Но дело-то оказалось в другом, Раптоид стал говорить.
4.18. ОБРАЩЕНИЕ ЧЕКА К МОРКАМ
- Семья, и ты, «отец», прошу вас выслушать меня. Я много времени не отниму. Хочу сказать сейчас, что следует о будущем подумать вместе нам. Вы помните историю, с которой начался «Каньон глубокий»?
Предание гласит, что много сотен лет назад к горанам Тёмный Ангел приходил. В те времена одним большим анклавом руководил горан трёхпалый Зу. Анклав тот расположен был не очень далеко от города Кхет-Су.
Тот Тёмный Ангел чернее чёрной сажи был – так предки донесли до нас предание. Напомню тем, кто из-за штрэка всё забыл: кто и откуда мы, и смысл старинного сказания.
В те времена на Тумме морков не было совсем: о штрэке не слыхали наши предки. Гораны – это корни наши, веками в штольнях двигали каретки. В работе и руде – смысл жизни был, о чём наш странный мир давно уж позабыл, и главный их продукт, руду – овеществлённый труд, востребованный в целом мире, напомню, и сейчас задорого берут.
Так вот, Трёхпалый Зу и Тёмный Ангел, заключили соглашение: гораны роют тайный ход под городом Кхет-Су под нужный Ему дом, и делают какую-то работу в нём. А Тёмный Ангел, как гласит совместное решение, покажет им каньон, в котором без больших трудов и силы истощения, они найдут и смогут долго добывать редчайшие металлы, цена которых с ходом лет, лишь будет возрастать! А все потомки Патриарха здесь смогут процветать.
Ещё тот Ангел говорил, а мудрый Зу ему внимал, а после ночи, поутру, слова те записал. Прочёл я патриарха письмена, где сказано, что в мире засияют имена, не рожденных ещё тогда детей, деянья которых переменят этот мир и перессорят до могилы племена. И всё, что Ангел предвещал, случилось: пришли они – Амон, Сет-Ха, и всё вокруг переменилось!
И предсказание ещё одно сбылось: «Коль пустят в племена свои чужого, горан народ погибнуть может! Чужак проблему разрешит, но только в души поселит он страшный Голод, который жизнь, как лист перечеркнёт, и до могилы душу сгложет. Придут взамен горан другие, рождённые от них, но эти будут не такие. Душа для них – лишь звук пустой, а тело – есть мерило наслаждений. Привыкнут жить они с той пустотой, и будет идиот средь них, как гений!»
Быть может, мы приблизились к тому, что Ангел описал партнёру своему?..
Сет-Ха – спаситель, принято считать! Подумайте, а так ли это? Вы только посмотрите на себя – насмешка над природой – нет большего, наверное, греха, чем способом таким поиздеваться над породой. Вы до сих пор спасителем считаете Сет-Ха? И не смущает вас такая проза: живём, как черви, и мечты, как у червей – пожрать, размножиться, побаловаться дозой. Мы – плесень серая на лике у планеты, для всех мы здесь – как в заднице заноза!
Ну, посмотрите, что вокруг лежит: дерьмо в дерьме, поверху и во тьме! А мы? - не мы ль носители дерьма, не мы ль поклонники того, что превращает нас в дерьмо? Кто – мы? В чём наша честь? Иль всё, что видим мы вокруг – она и есть!?
Тот путь, которым мы идём – не путь разумных, то прыжок в могилу, бездарно прожитая жизнь, напрасно траченные силы. Я не впустую здесь так долго говорю, рецепт я знаю – подарю я жизнь любому, кто в мир любви захочет возвратиться из мира ненависти, пустоты, из мира, что над пропастью ютится.
И, в доказательство того, у вас спрошу: кто Сью-ужасную не знает? Отлично знаю: таких нет. А то, что она – мать моя, и что росла с младенчества на чеках, и это никому здесь не секрет?..
Так вот, семья моя: тот Тёмный Ангел снова посетил наш скорбный мир. Он ночью в сон мой приходил, как лучший друг и мой кумир. Он терпеливо, как с ребёнком, повторял, когда я где-то «в тему не въезжал, иль отставал, не догонял». Он говорил мне много странных слов: как тяжко в ненависти жить, и как сладка любовь!
Я помню, раз переспросил его: любовь? Что есть любовь? Это – еда, иль лакомство? Иль, это чья–то кровь? А он, как добрый друг, ответил мне: чтобы познать любовь, не нужно жить «во тьме».
Ещё сказал он странные слова: больна планета – бластула слаба! Лечить её пора, лекарство выбрать нужно: иль хирургическим путём, иль мягко и наружно. Он долго на меня глядел, как будто выбирая путь, как будто размышляя, как на этот путь нас всех вернуть. Затем сказал:
- Мне жаль тебя, и твой заблудший и больной народ, - и рассказал мне, как и чем лечить наш вечный голод. Теперь я знаю путь спасенья! И этот путь отвергнуть может лишь дурак! Иль тот, кто сам себе – есть самый злейший враг.
Я мать свою, отведавшую штрэк ещё в утробе, тому лечению подверг, и, как известно – не угробил. Она уже полгода штрэка у меня не просит, и голод свой не признаёт или легко выносит. Помолодела лет на сто, о жизни по-другому думать стала, мечтает к «мирным» перейти, и этой странною своей мечтой меня давно достала. Кто мне не верит, всех прошу я в этом убедиться. Клянусь, я правду говорю – всё это подтвердится!
Сейчас я призываю братьев всех: откажемся от войн и штрэка, изменим нравы и отринем грех! Продлим мы жизнь свою хоть на полвека. Вернёмся в мир любви, вернёмся к Богу, переступив через сомнения свои, в Его объятьях одолеем мы дорогу!..
* * *
Чек замолчал и медленно опустил свои огромные руки, которыми активно жестикулировал, пока произносил речь. Он возвращался оттуда, где только что был, из мира, о котором всегда мечтал. Никогда раньше так долго и сложно Чек не говорил, и сейчас он пытался понять, насколько это удалось. Ещё мгновения назад, произнося свою речь, он был совершенно уверен, что пришёл в этот мир, чтобы сказать эти самые слова, чтобы повести за собой свой народ к счастью и свободе, к нормальной и благополучной жизни. Но вот мгновения полёта истекли, и уверенность в успехе испарилась: он явственно и отчётливо ощутил атмосферу недоверия и ненависти, разлитую густым смрадом вокруг.
Внимательно и настороженно он осмотрел сидящих перед ним командиров.
А те сидели неподвижно, словно парализованные, и никто даже и не моргал. Некоторые из них замерли с раскрытыми ртами, а их изумлённо-выпученные глаза, как на чудо, уставились на него. На лицах и в глазах всех присутствующих моркусов была заметна небывалая, просто непосильная, работа обленившихся и отупевших их мозгов. Чеку даже показалось, что он слышит, как со скрипом и скрежетом работают заржавевшие мозги его собратьев…
Они молчали, и он – молчал, ожидая, когда они переварят сказанное им.
4.19. ОТВЕТ СЕМЬИ