Это не было пустотой. И не было похоже на молочно-белую субстанцию. Скорее сизое марево, что бывает иногда над озером после дождя. Только не было берегов, камышей (Что такое камыши?) , не было теней, даже неба и того не было. Просто сизая, белесая марь, во все стороны, насколько хватало моих ощущений. А кроме ощущений у меня тоже ничего не было.
Но марь была живая. Это я ощущало особенно сильно. Вокруг слышались голоса. Шепотки перемещались, как бабочки на летнем лугу. (На лугу? Летнем? Откуда я это знаю?) Каждый шептал о своем. Какие-то обрывочные фразы, смысла которых мне так и не удавалось ухватить. А впрочем, я не сильно и старалось. Я и сама легко и свободно перемещалось в этом теплом сизом мареве и шептало все время одно и то же:
*
«Через город прямо в сад, перекресток – первый ад, жертва всем необходима, чтобы сад зацвел незримо, если крылья за спиной – дверь закрыта в мир иной, коль иглой невышивальной вышит крестик на груди, то откроется калитка – детка, смело заходи…»
*
И чем дольше я повторяла эти строки, тем сильнее сжималось вокруг меня марево. Я чувствовало – оно злится. Но не понимало почему. Ведь это всего лишь слова. В них нет смысла, как нет смысла в других обрывках, которые я улавливало в иных шепотках. Но вот когда ощущения стали совсем невыносимы, вдруг все лопнуло и я увидело…
*
В белесом мареве висел, ни на что не опираясь, черный прямоугольник, как открытая ногой настеж дверь, внутри которого, широко расставив ноги стоял черный человек. Это было первое впечатление. Уже потом я разглядело высокие тугозашнурованные ботинки, кожаные прочные брюки, черную с красными вставками кожаную куртку, видавшие виды краги, черные взлхомаченные волосы и черные настороженные глаза.
Я не знало кто он, я не понимало плохой он или хороший, одно я знало точно – он пришел за мной.
*
Он протянул руку и мир изменился. Не было больше марева. Я обнимала его руками (руками? !) за талию, прижимаясь всем телом (у меня было тело!!!) к его широкой спине, сидя на заднем сиденье его мотоцикла (откуда я знаю это слово?) и крепко сжав ноги, потому что крылья за спиной никак не удавалось уложить так, чтобы они не парусили и не тормозили движение. Мы мчались с огромной скоростью (я знала это слово –Скорость!) , потому что нам нужно было куда-то успеть. Я не знала куда, но знала, что очень нужно. И это очень важно. Я совершенно не знала этого человека, но доверяла ему полностью, потому что уже стала частью его.
*
На нашем пути встретился перекресток. По поперечной дороге нескончаемым потоком шли разномастые машины. И вдруг я услышала р-рык. Я сразу поняла что случилось, ведь я уже стала частью его, этого черного, уже не чужого человека. У мотоцикла отказали тормоза и водитель выбирал из двух возможностей - врезаться в поток, в попытке найти там лазейку, или свернуть на обочину, в слабой надежде, что дерево не окажется на его пути. Но он не учел третью. Я оторвала руки от его спины, откинулась, как можно дальше, держась только на судорожно сдвинутых ногах, и выпустила крылья на дорогу.
*
Это было больно. До этого я не знала, что такое боль. В мареве боли не было. Но я сжала губы и терпела. Ради него. Того, кто уже перестал быть мне чужим. Из под заднего колеса искры летели вперемежку с перьями. На моем лице слезы лились по вискам вперемежку с копотью. Но мотоцикл не доехал до перекрестка. Он тихо завалился на бок, придавив мне остатки крыльев, и наступила тьма.
*
Помню нежные руки, напоминающие наждачную бумагу, которые несли мня куда-то. Помню глаза, нет, все-таки карие, больные, тревожные. Помню теплые губы, пахнущие табаком и кровью, шептавшие мне – потерпи, потерпи, родная, уже близко, уже совсем близко. Мне было смешно и больно одновременно – зачем бежать, когда можно лететь. Я все пыталась ему об этом сказать, но он все шептал свой теплый бред, зажимая мои губы своими, и я оставила свои попытки. И правильно, ведь я не видела, как за нами тянулся след из перьев и крупных кровавых капель.
*
Дальше была каталка, яркий искусственный свет, снова тьма, шепотки – «удивительно… такая авария… почти никаких увечий… даже ушибов нет.. всего несколько швов.. удивительно.. ».
*
На утро ко мне пришел врач. – Очнулись, вот и хорошо. Должен Вам сказать, Вы в рубашке родились. Такая авария и всего две царапины на спине. Видимо упали неудачно. А может удачно, это как посмотреть. – Хитро сощурил глаза врач. – А спутник Ваш так и отказался уйти из палаты. Всю неделю дежурил. Хоть и досталось ему больше, чем вам. Шовчик пришлось наложить. Да-с. Вчера сняли. Не в самом удачном месте, знаете ли… - но оглянувшись на стоявшего тут же человека в черном, с едва накинутым на плечи халатиком, тут же умолк. – Впрочем, я с хорошей новостью. Выписываем мы вас. Угрозы жизни больше нет. Рекомендации вам все даны. У милиции претензий к вам тоже нет. Так что можете ехать. Где Ваша одежда?
Я в растерянности посмотрела в глаза моего нечужого. До этого я понятия не имела, что такое одежда. Но он уже протягивал какой-то сверток. Врач вышел, чтобы нам не мешать, и в итоге я оказалась облачена во что-то белое, кожаное в обтяжку под стать своему спутнику, если не считать контрастность цвета. Пока он облачал меня, раскрылся ворот его куртки, который он еще не мог закрыть до конца. И я увидела два шрама. Крест накрест. Вышитые невышивальной иглой.
*
И снова я сидела на заднем сиденье его мотоцикла, крепко обнимая его руками за талию. Мне было легко и тепло. И только спину слегка холодило с непривычки.
Мы проехали город, съехали на грунтовую дорогу и вдруг весь мир заполнился невероятным ароматом яблок. Я открыла глаза и посмотрела на это чудо природы. Я многое видела в первый раз. Но точно знала, что этот дивный сад я хотела бы видеть снова и снова. Всю жизнь.
*
От дома, что скрывался за садом, по мощеной дорожке медленно, опираясь на посох, к нам шла женщина. Если бы не седые, гладко причесанные волосы, то можно было бы сказать, что у них с нечужим было одно лицо.
*
Она пристально посмотрела на нас из-за заборчика и приглашающе отворила калитку в другой мир.