Нежданное письмо
Поздний вечер, в квартире тихо. Спят мои любимые женщины - жена Леночка и маленькая доченька Инат. Я засиделся за компьютером. Занимаюсь, надо работать не просто хорошо, а отлично, чтобы удержаться в этой престижной фирме да еще преуспеть. Платят неплохо, но мне бы хотелось, чтобы платили побольше. Деньги очень нужны: машканта - ссуда, детский садик, содержание машины, хочется за границу поехать отдыхать, то да се. Мы молодые. Ладно, хватит, надо заниматься, время позднее. Но меня что-то беспокоит. Что это? Ах да, вспомнил – письмо. Сегодня, возвращаясь домой, обнаружил в ящике письмо, хотел прочитать дома да завертелся. Подбежала Инат, она ждет меня, потом ужинали, я и забыл о письме. От кого же оно? Из Москвы, почерк на конверте незнакомый. Так, вскрыл, читаю:
«Здравствуйте, Геннадий, пишет вам Владимир Петрович Зайцев, я муж вашей бывшей жены Ольги. Мы знакомы - встречались, когда вы приходили к Оле просить, чтобы она подписала справку об отсутствии претензий к вам в связи с отъездом в Израиль. Я помню, что вы дали тогда Ольге приличную сумму на содержание ребёнка, и она подписала все документы. Потом, вы приходили прощаться с сыном. С тех пор прошло шесть лет. Вскоре после вашего отъезда у нас родилась дочка ей сейчас пять лет. Мы жили дружно, и всё у нас было хорошо. Почти год тому назад Оля забеременела. Мы радовались, ожидая нового ребёнка.
Однажды, на восьмом месяце беременности она пошла в магазин, поскользнулась, упала и сильно ударилась головой. От этого случились преждевременные роды, очень тяжёлые с большими осложнениями. Ребёнка спасли, а Ольга вскоре умерла. Я остался один с тремя детьми и престарелой, больной тещей. После смерти Оли она совсем заболела. У нас в семье очень тяжелое положение, мне трудно и морально и материально.
Вашему сыну Пете уже девять лет, он очень тяжело переживает смерть мамы и чувствует себя сиротой, хотя я его люблю, как родного ребёнка, и у нас с ним прекрасные отношения. Но я, при всём моём желании, не сумею заменить ему ни мать, ни родного отца. Я не смогу обеспечить его материально, так, как могли бы сделать это вы, живя в более благополучной стране. Поэтому, если у вас есть возможность, возьмите мальчика к себе. Я говорил с ним, он повзрослел не по годам и всё понимает. Знаете, дети от горя быстро взрослеют.
Подумайте, Геннадий, и, если решите взять Петю, приезжайте. Если не захотите взять ребёнка, то сообщите об этом официально, тогда я буду оформлять опекунство или усыновление. Жду вашего ответа. Остановиться можете у нас. С уважением, Владимир». Далее шли адрес и номер телефона.
Горе меняет все
Закончив читать, я в оцепенении застыл на стуле, в висках стучало, сердце сдавило, в горле застрял комок, на глаза навернулись слёзы. Какое ужасное горе свалилось на моего еще маленького сына, и в каком безвыходном положении оказался Владимир. Что мне делать? Как поступить? Как сказать Лене?
Мы с Леной поженились в Израиле. И я никогда не говорил ей, что у меня есть ребенок. Она знала, что я был женат, но о Пете я ей никогда не рассказывал, сам не знаю почему. Как сказать Лене обо всем? Да, завтра надо поговорить, хорошо, что завтра суббота.
С Ольгой мы жили почти три года. Мы познакомились в институте, а поженились после окончания. Вскоре родился Петя. Жили у моих родителей. Не получилось. Сняли квартиру, за городом. Жить было очень трудно материально, Оля не работала, сидела с маленьким ребенком. Начались скандалы, и всё разладилось. У меня нет терпенья, у нее - тоже. Одним словом разошлись. Пете тогда было два годика. Сначала я навещал ребёнка, потом Ольга вышла замуж, а я вскоре уехал в Израиль. Я считал: «Все, расстались навсегда, ребёнок остался с ней, все точка». Кто знал, что может всё так случится? Очень жаль ребенка. Как на все посмотрит Лена?
Я должен рассказать все Лене.
Вот и суббота, самый любимый день - всегда праздничное настроение, никуда торопиться не надо. Утро солнечное, ясное все в квартире сияет, проснулись, Лена в ванной, а я со своей маленькой доченькой. Какая хорошенькая. Глазки как у Лены - две большие сливы, головка вся в кудряшках. Она больше похожа на Лену, такой же носик и ямочки на щёчках, когда улыбается. Настоящая красавица, а когда вырастет, станет ещё лучше, выйдет замуж, и кому-нибудь повезёт, заранее не люблю зятя. Сам буду выбирать ей мужа.
О, господи. О чем я думаю? Инатик, доченька, ну, давай, моё солнышко, вставай. Иди, ко мне. Давай с тобой потопаем немножко, в ладошки похлопаем и пойдем умываться.
Вот наша мама вышла. Всем доброго утра, Шаббат шалом, мои дорогие девочки! Умыл ребёнка, она весёлая и радостная, личико сияет, настоящее солнышко.
- Мы готовы, давайте завтракать. Леночка, что мне в первую очередь делать? Ты у нас командир.
- Собирай все на стол, а я сварю Инат кашу и приготовлю нам яичницу, пойдёт?
Как хорошо завтракать всей семьёй. Вот сидит моя доченька и Лена кормит её кашей. Красавицы мои любимые. Кончили завтракать, я помыл посуду. Теперь надо приступить к разговору. С чего начать?
- Леночка, присядь, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить.
- Говори. А я пока кое-что поделаю.
- Нет, Леночка, сядь.
- Да, что такое? Что случилось?
- Помнишь, перед тем, как мы поженились, я сказал тебе, что был женат?
- Да, да помню.
- Но я тогда не сказал тебе, что у меня есть ребёнок.
- Ребёнок? Но, а почему?
- Я и сам не знаю.
- Ну, а зачем сейчас об этом говорить?
- Есть необходимость. Дело в том, что… Нет, я не буду рассказывать, а лучше всего прочитай это письмо и сама поймёшь. Потом поговорим, как поступить?
Тихо в комнате, на полу с игрушками возится Инат, она что-то приговаривает, хочет одеть кукле шапочку, а у неё не получается. Лена читает письмо, лицо задумчивое, из глаз медленно текут слёзы.
- Господи, какое горе, мне очень жаль ребёнка, бедный мальчик, так рано остался без матери.
Но всё это для меня открытие. Почему ты не сказал мне о ребёнке? Почему?
- Откровенно говоря, я и сам не знаю. Думал – уехал, поставил точку и всё. Кто знал, что такое может случиться?
- Да, в жизни всякое случается. Что же ты теперь будешь делать?
- А, как ты думаешь, что мне делать? Я не спал всю ночь, думал, как поступить? Ясно одно: ребенка надо забрать. Конечно, хорошо бы взять ребенка к нам, но если ты против, то пусть живёт у моих родителей, а я буду помогать. Ну что, Леночка?
Все это я говорил каким-то заискивающим тоном, а сердце моё билось часто- часто. Все замерло у меня в груди, что она скажет?
- Да, Гена, ситуация тяжелая, но ребёнка оставлять там нельзя, и жить он должен только у нас. Мальчик не может оставаться сиротой при живом отце, тем более сейчас, после смерти матери. Представляю, как ему тяжело, бедному.
У меня как будто камень свалился с души. Я обнял Лену и крепко поцеловал.
- Спасибо, тебе, Леночка, я в тебе не ошибся, ты у меня хорошая, добрая и отзывчивая женщина, настоящая мама нашим детям.
- Мне, конечно, придется привыкать к твоему сыну, и как всё будет, пока не знаю. Смогу ли я стать для него матерью или старшим другом, или останусь мачехой - покажет время. Но я постараюсь, чтобы ему было хорошо у нас.
- Леночка, ты просто ангел.
- Я не ангел, Гена, я просто мать и чувствую горе ребенка. Всё, хватит разговаривать, иди, звони и собирайся в дорогу. Но, я все же не понимаю, как ты мог поставить точку и забыть своего ребёнка? Видишь - жизнь стерла твою точку и поставила тебе знак вопроса. Мы должны всё исправить.
- Спасибо, тебе, Леночка.
Я верну себе сына.
Вечером, я позвонил в Москву. Сильное волнение охватило меня, голос немного дрожал:
- Ало, - мне ответил мужчина. Здравствуйте, Владимир Петрович - сказал я, - это говорит с вами Геннадий Михайлович, отец Пети. Завтра я вылетаю в Москву. Спасибо за предложение остановиться. Но я заеду к друзьям. До встречи.
- Хотите поговорить с сыном?
- Да, конечно. Здравствуй, сынок, - сказал я, каким-то дрожащим голосом, - это говорит папа. - Здравствуйте, прозвучал тоненький голосок.
Горло что-то сдавило, и я замолчал, чтобы справиться с охватившим меня волнением. Петя тоже молчал.
- Петенька, сынок, я лечу в Москву, чтобы забрать тебя к нам. Ты хочешь переехать ко мне? - Я не знаю, - тихо ответил Петя.
- Ну, ладно, сынок, я завтра приеду, мы всё обсудим и решим. Хорошо?
Петя молчал.
- Жди меня, до свидания, целую.
Встреча.
Я прилетел в Москву. С тех пор, как я уехал, прошло почти семь лет. Москва очень изменилась. В центре стало чище, красивее, но меня поразило множество нищих. В метро и около больших магазинов. Остановился у своего старого друга Славы. Мы с ним и его женой Ниной давние друзья.
У них двое детей - мальчик восьми лет и девочка лет шести. Встретили меня очень тепло. Долго сидели за столом, помянули Ольгу, потом разговаривали, вспоминали нашу прошлую жизнь, общих знакомых. Говорили о жизни в России и в Израиле. Я пригласил своих друзей приехать в Израиль отдохнуть. Слава и Нина понимали и видели, что я очень нервничаю, и старались меня успокоить.
Ночью мне не спалось, я думал о том, как я встречусь с сыном, какой он, как сложатся наши с ним отношения, может он будет меня в чем-то обвинять. Как сделать так, чтобы не ранить его маленькое сердечко.
Утром, взял подарки и пошёл. Вышел на улицу и почувствовал большую разницу в погоде, в Иерусалиме тепло, солнечно, а здесь уже холодно, хмуро, ноябрь месяц, накрапывает дождь, под ногами слякоть, небо серое, хмурое, как мое настроение.
На душе тяжело, муторно. Иду, а в голове: «Почему, почему так случилось? Такое несчастье свалилось на моего сына и на нас всех, как все будет? Хватит нервничать, надо взять себя в руки, я должен быть спокоен при встрече с ребёнком. Он не должен почувствовать моих сомнений и колебаний».
Станция метро «Аэропорт», выхожу, мне всё здесь знакомо, а вот и Красноармейская улица, знакомый до боли дом. Время вечернее – так договорились накануне с Владимиром. Я в каком-то напряжении, сердце стучит, меня пронизывает дрожь, но одет я тепло.
Остановился перед дверью, немного успокоился, позвонил. Открывается дверь, передо мной мой сын, я это чувствую. Боже, как похож на меня, вылитый я в его возрасте.
-Здравствуй, сынок!
Я наклоняюсь, хочу его поцеловать, он стоит молча и не реагирует. Как будто, не замечая его отчужденности, прижимаю его к себе. Я почувствовал его теплое, худенькое тело, волна нежности, жалости ещё чего-то нахлынула на меня. Я еле сдерживал слёзы, какой-то комок застрял у меня в горле. Вхожу в комнату, здороваюсь, хриплым, дрожащим голосом.
Навстречу мне с протянутой рукой идёт Владимир, я узнал его, хотя он сильно изменился.
- Здравствуйте, Геннадий, с приездом, проходите и чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь.
В комнате, стол накрыт для ужина: стоят чашки, нарезан хлеб, на тарелке сыр, на другой колбаса докторская, масло и еще что-то. Напротив, на диване сидит Варвара Васильевна - моя бывшая теща. Она очень постарела, на улице я бы её не узнал.
- Здравствуй, Гена, вот видишь какое у нас горе,- вытирает слёзы, - я совсем заболела, еле хожу, уж плохая помощница.
На полу играет с куклой девочка лет пяти, это Любочка - дочка Владимира и Ольги. Она укачивает куклу и говорит:
- Вы папа Пети, да? Вы заберете его?
Я в некотором замешательстве от такого по-детски прямого, но, по сути, очень серьезного вопроса. Отвечаю:
- Если он захочет поехать со мной.
- А пусть он поедет, а потом приедет обратно, ладно?
- Конечно,- говорю я, - а сам смотрю на Петю.
Он же вполне серьёзно, совсем по-взрослому отвечает:
_- Я посмотрю, как там будет, надо всегда говорить правду, так папа Володя меня учил.
- Ты совершенно прав, я тоже так считаю, - сказал я.
Этот разговор вызвал некоторое замешательство и в то же время прояснил обстановку.
В соседней комнате заплакал маленький ребёнок. Варвара Васильевна встала:
- Вот, Гена, как получилось, большое горе у нас, а девочку Оленькой назвали, ей полтора месяца, кормлю из бутылочки с соской. Хочешь посмотреть? Если бы не такая тяжелая жизнь, не отдала бы Петеньку. Но Володе с тремя детьми будет очень трудно справиться при нашей теперешней жизни. Да и для Пети хочется лучшей доли. Ты ему сможешь помочь, родной отец не обидит. Только бы он привык к вам и вы к нему. Главное ему сейчас ласка нужна, он очень хороший мальчик, - вытирает слёзы.
- Да, Варвара Васильевна, вы совершенно правы. Я надеюсь, что всё будет хорошо.
- Дай-то Бог, дай-то Бог.
Вместе с Варварой Васильевной я зашёл в комнату, чтобы посмотреть на ребёнка. Нежное, маленькое личико розовело на подушке, в комнате был полумрак, пахло молоком и ещё чем-то детским. На меня нахлынула волна теплых чувств, я как будто поплыл куда-то и вдруг ощутил, что тяжесть, давившая мне грудь все последние дни, внезапно исчезла. Какое нежное создание ребёнок, какое беззащитное. Во мне что-то задрожало, Я вышел, обнял и прижал к себе Петю совсем по-другому. И он откликнулся на мой порыв, и ответил мне теплым взглядом.
- Сынок,- сказал я, - мы нашли друг друга и теперь не расстанемся.
Я его поцеловал, а он обнял меня. Выпив чашку чая, мы с Владимиром вышли в другую комнату, надо было обсудить некоторые детали, связанные с отъездом Пети. Собравшись уходить, я сказал:
- Петя, я буду приходить к вам каждый день, чтобы видеться с тобой. А если хочешь, можешь поехать со мной, и мы вместе поживём у моих друзей. Погуляем по Москве?
- Нет, я лучше здесь останусь.
- Братик, мой, поднялась с полу Любочка и обняла Петю,- глаза её были полны слёз, - не уезжай, я буду скучать.
-Любочка,- сказал я, - ты будешь приезжать к нам, и вы смежите видеться, - говорил я, еле сдерживая подступившие слёзы. И подумал: - Господи, как трудно, надо много переосмыслить, пережить. Как всё будет?
Прощание
Необходимые документы в ОВИРЕ и в посольстве Израиля я оформил за две недели. Расставание Пети с семьёй было очень тяжёлым: Варвара Васильевна плакала, обнимала, целовала Петю и говорила:- Ты прости нас, сыночек, что так получается, я уже старая, не могу помочь папе Володе, а ему очень трудно поднимать троих детей, да ещё и грудного ребёночка. Прости нас, пожалуйста.
Петя целовал её и успокаивал:
-Я всё понимаю, бабуля, ты не расстраивайся, мы ещё увидимся. Меня поразило, что ребёнок говорил, как взрослый человек, видно горе отнимает детство.
Любочка обхватила его своими ручонками, плакала и просила:
- Братик, мой, не уезжай, Петенька, не надо, кто мне сказки читать будет?
Петя плакал вместе с ней навзрыд. Чтобы как-то разрядить обстановку, Владимир сказал, прижимая его к груди:
- Петенька, ты же мужчина, да ещё богатый, теперь у тебя два отца. Не забывай нас. Ты уезжаешь не навсегда, мы будем встречаться - ты приедешь к нам или мы приедем к вам, к тебе.
Он обнимал и целовал Петю, так нежно и трогательно, как это делает отец. Я не мог смотреть спокойно, все во мне дрожало. Я поцеловал Варвару Васильевну, крепко пожал руку Владимира, буквально оторвал Петю от Любочка и вместе с ним вышел на лестницу. Петя плакал, а я еле сдерживал слёзы, прижимал Петю к себе и говорил:
- Петенька, мы все скоро встретимся, теперь у нас одна большая семья и мы все преодолеем, два отца - это сила.
Мы с сыном улетаем в Израиль
Аэропорт Шереметьево, семь лет прошло, как я улетал в Израиль. Как много изменилось в моей жизни. Сегодня я улетаю вместе с сыном. Настроение у меня приподнятое, а Петя грустит. В самолете он все время вытирает слёзы. Я понимаю состояние ребёнка, стараюсь его успокоить, отвлечь от грустных мыслей:
- Петя, ты впервые летишь на самолёте, посмотри, как плывут облака, какое небо, запоминай, потом будешь вспоминать.
За бортом самолета плыли серые облака, они становились всё темнее и темнее. Я успокоился, мы летели домой. Петя перестал плакать, а только изредка всхлипывал.
Я обнял его, он не отстранился, а прижался ко мне. Так мы сидели, прижавшись, друг к другу, - я и мой повзрослевший сын. Несчастье соединило нас. Мы летели над Израилем, я поцеловал Петю:
- Смотри, сынок, какой красивый вечерний Те-Авив, а днём еще лучше, я уверен, тебе здесь будет хорошо. Ты успокоишься и начнешь узнавать всё новое и интересное. Ты человек богатый: у тебя большая семья, два отца, три сестрички, и самое главное - две замечательные Родины.
Самолет пошел на посадку, я крепче обнял Петю, прижал к себе, готовый отдать ему всё свое тепло и всю душу. Своему ребёнку, которого я так опрометчиво потерял, а сейчас снова обрёл, нет ничего дороже детей.
Я прижал Петю и сказал:
- Сынок, мы будем счастливы!