Роман... в лифте рассказ
РОМАН В…ЛИФТЕ
новогодний рассказ
Он не был поэтом. Но любил стихи и много их знал.
Она не была певицей. Но любила песни и немного пела сама.
До Нового года оставался час. Он и она спешили домой. С особой радостью, потому что за месяц до окончания уходящего года поселились в новых квартирах.
Новый дом, новое жильё и Новый год – этого было достаточно для хорошего настроения. Даже то, что наступал Год Крысы (а кто-то утверждал – Мыши) и знатоки астрологии говорили, что год будет «кусачим», не могло омрачить их мажорного расположения духа.
Они не были знакомы.
К лифту он и она подошли одновременно. Он, как настоящий мужчина,
пропустил даму вперёд (Вас не удивляет этот титул – «настоящий мужчина»? Если есть настоящие, то в противоположность должны существовать и ненастоящие мужчины. А кто это, вы знаете? Скорее, это такое же непонятное определение, как экологически чистый и экологически нечистый продукт. Но это к слову).
Она назвала этаж. Он нажал кнопку с нужной цифрой.
Они молчали.
Лифт поднимался ровно минуту. И вдруг, вздрогнув, остановился. Свет погас. Помните, как в одном известном фильме-боевике герой говорит удивленно: «И тишина!» Так было и в лифте.
Она испугалась. Потому что она хорошо думала о лифте и плохо – о незнакомом мужчине. Но мужчина был не только настоящим, но и нормальным. Иными словами, не нападал на женщин, используя физическую силу. Он предпочитал силу ума. Да и вообще, он не понимал этого агрессивного слова «нападать», на кого бы то ни было, хоть на муравья. Ему более подходило по душевному настрою правило: мирно сосуществовать со всеми.
Она этого не знала. А что бы изменилось, если бы знала? В темноте даже зайца можно принять за волка.
Лифт стоял. Они молчали. В лифте их было четверо: они и ещё два года – уходящий и наступающий, новый.
Испуг всегда растягивает время. А прошла лишь минута-другая. И тут, как в сказке – загорелся так называемый дежурный свет. Тусклый, но всё же свет. И сразу же, словно из подземелья, раздался приглушённый женский голос:
- Я – диспетчер. Дорогие мои, у нас поломка. Стоят все лифты в этом доме. Ищем аварийную бригаду. Просим соблюдать спокойствие. Приносим свои изви…
Голос не договорил последние слоги. Наверное, там уже наливали – провожали старый год.
Он и она, оглушённые этим известием, думали примерно об одном и том же. Что наша техника – на грани фантастики. Даже в новых домах. Даже, если она вовсе не наша по начинке, всё равно может вести себя непредсказуемо в самые неподходящие для этого моменты. Например, почему бы лифту не замереть в двенадцать ночи, когда большинство граждан уже за столом? А после того, как они проводят и встретят, зачем им лифт? Только пешком, хоть на двадцать пятый этаж – веселее ведь!
Скудный свет позволил им рассмотреть друг друга. У него не фигура Аполлона и не лицо Нарцисса. Но чёткая каёмка пухловатых губ, приподнятые уголки рта и ямочки на щеках делали его лучше Аполлона и Нарцисса вместе взятых.
Так думала она.
У неё несколько крупноватые черты лица, немного веснушек, прямые длинные рыжие волосы и высокий, без единой морщинки лоб.
«Лоб, как у античной богини», - подумал он.
Если вы застревали в лифте, то знаете, что лучше рассматривать случайных попутчиков, чем поворачиваться к ним спиной, кривиться, возмущаться.
Прошло минут пятнадцать. Втайне они надеялись, что их заточение не продлится долго. Но изменений не было.
Вскоре ей о себе напомнили каблуки сапог. На шпильке сантиметров восемь можно легко и долго ходить. Но не стоять.
- Я должна сесть, - сказала она. – Запасной обуви у меня нет. А стоять больше не могу. Так можно и в обморок упасть.
Он отметил, что у неё мелодичный голос.
«Такой голос собирал бы у радиоприёмников тысячную аудиторию, если бы она вела задушевные разговоры о любви, свадьбах, детях», - отметил он.
- Жаль вашу шубку, - он показал на пол лифта, где успели оставить следы более счастливые новосёлы; хотя он понимал, что бывают моменты, когда не надо мелочиться. – Я постелю куртку, она не из норки.
- Нет! – сказала она. И села.
Он знал, что женщина имеет право на «нет».
Настаивать не стал. Сел рядом. Может, он бы и не сел рядом, чтобы не смущать её. Однако он тоже порядком устал. А кабина лифта была такой величины, что они могли нормально сидеть, лишь вытянув ноги в сторону дверей. И почти касаясь плечами.
Он и она оказались оригинальными людьми. Они не стали задавать друг другу вопросы, может, и обычные, но не всегда приличные: как зовут, где работает, есть ли дети, кто ждёт дома…
- Приходилось ли вам встречать новый год как-то необычно? – спросил он.
- Да. В студенческие годы. Мой друг учился в другом городе. Пригласил меня с подругой на новогодний студенческий бал…
- Друг? – переспросил он. Вопрос как-то сам собой вырвался.
Она, как все женщины, знала, что может скрываться за таким любопытством. «Не твоё дело!», - подумала она, и не стала отвечать на вопрос, как будто его и не слышала.
- Мы приготовили костюмы. За день до поездки у подруги поднялась температура, она осталась дома. А меня лишь зубная боль могла остановить. А, может, и не остановила бы.
Ехать надо было автобусом. Я просчитала всё заранее – когда выеду, сколько буду в пути. Но… Началась отчаянная метель, машина шла со скоростью черепахи. Потом что-то у автобуса сломалось. Когда добрались до автовокзала, мой друг уже потерял надежду, что я приеду. Такси не нашли, поехали трамваем. Только двинулись, водитель остановил трамвай, высунул голову из кабины и сказал: «Дорогие пассажиры, поздравляю вас с Новым годом! Будьте благополучны». Кто-то включил приёмник и мы услышали бой Кремлёвских часов… А бал получился замечательным.
- Оригинальный вариант встречи нового года. А в лифте вы до этого не поджидали этот весёлый праздник?
- До этого случая – нет.
- И я – тоже. Однако, - он посмотрел на часы, - мы здесь сорок минут. Спрошу у диспетчера, сколько нам ещё тут сидеть?
Но связи с внешним миром не было. Не могли им помочь и мобильные телефоны. У него сигналил: «Поиск сети». А её и вовсе отключился. Может, ушёл праздновать. Чего только не бывает в новогоднее время! А вдруг и неодушевлённые предметы каким-то волшебным образом становятся одушевлёнными!
- Как вы относитесь к стихам? – спросил он. Надо же было чем-то заполнять время.
- Очень хорошо. У меня есть небольшая подборка «карманных» сборников стихов разных поэтов.
- Вы пишите стихи?
- Не писала даже в юности, когда все пишут. От избытка чувств. – Она засмеялась. – Просто читаю.
- Прочитайте что-нибудь, - попросил он.
- К сожалению, у меня нет дара запоминать стихи. Так, отдельные строчки… Но есть одно, - нерешительно сказала она.
- Особенное? Чем же?
- Тем, что посвящённое мне. Или, вернее, подаренное мне. Я работала на телевидении. Не в Москве. У нас был сотрудник, очень одарённый журналист. Но его одарённость не вписывалась в проекты руководителей телестудии. Однажды зашёл в мою служебную комнату. Был очень расстроен – его уже тогда «ели» со всех сторон. Я напоила его чаем. Он дал мне лист желтоватой бумаги и сказал: «Это вам. На память от меня». И ушёл.
- Он был в вас влюблен?
- Нет! Конечно, нет! – уверенно сказала она.
- А вы?
- Нет! – в этом ответе уверенности у неё было больше.
«Не стану же я тебе говорить, - думала она, вспоминая то время, - что была по уши влюблена в своего мужа и других мужчин не воспринимала как мужчин».
-А то стихотворение помните? Прочтите. Пожалуйста! – он был заинтригован.
Это стихотворение она никогда не забывала.
Схорони меня, лес. Сохрани меня, лес.
Ты прямой и высокий. Ты весь – до небес.
Заступи меня, лес. Защити меня, лес.
Ты один никогда ко мне в душу не лез.
Я в тебя, как в купель, замирая, вхожу,
Я тебе одному о себе расскажу.
Как я жил, спотыкаясь на каждом шагу,
Как искал для тебя я вот эту строку.
Ты извечный и мудрый. Ты сможешь понять
Даже то, что тебе не пришлось повидать.
Ты не знаешь, как душно в лесу фонарей,
Ты не знаешь, как страшно в лесу у людей –
Топи званых обедов, незваных гостей,
Скользкий мох плутовства, буреломы страстей,
Волчьи ямы квартир, паутина интриг…
Я сполна этот мир и познал, и постиг.
Хмурь и гарь. Ночь и - прочь! Вороньё и враньё.
Там – смятенье моё. Ты – спасенье моё.
Только мне не остаться с тобой навсегда,
Только мне не оставить мои города.
Мои корни – в асфальте, где каменный лес,
Где стекло и железо, где неба – в обрез.
А к тебе, ничего не тая, не храня,
Я пришёл причаститься тебя и огня.
Ты согреешь участьем ночного костра,
Будем всяк о своём, думать мы до утра.
И, быть может, постигнем мы душу огня,
И, быть может, оттает душа у меня.
Укроти меня, лес. Утоли меня, лес.
Ты прямой и высокий. Ты весь – до небес.*
Когда она закончила читать, он взволнованно сказал:
-Это, скорее, молитва.
- Оно так и называется «Молитва лесу».
- Талантливо! Я…
Договорить ему не дал всё тот же женский голос, словно из подземелья:
- Я-диспетчер! Какие стихи! Какие стихи! Только в вашем лифте читают стихи. В других ругаются. Дорогие мои, потерпите ещё немного. Аварийщики приехали. Но… не можем найти электрика.
Диспетчер помолчала, а потом сказала:
-До Нового года осталось пять минут. Мы сожалеем, - казалось, что она едва сдерживает смех, но в нём было и сочувствие. – По телевидению идёт фильм «Карнавальная ночь». Помните эту песню? – диспетчер запела, как умела, но не так, как Людмила Гурченко. – Но бывает, что минута всё меняет очень круто… Пять минут, пять ми…
Она отключилась, опять не договорив.
Наверное, там снова наливали – но теперь ради Нового года.
- У меня нет слов! – сказал он. – Нет, мы не будем сдаваться обстоятельствам! Сейчас быстро накроем стол. – Он открыл сумку и достал бутылку шампанского. – Красное шампанское. Давно хотел попробовать. Это мне презент. За услугу.
Она не стала расспрашивать, за какую услугу дарят французское (успела заметить) шампанское. Сняла с шеи шелковый платок, постелила на пол. Из своей сумки вытащила коробку любимых конфет «Рафаэлло», мандарины и две большие керамические кружки. На их боках были нарисованы ёлочки и написано: «Для оптимистов! В Новом году вас ждут чудеса!»
Он не стал допытываться, кому предназначалась вторая кружка. Сейчас, в лифте, это было неважно. До наступления Нового года оставался миг.
- Как говорили древние: все своё носим с собой, - он быстро и ловко открыл бутылку, не пролив ни капли, что говорило о его сосредоточенности при любом деле. Налил шампанского в её кружку, затем – в свою. – У нас нет времени на пожелания. Только «спасибо» старому году. Быстро говорите «спасибо», и пейте.
- Спасибо! – поблагодарила она уходящий год и сделала один за другим три глотка. – Пейте быстрее три раза! – поторопила его. – Так надо! Потом объясню.
Он послушно сделал три глотка.
- А теперь быстро пьём за Новый год! – и он легонько стукнул её кружку своей. – Желаю чудес. Если вы этого хотите.
- Будьте здоровы и счастливы! – ответила она.
- Благодарю. Успели! – он искренне радовался. - Вот первое новогоднее чудо: мы в лифте, но с шампанским и, самое главное, с кружками.
- Мне их сослуживцы подарили. Пусть грубоваты, но мне нравятся. Я хотела их оставить, думала, что тяжело будет нести. Оставила… От порога вернулась и всё-таки взяла.
- Да здравствует интуиция! – развеселившись от вина, воскликнул он. Помолчал, покрутил шампанское в кружке. – Вообще-то, положено в Новый год целоваться. Говорят, счастья больше будет. Можно мне вас поцеловать? В щёчку!
- Нет! – сказала она.
Он принял и это её «нет».
- А почему надо было сделать три глотка вина?
-Три – счастливое число, - ответила она. – Первый глоток – это благодарность прожитому году. Мы живы, а остальное приложится. Второй глоток – благодарность Господу Богу за наше рождение. Третий – за мир, за жизнь без войн.
- Да-а-а-а… - задумчиво протянул он. – Философские выводы. Я – за! Мы в плену – лифта, диспетчера, аварийной бригады и электрика. Да нам и некуда спешить. Мы ведь дома. Предлагаю выпить ещё по три глотка за всё, что вы назвали.
Они выпили.
- А теперь я прочитаю вам стихи, - сказал он.
- Свои? – спросила она.
- Нет, не пишу. Я – технарь. Но дышу стихами. Простите за высокий стиль.
Бывают же такие совпадения! Он читал стихи поэта Николая Заболоцкого. Она их знала. Не читала, а пела, так как они давно стали романсом. Поэт написал это «Признание» женщине, с которой прожил в браке лишь несколько месяцев, однако к которой, может, неожиданно для себя, испытал пламенную страсть. Она считала эти стихи самыми любовными, мудрыми и задушевными из всех, которые читала за свою жизнь.
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится – не убавится,
Что не сбудется – позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?
- И эти стихи – молитва, - сказала она. – Женщине!
- Согласен, - ответил он. – Мы, мужчины, не толстокожие, как о нас судят. Молимся, каемся…
Она хотела поблагодарить его за прочитанное стихотворение. Не успела.
Включилась диспетчер:
-Дорогие мои! Я плачу. Вот это стихи! Вся бригада плачет. Парни сказали, что ради вас стараются вовсю. Электрика отрезвили в сугробе. Через минуту можете нажимать свой этаж. С Новым годом!
- Да будет свет! – это был уже мужской бас из подземелья.
Кабина лифта ярко осветилась. И произошло второе новогоднее чудо – дверь лифта открылась.
- Прошу вас, - сказал он, - быстрее выходите. Вдруг дверь опять заклинит.
Они поспешно выбрались на волю.
Он держал в руках бутылку.
- Не успели допить. Жаль. Ваше предложение?
…………………………
А дальше тайна! Мы оставили героев нашего новогоднего рассказа на лестничной площадке. Как вы думаете, что будет дальше?
Скажем лишь: такие встречи для души – как витамины для тела.
===========================================================
* Стихотворение имеет реального автора. Связь с ним потеряна.
9.12.2007 г.
© Copyright:
Лариса Прошина, 2011
Свидетельство о публикации №211071501312