и берез, обвитых доисторическими лианами и непонятно, как такая полянка могла организоваться? Главное, нет следа человеческого пребывания – ни банки ржавой консервной не валяется, ни окурка. Чистенький влажный песок после вчерашнего ливня и все. Комаров тоже нет. Четыре байдарки дельфинами улеглись на мокром песке.
– Костер разводить не будем, время дорого! Кашу сварим на примусе! – Сергей принес его из байдарки, установил на песке, зажег, подкачал. Синее пламя жарко фыркнуло, засвистело.
Девчонки заставили Колю лезть в воду, чтобы зачерпнуть воды подальше от берега, но слишком удалиться трудно – один шаг и глубина такая, что с ручками, с ножками, а вода будто минусовой температуры, стремнина напоминает горный поток, никакого желания плавать. Тем временем Адмирал забросил на берёзу длинную проволоку, включил рацию.
– Ахтунг! Ахтунг! Говорит “Чайник”, как слышно? Прием!
– Прямо с турбазой связь будет? – удивилась Мара, стоя рядом с Адмирал и глядя восхищёнными глазами.
– “Чайник”, “Чайник”, я – “Кастрюлька!” – раздался тревожный женский голос в ответ, – как у вас дела?
Связь оказалась не только с базой, но и прямо с женой Адмирала, игравшей роль радиста основного лагеря.
– “Кастрюлька”, всё идет по плану. Сейчас привал. Варим кашу. Конец связи.
– Я люблю тебя, Серёжа!
– Конец связи! – растерялся руководитель похода.
– А ты?
– Я?… тоже… конец связи.
Не дождавшись ответа, отключил рацию. Смущенно, и вместе с тем деловито принялся сматывать антенну. Та зацепилась за сук. Пришлось повозиться. Мара выглядела скромнее обычного, так низко опустила голову, что плечи сгорбились по-старушечьи. Прежде Николя не понимал странных слов, намеков и отговорок, теперь они разом сложились в единую простую и ясную картину – Адмирал женат. Николя припомнил его жену, видел их вместе: небольшого роста полную женщину, работавшую на турбазе, лица которой не запомнил, зато сейчас, представив подробнее полноту молодого тела, понял, что она не толстая, но беременная. Взглянул на Марочку с соболезнованием. Точно так же смотрела в её сторону Надин, а Ира с интересом. Зато каша с тушёнкой получилась отличная и главное много – сразу и завтрак и обед.
– Давайте отдохнём здесь? – предложила Ира. – Позагораем. Комаров вроде нет. Загадочная, дикая природа.
– В лодках отдохнём, – с хода отмёл предложение Адмирал. – Сильно грести не будем, течение сейчас мощное, вода поднялась.
Но когда садились в лодки, диспозиция резко поменялась. Переговорив с Надин, Марочка вдруг запрыгнула в лодку Коли, а Надин пошла к Адмиралу.
– Что это вы надумали? – спросил Николя у Надин.
– Да вот, разнообразия ищем, – хмыкнула та, – по просьбе радиослушателей.
Мара сидела впереди, застыв индуистским изваянием, не оборачиваясь. Не гребла, не пела, разговор не поддерживала. Зачем такая нужна? Только горизонт застит.
1) Юрий Кукин “А все-таки жаль, что кончилось лето”