Эта миниатюра включена в автобиографическую повесть "Игры с минувшим". А написала её в четырнадцать лет. Наверное, случившееся было первым сильным потрясением моим, то, о чём говорят: «Боль необходима. Она пробуждает душу».
ЩЕНОК
После долгих дождей на землю хлынули потоки августовского солнца. Продрогшая, но напоенная земля жадно, каждым живым существом, подставляла себя его лучам. Она сама и это могучее светило радовались встрече, тянулись друг к другу и, сливаясь в какой-то удивительной гармонии, звучали прекрасным аккордом радости: жить, жить, жить!
Щенок был любопытен, непоседлив, игрив, и вот теперь, насидевшись в непогодь под коридором, тоже радовался солнцу, как и все живое, но радость свою проявлял по-своему и, привязавшись, как репей, к телёнку, звонко облаивал его на лугу. Телёнок же, помыкивая, все старался брыкнуть его, но этого ему никак не удавалось и щенок, в очередной раз отпрыгнув от него, вначале замолкал, словно испугавшись, а потом, чуть поворчав, снова принимался за своё. Но вдруг грянул выстрел... Боль, расплываясь по его маленькому тельцу, сковала движения, прижала к земле, но, подтягиваясь на лапах, он тут же начал ползти домой. По сочной, еще влажной траве, темными штрихами застелился кровавый след, в иных местах он был шире, заметнее, - там щенок останавливался передохнуть. Вот уже позади луг, он ползет по огородам, из последних сил борясь с тем, что так мучительно пронизывает его тельце, и когда перед ним вдруг вырос забор, он остановился, сдавшись перед этим препятствием. Здесь его и увидела девочка. Он лежал на боку, припав мордочкой к земле, судорожно глотая воздух, а из раны, при каждом его вздохе, выплескивались струйки крови и, мягко скатившись по шерсти, сползали на землю. Девочка позвала его. Он приподнял лохматую голову, уставился на неё ясными глазами, завилял хвостом и от этого его взгляда и привета ей стало страшно... Досель жизнь для неё была только тем, из чего она могла каждый день брать радость и всё новые и новые ощущения, а вот сейчас… Впервые наблюдая борьбу жизни и смерти, она вскочила и бросилась прочь, а, прибежав домой, забилась в угол. Но жалость к щенку пересилила испуг, и она вернулась. Он все так же лежал у забора. По-детски чистые его глаза смотрели на неё. Нагнувшись, она протянула к нему руку, он лизнул её, слабо завиляв хвостом. Девочка вздрогнула, сжалась. Судорожно прижав ладони к лицу, она вдруг громко разрыдалась. Что-то большее, чем испуг, росло, ширилось в её груди, болью сжимало сердечко, и чтобы найти выход этой боли, она часто-часто зашептала: "За что? Почему? Зачем?"