(Перечитывая А.П.Чехова)
Нынче так же, как вовеки,
Утешение одно:
Наши дети будут в Мекке,
Если нам не суждено.
Даже сроки предсказали:
Кто – лет двести, кто – пятьсот,
А пока лежи в печали
И мычи, как идиот.
Саша Черный, «Потомки»
Перечитывая пьесы Чехова, я с удивлением обратила внимание на то, что его герои постоянно, по любому поводу, обращаются мыслью к потомкам, лет на 100–200 в будущее. За всю свою жизнь я ни разу не видела человека, который в обыденной жизни или в критической ситуации улетал бы мыслью в далекое будущее и интересовался мнением о себе неведомых потомков. Нет, люди живут здесь и сейчас, жалуются друг другу и друг на друга, выясняют отношения, трудятся, как могут, решают свои проблемы, делают глупости, совершают открытия, любят и страдают без всякой оглядки на грядущие века. Из потомков их интересуют лишь дети и внуки. Не то персонажи у Чехова.
Вот доктор Астров, честный, порядочный человек, труженик, недоволен своей жизнью: «От утра до ночи все на ногах, покою не знаю... За все время... у меня ни одного дня не было свободного. Да и сама по себе жизнь скучна, глупа, грязна... Кругом тебя одни чудаки, сплошь одни чудаки; а поживешь с ними года два-три и мало-помалу сам, незаметно для себя, становишься чудаком». У него на операционном столе умирает больной; он расстроенный, измученный, к кому обращается? К потомкам: «Сел я, закрыл глаза – вот этак, и думаю: те, которые будут жить через сто – двести лет после нас и для которых мы теперь пробиваем дорогу, помянут ли нас добрым словом? Нянька, ведь не помянут!» И мудрая нянька отвечает: «Люди не помянут, зато бог помянет». («Дядя Ваня»)
А вот сестры Прозоровы провожают, вероятно, навсегда, своих друзей-военных. Они узнают, что жениха Ирины только что убили на дуэли. В этот тяжелый момент, когда одна жизнь кончилась, а другая, неизвестная, – на пороге, к кому они обращаются за поддержкой? Как ни странно, тоже к потомкам: «Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких тайн не будет, а пока надо жить... надо работать, только работать!» – говорит Ирина. Ей вторит Ольга: «Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь». ( «Три сестры»).
Почему-то все эти добрые люди считают, что их страдания как-то пойдут на пользу потомкам, забывая, что тысячелетия страданий их дальних и ближних предков не принесли счастья им самим. Ирина видит выход из жизненного тупика в работе, а доктор Астров, вечный труженик, считает, что чрезмерная работа разрушила его личность: «Заработался, нянька... Поглупеть-то я еще не поглупел, бог милостив, мозги на своем месте, но чувства как-то притупились. Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого я не люблю...» Депрессия, сказали бы мы сейчас. И совершенно не понятно, почему им так хочется, чтобы их помянули потомки? Может, потому, что не могут найти понимания и тепла у современников?
Кстати, слова Ольги о переходе страданий людей в радость, счастье и мир на земле для их потомков перекликаются со словами Сони в финале «Дяди Вани»:« Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собой весь мир... Я верую, верую». Бедная Соня не рассчитывает на возможность другого счастья где бы то ни было, кроме царствия небесного, и ее вера, как анальгетик, помогает переносить боль жизни на земле.
Невольно представишь себе, что бы сказали милые и наивные люди, герои чеховских пьес, если бы увидели нашу сегодняшнюю жизнь – ведь прошло почти 110 лет. Где ожидаемая идиллия? Она пока что не предвидится. И по-прежнему мне близки слова поэта:
Я хочу немножко света
Для себя, пока я жив,
От портного до поэта –
Всем понятен мой призыв...
А потомки... Пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!
Саша Черный, «Потомки»