мСедьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый,
двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый...
Этих своих любовников называю не по тому порядку, как они появлялись в моей жизни. Объединяю их, так как они недолго были моими сексуальными партнёрами. И не оставили особого следа. Как и я, предполагаю, в их жизни.
О каждом человеке можно написать огромную книгу. О любом! Даже если он ничего не сделал для того, чтобы прославиться на весь мир.
Эти мои любовники тоже были кому-то интересны. У них были достоинства и слабости, они достигли своего пьедестала в профессиональном деле; думаю, что существовали женщины, которые «сохли» по ним, и которым они отказывали в любви, и те, которые их отвергали.
У них так же, как и у меня, в тот период жизни, когда судьба сталкивала нас и знакомила, были семейные (или карьерные) проблемы. Им, как и мне, нужна была передышка. Они, как и я, искали утешения. А самое существенное и приятное утешение не в вине, а в сексе. Или в чём-то другом – по вкусу. Но лучше утешаться на трезвую голову
Они мне ничего не обещали. И я им ничего не обещала. Поэтому мы расставались в тот момент, когда одна из сторон этого хотела. Не хвастаюсь (чем уж тут хвастаться!), но чаще оставляла любовников я. Они ни в чём не виноваты. Просто это были не мои мужчины. По разным критериям.
Расскажу о них как получится, о ком-то больше, о ком-то меньше. Они были по-своему славными ребятами (в Америке бы сказали — парнями). Никто из них ничего плохого мне не сделал. Да я бы и не стала связываться с мужчинами, которые бы относились ко мне без уважения, потребительски.
СЕДЬМОЙ
Будущему своему Седьмому я, можно признаться, сама навязалась. Не открыто, конечно. Женщины умеют так обставить знакомство, чтобы джентльмены думали, что вся инициатива исходит от них. Хотя, на самом деле, в роли рыбака выступает дама, и она закидывает удочку с розовым, аппетитным червячком.
Моя душевная рана тогда здорово ещё кровоточила. И я решила поразвлекаться: «Сколько по Москве бегает мужчин, что же, они все же¬наты? Не думаю. Может, кто-то из них ищет такую, как я. Со всеми моими потрохами, как любил говорить Дим-Дим».
В метро я наблюдала за мужчинами, пыталась определить: способны ли их члены на что-то и как способны?
В Московском метро в час «пик» по утрам много дремлющих людей. Я смотрела на пассажиров сильного пола, ещё, по моим представлениям, способных быть сексуальными партнёрами, думала: «Почему у них такие нерадостные лица? Как прошла у них ночь? Занимались ли они любовью? С любимой женщиной или с опостылевшей женой? Был ли у них оргазм? Стоял ли член всё нужное время или сник на полдороги к наслаждению? Упрекали ли их жены в импотенции или помогали?»
Об этом громко не говорят, но я уверена: для всех мужчин важ¬нее тугой член, чем кошелёк, туго набитый деньгами.
Как появился в моей постели Седьмой?
По делам я пришла в одно серьёзное — военное учреждение. Началь¬ник отдела направил меня к сотруднику. Это был коренастый, полноватый мужчина лет пятидесяти. Меня поразил красный цвет кожи eго лица.
Мы поговорили о деле. Я в меру пококетничала с ним (для дела, а не для приманки), хотя внешне он, как мужчина, ничего из себя не представлял — ни роста, ни стати. Его военный чин не входил в реестр моих представлений об интересном мужчине.
Когда я уходила, он попросил оставить телефон: «На всякий случай, а вдруг вопросы будут». Но я знала, что военных парней на мякине не проведёшь; их же многие годы учат в училищах и академиях стра¬тегии и тактике.
Моё кокетство было принято во внимание.
И когда он позвонил мне в «контору», едва начался следующий рабочий день, поняла, что не ошиблась. У него хватило ума и выдержки не предлагать мне сразу постель на первое, второе и третье. Один раз мы встретились в буфете его серьёзного учреждения — якобы по делу. Дело было пустяковым, можно было всё обсудить по телефону. Хоть меня и не учили стратегии и тактике, как все женщины, я всё знаю про наступление и оборону.
Как-то в компании я услышала такой анекдот.
В воинской часть, где служили женщины, приехал с проверкой большой военный чин. Дамы в форме выстроились, как положено по уставу. Генерал прошёлся вдоль строя раз, другой. На гимнас¬тёрках военнослужащих женского пола он увидел одинаковые медали — «За хорошую службу». И лишь на гимнастёрке одной красовалась медаль «За доблесть».
Генерал подошёл к ней и спросил:
— Почему все ваши подруги награждены медалью «За хорошую службу» (условное название ), а вы — «За доблесть»?
— А я сопротивлялась, товарищ генерал!
... В буфете мы что-то поклевали и выпили кофе.
Русский мужчина — не чета зарубежным парням (сужу о них по рассказам в книгах, газетах, по кинофильмам и телевидению). Американец будет из кожи лезть, чтобы показать женщине, какой он удачливый и как у него всё хорошо. Так у них принято — не омрачать жизнь другим своими проблемами. Француз будет интриговать, флиртовать и, как истинный джентльмен, о себе расскажет только под пыткой.
Наш парень сразу же поведает о своих проблемах, «по¬плачится».
Мой новый знакомый был разведён с женой, но жил с ней и дочерью в небольшой квартире. Пытались разменять, но не получилось. Типич¬ная жилищная картина. И это в стране, где столько леса, песка, земли, нефти, золота, воды, рабочих рук, и прочих богатств! Если бы правильно всем этим распорядиться, то можно было бы (уверена!) настроить столько домов и домиков, чтобы у каждого гражданина было бы своё жилье к моменту получения паспорта. И тогда бы не мучились разведённые супруги и их взрослые дети, вынужденные делить себя между враждующими (чаще всего) отцом и матерью; не переселяли бы ба¬бушек и дедушек в кухню...
Жилищная теснота разрушает родственные отношения, делает мужчин импотентами, а женщин — фригидными, не способствует рождению детей. Специалисты, изучающие физиологию и душевный мир человека, пришли к выводу, что вокруг каждого из нас есть незри¬мая оболочка, некая воздушная подушка, которую нельзя оккупировать и нарушать, как нельзя нарушать государственную границу. Если она нарушается, то мы чувствуем дискомфорт, который чреват даже бо¬лезнями.
Вот размышления Отставного медицинского студента (так он себя назвал) в письме к Вере Павловне – героине романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?»:
- Между неразвитыми людьми мало уважается неприкосновенность внутренней жизни. Каждый из семейства, особенно из старших, без церемонии суёт лапу в вашу интимную жизнь. Дело не в том, что этим нарушаются наши тайны: тайны – более или менее крупные драгоценности, их не забываешь прятать, стеречь; да и не у всякого есть они, многим и ровно нечего прятать от близких. Но каждому хочется, чтобы в его внутренней жизни был уголок, куда никто не залезал бы, как всякому хочется иметь свою особую комнату, для себя одного…
Кто захочет, тот прочитает дальше эти размышления: «о святыне порога, через который никто не имеет права переступить без воли живущего за ним». И о других святынях, которые невозможно соблюдать, если в небольшой квартире живёт несколько поколений родственников. А впереди – никакой жилищной перспективы.
Это та почва, на которой могут расцветать пьянство, агрессия, импотенция, фригидность, депрессия.
Седьмой (еще не ставший седьмым) рассказывал:
— Жена после развода стала мегерой. Житья нет. Прихожу после работы домой — сразу скандал. Выживает меня. Поесть не могу. Я и стал пить. Напьюсь — и всё мне нипочём. Она что-то говорит, а я вижу только её некрасивый рот, который открывается и закрывается, как створки устриц. А слов не слышу. Валюсь и сплю. Мне так плохо!
Вот почему у него было красное лицо — от пьянства.
Мне не было никакого дела до его семейных катаклизмов. У меня были свои катаклизмы, но зримо я их не на кого не навешивала.
Но алко¬голизм сказывался и на его сексуальных способностях. Я это поняла сразу, как только мы, в конце концов, оказались в постели.
А однажды он на мне заснул во время полового акта. И смех, и грех.
Седьмой не мог служить мне утешителем. Хотя он был незлобным, спокойным человеком. Мы расстались. И о судьбе его я ничего не знаю.
ВОСЬМОЙ
Как-то в один из летних дней с утра пораньше весь наш трудовой коллектив отправился на конференцию в Политехнический музей. Провели мы там несколько часов. Я сидела «как на иголках» — во второй половине дня у меня должен был состояться важный для моей служебной карьеры разговор. Я очень заботилась о профпригодности, и уверенно поднималась по служебной лестнице. Никакие душевные раны и любовные приключения никогда не смешивала с работой. Работа давала мне душевную эйфорию — как любовь к мужчине; любимое дело держало меня на поверхности жизни, можно даже сказать, что держало в «ежовых рукавицах», не позволяя никаких депрессий и истерик; за работу мне платили, что делало меня самостоятельной, независимой личностью.
Наконец, конференция закончилась, мы вышли на улицу. Возле Поли¬технического музея есть две крошечные дороги, которые надо перей¬ти, если необходимо направиться в сторону «Детского мира». На этих дорожках не было «зебры». Я привыкла ходить только по пешеходным переходам, но когда торопишься... Мои сослуживцы быстро проскочили между машинами, а мне никак не удавалось; если бы не торо¬пилась, то пошла бы по подземному переходу.
Так я и прыгала туда-сюда некоторое время. В очередной раз дерну¬лась на тротуар. Вдруг рядом останавливается «Волга» старой модели. Вижу за рулём смеющегося мужчину. А рядом с ним — ещё одного в военной форме.
— Садитесь, — предлагает мне, как я предполагаю, хозяин машины.
— Спасибо. Мне только нужно перебраться на ту сторону. Обойдусь своими силами.
— Садитесь, не упрямьтесь. Я подвезу вас до «Детского мира».
— Поезжайте, не тратьте даром время.
— Нет уж, раз я остановился в неположенном месте, вы обязаны
сесть в машину. У светофора мы с другом наблюдали, как вы пытались перейти дорогу — как заяц, простите... зайчиха. Насмеялись вдоволь. И решили: надо помочь даме. А то она и до вечера будет тут прыгать.
Пришлось выбирать: или бежать к подземному переходу, или восполь¬зоваться приглашением. Я села в машину. Внутри она выглядела ужасно: старые протёртые чехлы, под ногами какие-то железяки... Но парни, моего возраста или чуть постарше, были улыбчивыми, деликатными.
Ехали мы метров пятьсот. И за это время незнакомец умудрился вы¬удить у меня рабочий телефон. То был период охоты на любовников — иначе бы товарищ телефон не получил. Судьба иногда идёт у нас на поводу, и подбрасывает (а потом, наверное, от души смеётся) нам какие-нибудь ситуации, позволяющие мужчине и женщине познакомить¬ся. Судьбе за это большое «мерси».
Возле «Детского мира» я простилась с джентльменами. Но успела позубоскалить. Они тоже не остались в долгу. Маленькие, такие безобидные приключения здорово украшают жизнь. Тогда ещё не было того криминального периода, который плавно перешёл с конца двадца¬того в двадцать первый век: люди боятся садиться в машину к незнакомым — можно и не доехать да места назначения.
Через несколько дней мой будущий Восьмой позвонил и сказал:
— У меня два билета на французский фильм. На завтра. Приглашаю вас. Пойдёте?
В тот месяц в Москве проходила «Неделя французского кино». И был один фильм с участием прелестной актрисы Анни Жирардо. Я мечтала его посмотреть. И вот, как в сказке: меня приглашают именно на этот фильм.
— Пойду! Обязательно пойду! — затараторила я в телефонную трубку.
Новый поклонник назначил мне свидание возле того же Политехнического музея — нашего сводника. И тут я ужаснулась: «Как же я его узнаю? В окне машины видела мельком, а в машине — только глаза в зеркальце и спину. И даже имени не знаю. Господи, до чего же я стала легкомысленной! Сама себя не узнаю».
К назначенному времени он опаздывал. Я всматривалась в лица про¬ходивших мимо мужчин, но никто не останавливался возле меня. И я уже хотела уйти, когда увидела бегущего нового знакомого. Он-то меня узнал сразу; ещё бы, наверное, долго его машина стояла тогда у све¬тофора и он успел меня хорошо рассмотреть.
Поклонник оказался коротышечкой, толстеньким, впереди выпирал изрядного размера животик, как тогда говорили, «соцнакопление». Коротышечка не коротышечка, но чуть ниже среднего роста. Когда человек сидит за рулем, нельзя рассмотреть его фигуру. Да и незачем мне было его разглядывать.
Фильм мы смотрели в кинотеатре «Ударник». Я была так довольна, что долго благодарила неожиданного благодетеля. Сеанс был дневной, на работу ехать не было смысла. Я попрощалась. А он не отставал. По моим наблюдениям, у всех низкорослых мужчин наполеоновский натиск — они покоряют женщин настойчивостью.
Он тоже возвращался домой. И тут выяснилось, что мы живём в од¬ном районе, на разных концах, но в одном. Он посмеялся:
— Это судьба! Я вас отвезу.
Мы ехали и упражнялись в остроумии, он мне анекдот и я ему — анекдот. Правда, я боюсь отвлекать водителей от дороги. Особенно после одного случая. Поехала в командировку — надо было проверить жалобу. Из столицы республики предстояло проехать километров сто туда и в этот же день — обратно. На дворе не зима — не весна; ночью мороз, днем — оттепель. Скользко. Нас было в машине трое — сотрудница местного учреждения, водитель и я. Водитель — молодой чело¬век выжимал из не новой машины всё, на что она была способна; у него был свой интерес — вечером на перроне его будет ждать жена и они поедут к тёще. Ответственное дело — ничего не скажешь!
Я понимала, что при такой скорости мы можем и вовсе никуда не добраться — только в гости к Богу. Предлагаю водителю: он пере¬станет нервничать, так как тёща — это важно, но работа — это работа; он будет следить за дорогой, сбавит скорость, ибо «тише едешь — дальше будешь», а я буду развлекать его анекдотами.
Рассказывали по очереди: я, сопровождающая меня дама и води¬тель. Но вот я вспоминаю старый, уже с седой бородой анекдот.
Муж уехал в командировку. Жена быстро приготовила всякие закуски, поставила бутылку водки и пригласила любовника. Он пришёл. Выпили, закусили. Легли в постель. Ещё не дошли до главного, как раздался стук в дверь.
— Ой, муж вернулся, — заохала женщина. А любовник даже не шелохнулся, остался лежать в постели.
Муж зашёл в квартиру, увидел выпивку, закуску и мужика.
— Ах, ты такая-сякая! — закричал он на жену. — Да я сейчас eго в порошок сотру.
— Да ты что! — жена стала возле кровати и раскинула в сторону руки, защищая любовника. — Ишь, какой! Ты думаешь, что мы мебель на твою зарплату купили? Как же, на твою купишь! На табуретку не хватит. Это всё на его деньги. А телевизор кто купил? Тоже он. A шуба у меня откуда?
Муж подумал, подумал. Потом снял полушубок, передал жене и сказал:
— Закрой ему ноги. А то ещё простудится кормилец.
Едва я договорила фразу, как наш молодой водитель согнулся по¬полам и начал хохотать. И мы почувствовали, что лёгкий «Моск¬вич» сползает в кювет. Не сполз только лишь потому, что его задер¬жал небольшой сугроб.
... Сначала мой новый знакомый говорил, что только подвезёт меня до дома, а потом стал напрашиваться в гости.
Я попросила его остановить машину у телефона-автомата, чтобы предупредить сына, что возвращаюсь раньше времени, и у нас будет гость. Сына дома не оказалось.
Новый знакомый и в машине гладил мои колени. И всё с шутками-прибаутками, действуя по пословице: смелость города берёт. Дескать, мужчине рядом с симпатичной женщиной только этим и надо заниматься. Иначе, зачем Бог создал мужчин и женщин?
Дома я приготовила кофе и принесла чашечки на лоджию — там стоя¬ли столик и два стула. Мы недолго посидели, и я сказала:
— Спасибо за фильм. Я о нём мечтала. Вы угадали мое желание.
— Кушайте на здоровье. Зачем мы, мужчины? Затем, чтобы выполнять ваши, женщин, желания. В этом весь смысл жизни. Всё осталь¬ное — шелуха.
— Вы — философ-идеалист.
— Называй меня на «ты». Мы же взрослые люди.
— Посмотрим. Скоро вернётся мой сын. Не хочу, чтобы он вас видел.
На том и простились.
Конечно, он не был героем моего романа. И выходил за рамки всеx типов любовников, как я себе их представляла. Но в нём было просто¬душие — это как детская наивность; боишься обидеть такого человека.
Время от времени мы встречались. Я делала вид, что не понимаю, зачем он приглашает меня на дачу, напрашивается в гости ко мне. Он, как и большинство мужчин, торопился повалить женщину на спину. Поэтому мы с ним не бывали там, где стояли кровать или диван — чтобы не было эротического соблазна. У него. О нём, как о любовнике, я даже не думала. Настолько он был не в моем вкусе. Мне даже охотиться за ним не надо было, он уже сам себя пред¬лагал.
Постепенно я узнала о его жизни. Он к тому времени уволился со службы в чине подполковника (Вспоминаю одного престарелого — прошу прощения — пердуна, полковника в отставке. У него была шутка, он всем женщинам подряд говорил: «А вы под полковником были?» Имел в виду не чин, а другое: лежали ли вы под полковником).
Не знаю, почему мой поклонник не дослужился хотя бы до полковника. Говорил, что воспитал немало учеников, взлетевших выше него по служебной лестнице. Женат второй раз. От первого брака взрослая дочь. Первая жена ушла от него к другому. Вторую жену он привез из провинциального города, вначале жили хорошо, родился сын. Но и этот брак оказался неудачным.
Как-то я всё же согласилась заехать к нему домой — жена с сыном уехали на неделю к родственникам. Жил он в добротном кирпич¬ном доме, их еще называют «сталинскими». Огромная квартира, высокие потолки, импортная мебель, кухня метров пятнадцать (моя была в три раза меньше, что всегда у меня вызывало неприязнь к архитекторам — сами, небось, не обтирали бока о стены кухонь-лилипуток!).
Оглядевшись, я поняла, что мой новый знакомый — хороший хозяин, действительно, глава семьи. Угостил меня маринованными арбузами.
— Всё делаю сам, — с грустью рассказывал он. — Строю дачу, сажаю в огороде всякую зелень. Жена за лето приезжает один-два раза. На солнце погреется и назад, в Москву. Для кого строю, ста¬раюсь? Мне одному мало надо. И в квартире она особо не старается что-то делать. То у неё плохое настроение, то голова болит. Как поссоримся, она тут же уезжает к своей маме. Жалуется на меня.
Как-то даже тесть приезжал ко мне разбираться. Угрожал испортить мне карьеру. Надоел он мне, я ему и выдал: «Вы плохо воспитали дочь. Она никудышная хозяйка, ко мне, мужу, отцу её сына, относится пренебрежи¬тельно». Он всё спорил со мной. Но я добил его таким аргументом: «Вы мужчина и я — мужчина. Причём, мне только пятьдесят. Спросите у своей дочери, когда она спала со мной? Полгода назад. Зачем мне такая жена?» Тесть головой покачал и уехал. И, видно, ей «хвост подкрутил». Примчалась, ласкалась. Но надолго её не хватало.
Я хожу в школу, где сын учится, помогаю ему, если у него труд¬ности по математике. Готовлю еду, мариную и солю овощи, варю варенье. У меня приличная пенсия и зарплата, можно было бы покупать готовое в магазине. Но мне нравится домашняя еда. Детст¬во у меня было очень голодное, поэтому для меня благополучный дом — это, прежде всего, много хорошей и вкусной еды. Да и поку¬шать я люблю... Ты видишь это по моей комплекции...
Предлагаю жене развестись. Наш брак себя исчерпал. Она и сына настраивает против меня: «Отец у тебя плохой». И насмехается она надо мной — то у меня не так, это не такое. Я — мужик терпеливый, но весь мой терпёж иссяк. Если бы я был плохой, не видать бы ей такой квартиры; мои некоторые сослуживцы до сих пор в общежитиях живут.
Разводиться супруга не хочет. Но я терпел, пока служил. А теперь я — вольная птица. И партком мне не указ. Буду подыскивать такой обмен, чтобы и меня, и её устроил. Разменяюсь, сделаю ремонт, куплю новую мебель... И возьму тебя в жёны. Пойдёшь за меня замуж?
— У вас ведь уже два неудачных, как вы говорите, брака. Ещё хотите попробовать? Зачем вам такая головная боль? Поживите один, насладитесь свободой.
— По природе своей, я — не холостяк. Мне нужна семья. Тебя я, конечно, мало знаю. Но интуиция мне подсказывает, что ты сов¬сем другая, чем мои жёны. Ты – как цукат. С сахаром. С тобой не скучно. В наших военных клубах проходит масса всяких мероприятий. Праздничные вечера, танцы, концерты. С первой женой мы выбирались туда, пусть не часто, но бывали. А вторую ничего не интересует. Какая-то она неразвитая, что ли. Потом я понял, что ей до зарезу хотелось уехать из её маленького городка, почти – деревни. И замуж бы она пошла хоть за чёрта, только бы он её увёз. А ты ведь не замужем?
— Теперь нет. Вот я, как раз, хочу походить в холостячках. Нельзя быть всё время замужем.
Он пытался уговорить меня заняться с ним любовью. Про себя я думала: «С тобой — ни за что! Ты прямо руками достаёшь куски арбуза из банки и облизываешь пальцы. Аппетитно облизываешь, но противно; бр-р-р-р…
Понимала, что военная академия, которую он окончил, не Пажеский корпус. Его учили наступать, обороняться и еще каким-то военным премудростям, но не давали знаний по этикету. Но мне не хотелось его обижать. Поэтому я отшутилась:
— Здесь витает дух вашей жены. Зачем его беспокоить!
С этим поклонником мы были знакомы много лет. Моя жизнь претер¬пела постепенно некоторые изменения. Например, мы с сыном поднату¬жились, собрали нужную сумму, заплатили владельцам значительно большей квартиры, чем наша, и обменялись. У сына до этого была комнатка — пенал, а теперь он выбрал самую просторную. Но как обставить квартиру? Мебели в открытой продаже не было.
Никогда не забуду, как я ездила отмечаться в очереди на мягкую мебель. От метро «Медведково» (тогда это была окраина столицы) ехала еще автобусом. В определенные дни возле мебельного магазина собиралась огромная толпа. Она делилась на группы — по ассорти¬менту мебели. Кому-то нужна была мягкая мебель, кому-то — «стенка», кто-то жаждал шкафа... У каждой группы был свой предводитель со списком, в нем наши фамилии и номер.
Вот что надо было снимать советским кинематографистам-документали¬стам — как топтали жидкую грязь и снег в темноте (зимой-то день короткий) женщины (глав¬ные добытчицы всего для дома — для семьи во все годы советской власти). Как переживали, истомлялись и уставали. И ради чего? Не ради каких-то роскошных вещей, а чтобы купить в дом элементарные предметы; чтобы было на что поставить тарелки, на что-то сесть и лечь. Даже стыдно вспоминать о том времени.
Целый год я ездила к мебельному магазину. Но моя очередь почему-то никак не продвигалась. Надежда угасла,и я бросила эту затею.
Жалко было потраченных на общественный транспорт денег, истоптан¬ной обуви, потрепанных нервов и сил.
Теперь, когда кто-то говорит, что при советской власти было лучше жить, я вспоминаю унижение во всех очередях, в которых мне пришлось отстоять. И радуюсь пришедшему обилию. Пусть дорого, но много!
Как-то я увидела в газете объявление: фабрика одного из под¬московных поселков готовит и продает мягкую мебель. Подчеркива¬лось: доставки нет, самовывоз. Начиналась эра первых кооперативов.
Надо же было посмотреть, что за мебель. Я рассказываю все своему поклоннику, и он, добрая душа, соглашается съездить в по¬селок. К тому времени он продал свою «Волгу» и купил не новый «Жигуленок». Мы съездили, увидели горы добротной мебели с раз¬нообразной обивкой. Я договорилась, в какой день можно будет купить диван и два кресла. Снова помог поклонник, жаждущий стать моим любовником.
Грузчики положили мебель наверх машины, перевязали веревками. И мы тронулись в дальний путь. Он вел машину медленно, ста¬рательно объезжая колдобины. Мне казалось: не довезем, или багаж¬ник не выдержит, или колеса треснут. Но знакомый был опытным води¬телем, шутил над моими страхами, хватал меня за коленки... А потом признался: «Многое видели мои машины, но чтобы такую тя¬жесть довезли «Жигули»!»
Самое интересное, что спустя несколько месяцев мы снова побывали на той же фабрике, и я купила ещё один набор мебели для другой комнаты.
После этих вояжей я кормила поклонника обедом — вкусно поку¬шать он любил, да и заслужил! Предлагала ему деньги за услуги — отказался; «хотя бы на бензин» — не взял.
Знала, чего он хочет. Наш роман не развивался, застыл на мес¬те. Я не хотела никакого романа с ним. Но се ля ви — такова жизнь, как говорят французы. Пришлось благодарить в постели.
У него был упругий, толстенький член, как и он сам.
Если женщина уже заранее настроена на отрицание сексуального партнера, у нее ничего путного не получится. И даже самый распрекрасный член тут не поможет.
Мне неприятен был его большой живот — как у женщины на сносях. Живот колыхался, любовник пыхтел, наклонялся ко мне, шептал на ухо «какая ты сладкая»... А я с нетерпением ожидала конца. Сек¬суальная пытка! Глупость, конечно — отдаваться мужчине в благо¬дарность за то, что он привез тебе диваны. Хотя это был не самый худший вариант парадокса; чаще женщина с энтузиазмом отдается мужчине, который совсем не достоин ее тела и которого так награж¬дать, просто не за что. Так отдаётся ослепшая,оглохшая от любви и страсти леди.
Мы встречались с Восьмым на его даче — там была гарантия, что нас «не застукают» его родственники (мне-то боятся было некого) и что нам никто не помешает. У него был очень приличный, тёплый дом недалеко от Москвы, там имелось всё для жизни, даже зимой. Эту его черту-хозяйственного мужчины — я оценила. Правда, не для меня он старался.
Я стелила на пол ватное одеяло, Восьмой растапливал камин. И без света, озаряемые пламенем, мы занимались любовью; вернее — он старался, а я делала вид, что переживаю сексуальное волнение в его объятиях и заканчиваю все оргазмом — для правдоподобности я стонала, как стонут во время сексуальных сцен в кино. Но продолжа¬лись наши любовные отношения недолго.
До него ни один из моих любовников не заражал меня венерической инфекцией. А этот толстячок...
Через неделю после нашей последней поездки на дачу, из моей ва¬гины начала выделяться жидкость с неприятным запахом. Я всполоши¬лась, побежала к гинекологу, взяли анализы. Вскоре узнала, что восьмой наградил меня трихомонозом. Пришлось лечиться.
Как же я была зла на любовника! Так как мужчин других в ту пору у меня не было и в баню я не ходила, значит, зараза шла от него. И я стала Восьмого избегать. Но ничего ему не сказала. Напрасно не сказала. Ему тоже надо было лечиться. Но решила: если у него будут еще любовницы, пусть лучше кто-то из них скажет. Объяснения, подробности — нет, это уж слишком!
Когда моя злость утихла, мы стали разговаривать по телефону. Наконец-то он развелся с женой и переехал в однокомнатную квартиру — дом его стоял впритык к зданию, в котором размещался загс: там мы с Дим-Димом разводились второй раз. Восьмой все приглашал меня посмотреть, как он устроился. Но я так и не сходила к нему в гости.
Я могла бы выйти за него замуж и он бы для меня мариновал огурцы и арбузы. Но поговорка «стерпится — слюбится» — сочине¬на не для меня. Я проверила ее на любовниках. Пакостное это дело — выходить замуж без любви, мучить мужа и мучиться самой. Мне все еще хотелось страстной (ответной!) любви — с дрожью во всех клеточках тела и с оргазмами.
Восьмой звонил часто и непременно поздравлял меня со всеми праздниками. Поздравления были шутливыми и всегда заканчивались так: «Почему ты меня больше не хочешь? А я тебя хочу! Ты такая сладенькая, как медом намазана. Ты нашла себе красивее, чем я?»
Я тоже отшучивалась: «С чего ты взял, что некрасивый? Мужчине и не надо быть красивым. Главное у джентльменов не лицо, а... Сам понимаешь, что (Он хохотал: «Назови, что! Назови! Я хочу послу¬шать, как это у тебя получится»)...» У меня, в самом деле, тогда никого другого не было. Я его щадила.
А потом мой Восьмой исчез. Разные праздники проходили, а он не звонил. Позвонила сама — телефон молчал. А потом появился автоответчик: «Если у вас есть вопросы, оставьте свой телефон» и так далее. Свой телефон я не оставила. Почувствовала неладное. У меня был служебный телефон его друга — вместе они организовали то ли кооператив, то ли фирму. Позвонила. И узнала печальную весть — мой Восьмой скоропостижно умер, чуть ли не на улице. От сердечного приступа. Я не удивилась — он был не по росту полным. У мужчин критический возраст от 50 до 60 лет. Кто проскочил — тот живёт дальше.
Незадолго до этой вести я все же наговорила на автоответчик всякие ласковые слова. После того, как мы с ним расстались, я называла его уменьшительным именем, как ребенка. И вот я оставляю на автоответчике свое обращение: такой-то, миленький мой, волнуюсь, позвони.
Получается, что обращалась к другу, которого уже несколько месяцев не было в живых. Надеюсь, что все же мои слова долетели до него. Еще надеюсь, что в Божьем царстве у него не будет проблем. Он был добродушным, незлобным, отзывчивым, трудолюбивым мужчиной. Далеко не из самых худших представителей мужского племени на Земле.
* * *
Был у меня поклонник — не любовник. Когда я говорила Дим-Диму, что могла бы выйти замуж, имела в виду его. Он был дипломатом. Жена его трагически погибла. Он был уже не молодым человеком, но держался молодцом: подтянут, спина прямая, плечи развернуты, коротко стриженные седые волосы, уверенный в себе, деликатный... Часто выезжал за рубеж по делам. Ему нужна была дама средних лет, стройная, не болтушка, умеющая носить любые платья и костюмы, шляпки и перчатки, поддерживать разговор в обществе...
Нас свели, как сводят потенциальных женихов и невест в синагоге, церкви... Он мне сразу понравился. Приглянулась ему и я, иначе мы бы не встречались какое-то время и он бы не рассказал мне о своих планах. Я могла бы выйти за него замуж и играть роль его жены. Без секса. О чем мы сразу договорились.
Но режим его жизни, частые дальние поездки мне тогда не подходили. У меня был сын, который еще нуждался во мне — матери. И я не хотела во имя красивой жизни предать его. И никогда о своём решении не жалела.
Я была ещё молодой женщиной. Мне хотелось любить. Всем сердцем и душой. И чтобы меня любили всем сердцем и душой.
ДЕВЯТЫЙ
С ним я познакомилась в поезде. Ехали в одном купе. Возвращалась из отпуска. Обычно я не принимаю участия в дорожных разговорах. Считаю это пустой тратой времени. Беру с собой какую-нибудь любимую книгу и отвожу душу за чтением.
В тот раз в купе ехала молодая пара и веселый нестарый мужчина — всю дорогу развлекал нас фокусами. То колечко исчезало из его рук, то газета оказывалась целой, хотя он рвал ее на наших глазах. Это забавляло, время летело быстрее.
Хотя время в поезде или самолете я никогда не подгоняю. Это у меня единственная возможность не торопиться, не суетиться, полежать или посидеть, глядя в окно.
Общался «фокусник» с молодыми супругами. Но ему хотелось поговорить и со мной. Может, его интриговало то, что я молчала, не принимала участия в общем разговоре о том — о сем. Незадолго до прибытия в Москву, он все же заговорил со мной — спросил, где я живу. Удивительно, но выяснилось, что мы с ним почти соседи — можно за пятнадцать-двадцать минут пройти от его дома до моего. Меня должны были встречать друзья на машине,и я предложила ехать с нами.
Обменялись телефонами. Я не собиралась ему звонить — по совету Оноре Бальзака стараюсь не проявлять инициативу в отношениях с сильным полом. Женщина не должна делать первый шаг — мужчины этого не прощают, считает писатель, написавший о любви столько, сколь¬ко у иного мужчины на голове волос нет. Правда, одно дело — сочинять романы, другое — творить собственную жизнь. По своей судьбе Бальзак знал, что в жизни бывает всякое. Достаточно прочитать документальной роман украинского писателя Натана Рыбака «Ошибка Оноре де Бальзака».
Дел у меня было невпроворот. Быстро забыла блаженство отпуска и железнодорожного попутчика. Он сам о себе дал знать — дней через десять.
— Здравствуйте, Аннушка.
— Кто вы? Меня так никто не называет.
— А вам нравится?
— Признаюсь, да.
— Польщён. Помните поезд?
— Вспомнила. Как давно это было!
— Надеюсь, не настолько давно, что вы забыли, как мы весело еха¬ли. Хочу пригласить вас на небольшой сабантуйчик. Я устраиваю.
— По какому поводу?
— Своих девочек собираю. Что-то они закисли.
— Девочек? Это ваши дети?
— Да нет! Работаю в «девичьей» лаборатории. Среди сотрудников один я — мужского пола.
— Везет же вам! Многие мужчины вам позавидуют.
— Нечему завидовать. Меня опекают. Это понятно. Я убедился: женщине обязательно нужно о ком-то заботиться: о ребенке, мужчине, ста¬рике, кошке, дереве... Но и я у них един, как Бог. Один во многих лицах. То играю роль поклонника, чтобы муж начал ревновать. То ста¬новлюсь мужем на вечер — если сотруднице надо быть непременно в тот момент замужем. Я прибиваю полки, ремонтирую утюги... Мы часто собираемся. А что делать? Скучно живем. Надо как-то тонус поднимать.
— Но у вас же веселая жизнь! Опекают, в гости постоянно пригла¬шают.
— В гости стараюсь не ходить. Можно и схлопотать от ревнивых мужей или женихов.
— И фокусы не помогают?
— Фокусы — это шутка. Я научный сотрудник, работаю в серьезном ин¬ституте. Нельзя быть все время серьезным. Иначе голова не будет работать.
— Я всегда верила, что самый веселый народ — ученые. И самый чуткий к музыке, поэзии. Мне рассказывал очевидец концертов поэта Николая Рубцова. Он приходил к ученым в валенках, вокруг его шеи был несколько раз намотан шарф, в стареньком пальто. Он не читал, а пел свои стихи под гитару. И физики, а собирались не только фи¬зики, плакали.
— Вполне может быть. Вы любите музыку? Какую?
— Всякую. И танцевальную, и симфоническую. Могу шторы гладить и вешать на крючки под музыку Петра Ильича Чайковского. Так веселее работа идёт.
— Вы — наш человек. Но мы отвлеклись от моего предложения. Программа такая — стол собираем вскладчину. Вас это не касается, вы — новичок. Будет человек пятнадцать, мне не хочется быть одному.
— Значит, я должна буду сыграть роль вашей подруги?
— Можете не играть. Просто будете моей дамой в этот вечер. При¬знаюсь, мне надоело, что меня считают не способным влюбляться в женщин. Я уже так долго верчусь в женском царстве, что впору лифчик надевать. Увидев вас в поезде, вспомнил, что я мужчина.
— А вы, в самом деле, не способны влюбляться в женщин?
— Наоборот. Но после развода с женой у меня пропала охота влюблять¬ся.
— Уверена: вы продолжаете любить ее. И не можете найти такую же или лучше ее.
— Возможно. Но скорее, дело в том, что я и не ищу. Ни лучше ее, ни хуже. Прошло не так много времени после развода. Хочется побыть холостяком.
— Мечта всех мужчин.
— Мечта идиотов! Простите. Так вы придете ко мне в гости?
— Не знаю, что и ответить.
— Скажите «да». Я вас встречу. Здесь же рядом. И потом провожу. Буду сражаться, как рыцарь, если кто-то посмеет вас обидеть.
— Против такого аргумента я устоять не могу.
Купила штук двадцать пирожных и пошла в гости
Он жил в безликой девятиэтажке. Однокомнатная квартира была чис¬тенькой, но почти пустой. Середину комнаты занимал большой стол, явно, предназначенный для посиделок. Всюду стояли горшки с цветами, что было неожиданным для мужского жилища. Но самый большой сюрприз ждал меня в середине вечера — хозяин «бала» играл на саксофоне.
Собралось много народу. Б;льшая половина — дамы, от тридцати до пятидесяти лет. Потрясающее явление советского времени: в промтоварных магазинах продавались вещи, на которые без слез нельзя было смотреть, а москвички всегда были шикарно одеты; прилавки продмагов были полупустыми (что, по-моему, никогда не переводилось в советских магазинах — рыбные консервы; когда не было чего-нибудь другого, банками с килькой и другими дарами моря заполняли витри¬ны; одно время они даже красовались в витринах Елисеевского мага¬зина — элитного продмага по тем временам; просто стыд и срам или «просто хочется рвать и метать, рвать и метать», как говорится в популярном советском фильме!), а в том, что там продавалось, витамины погибали в зародыше — а на щечках наших женщин алел здоровый румянец; даже в столице приличный парфюм нельзя было найти днем с огнем, а дамы благоухали французскими духами «Шанель № 5» и разными другими.
Вот это выживаемость! Рекорд по проверке теории англичанина Дарвина о естественном отборе.
У моего «соседа» собралось, действительно, веселое общество. Чувствовалось, что все давно друг друга знают и понимают. Много шутили, но шутки не были злыми, я бы сказала — оптимистично фило¬софскими.
Наелись, напились, наговорились. А потом хозяин взял саксофон, а один из гостей — гитару и полилась музыка. Не знаю, как с точки зрения музыкального критика,он играл. Мне понравилась его игра. Сама не играю ни на одном инструменте. Так получилось. Тянусь к музыке и обожаю тех, кто играет.
Мне нужно было пораньше вернуться домой. Хозяин всячески меня удерживал, но не удержал, проводил до остановки автобуса. И вернулся к гостям. Если бы не его саксофон, вряд ли бы мы с ним еще увиделись. Он играл так задушевно. Я, совершенно не сентиментальный человек, таяла. Этим он меня и «взял».
Но, как я давно поняла, у образованных мужчин, вернее, у твор¬ческих, другая тактика завоевания женщин. Они не пускают в ход сразу тяжелое оружие, все свои резервы, а действуют, как генералиссимус Суворов: изучают противника, определяют его слабые стороны, притупляют бдительность бездействием.
Девятый (потенциальный любовник) не предлагал мне сразу постель. Мы гуляли, вели беседы о литературе (он следил за публикациями в тогдашних журналах и за книжными новинками, что делало ему честь; кстати, в советское время чтение этих журналов было одним из немногих развлечений для думающей части населения), о музыке (тут первым был, конечно, он).
Как-то в нашем коллективе распространяли билеты (тогда это было популярным действом и в любом местном комитете профсоюзов имелся человек, ответственный за культурные мероприятия) и я взяла два на новый спектакль «Пришел мужчина к женщине» (не буду называть театр, чтобы не обидеть). Мы посмеялись над двумя-тремя фразами, а потом скучали. Мне было стыдно перед моим спутником за пошлость, несущуюся со сцены.
После спектакля он предложил мне сначала заехать к нему:
— Мы проголодались, а я купил цыплят табака. Готовлю их быстро.
И мы поехали к нему есть цыплят табака. Выпили немного вина. Он поиграл на саксофоне — музыка была мелодичной, из известных фильмов о любви.
Когда он меня обнял и посадил на кровать, я не кокетничала. По¬лучилось наоборот — пришла женщина к мужчине. Когда им от сорока до пятидесяти с хвостиком, они знают, зачем ходят незамужние к хо¬лостым.
Он был нежен. Никаких вступительных увертюр в постели «не проиграл» — не гладил мне грудь, не щекотал за ушком.
Потом я поняла — почему.
Едва мы начали, как его член сник. Вероятно, для Девятого это не было неожиданностью. Он не извинялся. Повернулся на спину и стал что-то делать под простыней, шуршал, одним словом. А другой ру¬кой гладил мои бедра. Нетрудно было догадаться, что он мял свой член и пытался пробудить эрекцию. Потом ушел в ванную и пробыл там достаточно долго. До этого мне не попадались любовники с такой устрашающей импотенцией.
Я не знала, что мне делать: одеваться и уходить или ждать. Поло¬жение щекотливое! Склонялась к первому — уйти. Но не хотелось обижать мужчину, мне было его жаль, как обычно жалеют больного че¬ловека. Импотенция — не порок. Это несчастье, сбой, болезнь. Надо лишь сочувствовать.
Он вернулся с торчащим пенисом. И все же ничего не вышло. Девятый начал злиться и злость перенёс на меня.
— Есть женщины, на которых не стоит.
— Ты хочешь сказать, что я такая? Я не обижаюсь на тебя, так как знаю толк в сексе. Ты расстроен. Успокойся. Твой член — такой же орган, как и все остальные; сердце, желудок, суставы могут болеть, а почему не может болеть член? К этому надо так и относиться.
У Дим-Дима тоже случались периоды импотенции, он очень нервничал. Я ему помогала, успокаивала. Главное в такой ситуации, чтобы мужчина не зацикливался на вялости пениса, не мучил его, пытаясь руками возбудить. Надо сказать себе и партнерше: «Сегодня что-то не полу¬чается, я устал (или — неважно себя чувствую). Все хорошее у нас впереди». И к врачу (сначала — к урологу) — если импотенция стойкая.
Сексопатологи в числе ведущих причин, побуждающих мужчин к самоубийству, называют и импотенцию. В советское время хватило бы пальцев одной руки, чтобы назвать практикующих сексопатологов. Может, их мало было потому, что члены ЦК KПСС находились уже в постсексуальном возрасте. А ведь именно ЦК КПСС решал, что народу нужно: сколько квадратных метров жилья на душу, какой ассорти¬мент продуктов в будни и праздники, какой специализации врачей готовить...
Сейчас, безусловно, другое положение. Средства против импо¬тенции рекламируют в газетах и по телевидению так же часто, как и прокладки для женщин, необходимые при менструации. Но – сначала к врачу! Реклама подождёт.
СЛОВО К ДЖЕНТЛЬМЕНАМ:
• Во-первых, импотенции не следует стыдиться. Не стоит откладывать визит к врачу при первых сбоях во время полового акта. Запомните: не вы первый и не вы — последний. Импотенция так же стара, как и мир.
• Во-вторых, импотенция может так же внезапно исчезнуть, как и появиться, все зависит от причины. Последнее дело в такой ситуации: пользоваться советами знакомых джентльменов; даже при простуде разным людям назначают разные лекарства.
• В-третьих, при лечении настраивайте себя на положительный результат. Пусть у вас дальше будет не тридцать два раза в сутки любовь с любимой женщиной, а один раз в тридцать два дня, но зато какого качества!
• В-четвертых, организм человека рано начинает стареть, просто до поры до времени признаки старения скрыты. Стареет и угасает и все то, что имеет отношение к половой сфере. Учтите это, если вы уже не маль¬чик, а муж (в смысле — зрелый мужчина). Не всегда юная леди (жена или любовница) может возродить былую доблесть члена. Лучше не рисковать — чтобы не растерять остающиеся резервы.
• В-пятых, не сексом единым жив джентльмен. Жизнь короткая, летит быстро. Большая роскошь — уходить в мир иной из-за импотенции.
• В-шестых, немало женщин, которые «завязывают» с сексом достаточно рано. Найдите себе такую подругу, если упорное лечение импотенции не дало результатов. Дружба между мужчиной и женщиной может быть такой же упоительной, как и любовь.
• В-седьмых, на свете так много интересных дел и мест! Освободившись от сексуальной «зависимости», вы сможете найти себе другое занятие, не менее возбуждающее, чем половая близость с женщиной.
Девятый быстро понял, что обидел меня:
— Прости меня. Я в отчаянии. В последний год с женой тоже получалось с трудом.
— Прощаю. Вы развелись из-за этого?
— Нет. Не думаю. Мы совсем разные люди. Она домоседка. Я люблю общество. Когда родилась наша дочь, супруга совсем ушла в домаш¬ние дела. Я помогал ухаживать за ребенком. Ночью подниматься к до¬чери — это была моя забота. Я сам так решил.
— Сколько лет сейчас вашей дочери?
— Она взрослая, замуж вышла. Часто ко мне забегает, порядок пы¬тается наводить, хотя я сам грязи не терплю. Мы с ней душевно очень близки. Может, потому что оба активные люди. Дочь переживает из-за нашего развода и пытается нас помирить.
— А в молодости у тебя сбои бывали?
— Никогда. Я учился, ходил полуголодным, как многие студента. Худой и не сытый. Но все работало, как надо, подруги оставались довольными.
— Так почему ты так расстраиваешься? Хорошего понемногу, как говорят. Ты не старый, но и не юноша.
— Вот именно — не старый!
— Женщинам тоже не хочется, чтобы с годами их лицо и тело покрыва¬лось морщинами. Но временем мы не управляем.
— Морщины можно замазать гримом.
— Можно и не маскировать их. Мне нравится, как считают францу¬женки: лучше десять морщинок возле глаз, чем одна на чулке. Возле глаз — от улыбок.
— Каждому мужчине хочется продлить удовольствие от любви.
— Ты рассказывал, что занимаешься наукой. Секреты мне твои не нужны. Но нет ли в вашей лаборатории каких-нибудь излучений? Им¬потенция, как я понимаю, дело тонкое, причин много.
— Ты говоришь, как профессор по изучению мужских членов.
— Муж... теперь бывший, приносил домой брошюрки. Не знаю, где он их доставал. Перепечатки из зарубежных книг. Мы читали их вмес¬те. Много полезного почерпнули. Там писали и об импотенции, поэтому я и сказала, что причин много. Ты хоть один раз у уролога был?
— Ни разу. Вот в отпуск к морю ездил, много плавал, в волейбол играл, по горам ходил... Надеялся. Я-то физически окреп. А он — нет.
Пока мы разговаривали, я оделась.
— Проводи меня, пожалуйста, до остановки. Ночь уже. А возле твоего дома ни одного фонаря.
— Не хочется подниматься. Может, ты останешься до утра?
— Завтра рабочий день, у меня есть еще дела, да и дом рядом.
Он вяло поднялся, надел спортивные брюки.
Я не могла остаться. Всю ночь вести разговор о его не встающем пенисе — все равно, что пытаться сохранить мороженое в жару.
Больше мы не виделись, и музыка не помогла. Я не звонила — не хотела напоминать о неудавшемся половом акте. Он не звонил — не знаю, почему, может, действительно, его член на меня не стоял?
ДЕСЯТЫЙ
Мы познакомились у общих знакомых. Вечеринку собрала моя приятельница по случаю своего дня рождения. А ее муж пригласил и своих друзей. Получилась большая компания.
Moй будущий любовник за столом оказался рядом со мной. Только мы двое были без пары и все решили, что судьба распорядилась свес¬ти нас.
Почему-то весь вечер гости были сосредоточены не на виновнице торжества, а на нас. Так иногда бывает не в очень веселых компа¬ниях — люди ищут какую-нибудь зацепочку для шуток, только бы не скучать. И тосты были соответствующие:
— Пусть между вами завяжется любовь.
— Чмокни ее в щечку, — советовал подвыпивший хозяин. — А потом выпейте на брудершафт.
Пить с поцелуями я отказалась.
— Совет вам да любовь.
И все в таком духе. Мы не обижались. Народ просто веселился.
В тот год у меня был не самый лучший период. Личной жизни ни¬какой. На службе шло не так, как я хотела. У сына были сложности. Я начиталась гороскопов. Звезды мне советовали жить тихо, не то¬ропить события, не принимать скоропалительных решений, терпеть и ждать. Так я и жила — спрятавшись, насколько это было возможно, в раковину, как улитка при опасности.
Не могу сказать, что на сто процентов верю в гороскопы. Они только входили в моду. Но надо было на что-то опираться и жить дальше. Надежных мужских плеч рядом не было. Да и вepy в их поддержку я уже потеряла.
Открывала в себе резервы сил. То,что жизнь у каждого человека полосатая, знала давно. Просто надо мужественно переживать тёмные полосы.
Вышли мы из квартиры моей приятельницы вместе, но провожать себя я не разрешила.
Он был высоким, худощавым, сутулился; чуть старше меня, а голова совершенно седая. Не знаю, уж от каких забот она у него так ярко и быстро поседела.
Мне он показался неухоженным. Никогда не знала, был ли он же¬нат и есть ли у него дети. Он не сказал, а я не спрашивала.
Через несколько дней мне позвонила приятельница, у которой я была в гостях:
— Анна, ты очень понравилась (назвала имя). И он попросил твой телефон. Как ты на это смотришь?
— Отрицательно. Не хочу пустых разговоров. Мне сейчас не до мужчин. Я специально заморозилась, чтобы не чувствовать присутст¬вия их на планете.
— Ладно тебе! Разморозься. Я уже дала ему твой домашний телефон. Не захочешь с ним разговаривать — так ему и скажи. Я его мало знаю, а мой отзывается о нем очень хорошо.
— Ты напрасно это сделала. Надо было сначала у меня спросить.
— Не обижайся. Я скажу своему, что ты недовольна. Он предупредит приятеля, чтобы не звонил. Но ты напрасно себя так ведешь, мужчины, как специи, всегда нам нужны, чтобы улучшить вкус жизни.
— Смотря,какие специи и для каких блюд. Сейчас мне не хочется сладкого.
— А на солёненькое не тянет?
— Типун тебе на язык! Недавно разговаривала со своей давней зна¬комой. Ей под семьдесят, с мужем они живут лет сорок. Он до сих пор хватает ее, как она говорит — за лобок. Мне она призналась: «Ты, девушка, даже не представляешь, что такое любовь после климак¬са. Рай! Беременность не угрожает, можно полностью расслабиться. Сама от страха не мучаешься, муж от свободы действий в полном бла¬женстве». Так что, у нас с тобой, подруга, все впереди.
— Если только стоять у моего будет. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. И ты не теряй время зря. До климакса,что ли ждать будешь?
— До чьего климакса? Наконец-то,врачи признали, что климакс бывает и у мужчин. И он, по моим наблюдениям, наступает у них рань¬ше, чем у нас.
И все же он позвонил. У него был специфичный голос — каркающий, грубый. Сначала мы коротко говорили о том, о сем, потом нашлись общие темы. Он долго уговаривал меня встретиться — по¬гулять по цент¬ру города или по переулкам, выпить где-нибудь кофе, до которого он был так же охочий, как и я. Отказывалась, так как я уже насытила свою обиду,и заводить любовников мне не хотелось. Я мечтала о других встречах — у которых могло бы быть будущее.
А как-то он встретил меня у подъезда здания, где я работала.
— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, — сказал он вместо приветствия. И протянул мне чахлую белую гвоздику.
Я видела — волнуется, нервно курит. Хотел взять меня под руку — не решился.
«Мы это уже проходили, проходили, проходили», — с тоской думала я.
С тех пор мы нередко гуляли,и благодаря новому знакомому я узнала многие районы Москвы и их биографию.
Он давно приглашал меня в гости, но я не решалась как-то ме¬нять наши невинные, дружеские отношения. Однажды по делам ока¬залась в его районе. Заканчивалась рабочая неделя. На улице буше¬вала весна. В воздухе носились флюиды. Женщины сбросили шубы и открыли свои фигуры. Мужчины стали втягивать в себя отросшие за зиму животики. Природа настраивалась на любовь. Да и у меня настрое¬ние улучшилось за последние месяцы.
Позвонила. Он встретил меня у метро. Я поразилась убогости в его квартире. Жил он с отцом, комнат было две. Очень чисто, но настолько скромно, что у них не было и половины тех вещей, которые нужны, например, в кухне. Малюсенький телевизор. И пустой холо¬дильник.
Он не работал. На что они жили, не знаю, возможно, на пенсию отца, который время от времени уезжал к родственникам на неделю-другую. Наверное, там подкармливался.
Считал себя поэтом. Писал стихи и складывал их в стол. Когда мы познакомились поближе, он показал мне ящики письменного стола, до¬верху заваленные написанным. Читал свои стихи. Основной их сюжет, или мотив, не знаю, как это называется у поэтов; может, нить — несправедливо устроенный мир, дураки-правители, грядущие катак¬лизмы... Я вежливо слушала, старалась уцепиться хоть за одну строчку, чтобы похвалить. Возможно, они были талантливы, но на слух — ни уму, ни сердцу.
Стихи, что дети; родители от них в восторге. И любая критика в их адрес воспринимается с обидой и в штыки. Да и зачем мне было его критиковать? Человек пишет стихи и этим живет. Это его мир. И я не собиралась его разрушать. А что касается понимания, так и гениального Пушкина не понимали ни его родители, ни мадонна Натали, но Александр Сергеевич продолжал писать. И главное — печатал стихи и прозу, не обращая внимания на критику.
Возможно, моему поклоннику нужен был человек, которому он мог бы читать свои стихи — в любой час дня и ночи. Просто читать. Творческие люди болезненно относятся и к любому замечанию. Наверное, поэтому мой Десятый любовник так ничего из написанного и не опубликовал.
Он был, безусловно, образованным, начитанным человеком. Одна рос¬кошь присутствовала в его квартире — библиотека. Думаю, что какие-то временные заработки он тратил на книги, да еще на выпивку — со¬вершенно трезвым я его не видела. Но и пьяным — тоже.
Любовью мы занялись не сразу. Я стала бывать у него, когда отец уезжал. Обязательно приносила с собой еду.
Когда он первый раз попросил у меня взаймы денег, опешила. Деньги ему я дала. На них он купил продукты и спиртное, чем меня и угощал.
«Если я открою кошелек и дам мужчине хоть одну монетку, наденьте на меня смирительную рубашку, и — прямо в психушку», — говорит одна из героинь бразильского телесериала «Клон».
... Я уже поняла — на трезвую голову перед ним не разденусь. (Не понимаю, как можно заниматься любовью в одежде? Уж если мужчина и женщина «дошли» до постели, то чего стесняться?)
Если бы хоть какая-то искра блеснула между нами! Хоть слабый импульс! С моей стороны — только изголодавшаяся плоть. А что с его? Надеялась — потом что-нибудь сверкнет. С тем и легла на спи¬ну. Предварительно глотнув полстакана вина.
Потом я поняла, что мой любовник просто соткан из комплексов. У него был мрачный взгляд на весь окружающий мир. Таким надо жить отшельниками. Потому что им тяжело, но и рядом с ними тяжко. В конце концов,они или спиваются, или сходят с ума. Доказывать им, что окружающий мир проще, чем им кажется, что он не настроен враждебно к человеку — бесполезно. Комплексовал он и по поводу своей внешности.
Не могу сказать, что мне совсем уж плохо было с ним в постели. Но в свое время Дим-Дим меня «развратил» увертюрами до физической близости, он умел обставлять все красиво, строить каждый любовный кадр, как режиссер; в нем сосуществовал не просто мужчина, желающий воткнуть свой член во влагалище женщины, а лю-ю-б-о-о-в-н-и-и-к! Дар! Дарованный и приобретенный.
С Десятым все было сурово, он стыдился своей наготы и меня застав¬лял съеживаться. И чего было стыдиться? Развит физически он был хорошо, все было на своих местах.
С поэтом без поэзии. Скука!
Вспоминается лишь один миг, когда я почувствовала трепет. Я лежала голая, вытянувшись, как солдатик. Он лег на меня — голый, тоже как солдатик. И так лежал какое-то время без движения. Передать словами это невозможно — я чувствовала всe выпуклости и впуклости мужского тела, в этой позе была эротика и наивность; откуда-то из-под «ложечки» нарастало возбуждение и заливало меня нежностью и желанием близости с этим мужским телом. Вероятно, он почувствовал новизну чувства так же, как и я. Это дало нам всплеск возбуж¬дения,и мы с большой охотой провели любовный раунд со счетом «ничья» — оба закончили оргазмом, пусть и не вместе.
Но страсти у меня к этому мужчине не было. А то, что на меня иногда рядом с ним накатывало — было просто реакцией моей плоти. Здоровой реакцией. И здоровой плоти. Долго наша связь продолжаться не могла.
Он в очередной раз попросил у меня денег и к следующему нашему свиданию купил коньяк, сделал бутерброды. А я принесла кофе, слив¬ки и что-то сладкое.
Коньяк — не мой напиток, для меня он слишком крепкий.
Мы послушали музыку — у него была гора пластинок. Я покопалась в его библиотеке, что делала всегда. Уверена: если хочешь украсить свою жизнь и чему-то научиться — надо читать книги.
И вроде все было хорошо. А потом я увидела бутылку коньяка, бутерброды. Все это было куплено на мои деньги. А рядом сидел большой, не старый мужик, с руками и ногами, но не способный даже свидание с женщиной устроить на свои средства.
И такая на меня напала тоска! Хоть вой. Надо было бы встать, хлопнуть дверью и уйти. А я «хлопнула» две рюмки коньяку — одну за другой, и почувствовала: если не выйду на улицу и не глотну све¬жего воздуха, то задохнусь.
Без всяких объяснений взяла сумочку и попыталась уйти. Но меня шатало. Язык заплетался. Десятый даже испугался, хотел меня остановить. Он видел, что я опьянела, но не мог своим узким лбом понять, зачем я столько выпила.
Не знаю, как бы я добралась домой одна — путь был неблизким. Любовник увидел, что я в полуобморочном состоянии, предложил пойти пешком до метро. И это было правильное решение — меня немно¬го обдуло ветром.
Я шла, шатаясь. Рыдала и пугала людей. Слезы лились и лились, я размазывала их по лицу рукой, как это делают дети. Как же мне было плохо! Думала: «Почему же мне так не везет! Не могу найти себе среди мужчин приличного друга. Вот идет рядом здоровый мужик. Не может свои стихи отнести в издательство — боится, что не примут, заранее боится! Страшится критики и разо¬чарования, что его стихи не понравятся. Инертен, необщителен, мямля... и зачем тогда на его костях так много мяса, мышц? Из такого можно было слепить двоих мужчин, возможно, они бы были энергичными, решительными.
Зачем он мне? И зачем они мне все, с кем я спала? Удовлетворила свое любопытство — узнала, какими еще (кроме Дим-Дима) могут быть мужчины, как сексуальные партнеры. Хватит! Надоели! Теряю время! Ничего не приобретаю! Сама виновата. Никто на веревке в постель не тянет.
Сколько можно тешить свою обиду? Обида брошенной женщины — гостья долгая. Уж если пришла, то занимает все жизненное пространство. Прогнать невозможно. Прогонишь — вернется. Надо время, чтобы сама отстала, ушла. Насыщенная и удовлетворенная, напившаяся крови, как болотная пиявка.
- Твоя обида, - ругала я себя, - скоро лопнет от сытости. Остановись! Сколько интересного на свете! Давай, переключайся на что-то другое. Ты это умеешь.
... Мы подошли к метро, меня все еще шатало, лицо было зареванным. Любовник крепко взял меня за руку, провел мимо контролера, усадил на скамейку в вагоне. Я положила голову на его плечо — иначе бы она болталась из стороны в сторону, закрыла глаза. Когда мы вышли из вагона на моей станции, я уже пришла в себя, поэтому попросила не провожать меня дальше. Боялась, что меня начнет тошнить. От него. А не от коньяка.
Как только Десятый вернул мне долг, мы расстались. Я не могла оставить ему свои деньги. Принципиально. Звонила и напоминала. Лучше отдать нищему или отнести в церковь. Я надеялась, что он почувствует стыд. Чувствовал ли? Возможно, и нет. Если мужчина не добивается чего-нибудь в молодости, затем он просто костенеет. Ждать от него каких-то порывов и прорывов, по-моему, бесполезно.
Но что мне до него? Вот только не нужны мне любовники, которые берут у меня деньги взаймы.
За свою жизнь я напилась три раза.
Первый в начале студенчества. В юности я натанцевалась!
Кишиневский приятель А.С. Пушкина В.П. Горчаков рассказывал, что поэт любил карты («Игру Пушкин любил как удальство») и танцы («Как общественный проводник сердечных восторжений»). О танцах — это точно.
На танцплощадке в парке я и подруга познакомились с двумя сту¬дентами. Натанцевались и насмеялись вдоволь. Мальчики пошли нас провожать, и тут подруга вспомнила, что у нее день рождения. Из кошельков и карманов наскребли только на бутылку «Вермута». Подруга жила с родителями. Зашла в дом, но нашла лишь несколько кусочков хлеба и половину сухой тарани.
В пустых студенческих желудках вино устроило революцию, парни держались стойко, да для них и доза была не так велика. Мне же от выпитого стало так плохо, что меня коллективно вели до квартиры, где я снимала угол. Я доплелась до кровати и, не раздеваясь, уснула. Утром получила выговор от хозяйки за то, что всю ночь стонала, мешала ей спать. С тех пор у меня «табу» на «Вермут» и другие креплёные вина.
Второй раз я напилась, когда была замужем за Дим-Димом. Мы по какому-то поводу собирали гостей. Я приготовила индейку — главное блюдо для сытости в желудках гостей. Но надо было поставить на стол еще что-нибудь. И я неделю металась из очереди в очередь. Возможно, кто-то помнит фильм «Интервью по личным вопросам» с прекрасной грузинской актрисой Софико Чиаурели. В этой картине очереди во всей своей красе; женщины с авоськами и кошёлками в руках, зубах и на шее.
Дим-Дим занимался подготовкой к приему гостей больше теорети¬чески. Мог поставить на стол тарелки, ножи-вилки, покупал спирт¬ное. Практическая часть лежала на мне (это выражение всегда меня смешило, что на мне может лежать? Ничто. Кто — другое дело!). Конечно, я устала. Но не жаловалась. У меня всегда был малень¬кий сюрприз к какому-нибудь торжеству, поднимающий мне настроение. В тот раз — платье, трикотажное, синее с белой тонкой полоской на рукавах, поясе, низ платья был расклешенный... Купила его в комиссионном, отдала в химчистку и потом прятала — ждала удобного случая, чтобы надеть.
Стол у нас получился на славу. Мы с супругом пригласили людей, которых давно знали,и с которыми не надо было напрягаться, что-то из себя изображать.
Когда напились, наелись и наговорились, пошли танцевать. Я чувствовала себя молодой, красивой, любимой и от этого летала. Вдруг стала танцевать (или — отбивать) чечетку, да так ладно! Первый и в последний раз в своей жизни.
Но чем-то я все же не угодила в тот вечер своему супругу. Мужья, имевшие недостаток быть значительно старше своих жен, любят поучать. И Дим-Дим был такой. В чем-то он меня упрекнул, а, может, приревновал к кому-то, деталей уже не помню. Я не сдержалась. Мы и поссорились. Несправедливый его упрек жег мне душу. Чтобы не разреветься, я выпила вина, чуть больше, чем обычно пью. Хорошо, что к тому времени гости уже были у порога. Возможно, я на короткий миг потеряла сознание. Очнулась и увиде¬ла: лежу на тахте, рядом стоит Дим-Дим и держит таз. У меня сильно болела голова и была дикая рвота. А супруг здорово поблед¬нел,и у него дрожали руки. Испугался!
А в третий раз, о чем я уже рассказала, я была пьяна от тоски.
Об одиннадцатом, двенадцатом любовниках у меня нет желания рассказывать. Ничего яркого, роман¬тического не могу вспомнить. Как появились они в моей жизни, как любовники, так и исчезли. Они не цеплялись за меня, а я — за них. У каждого была своя «рана» — развод, болезнь, неудавшаяся карье¬ра, интриги. Они хотели полечиться ( или отвлечься) сексом. И, конечно, задушевными разговорами.