Он сидел у окна и смотрел сквозь мутное стекло на мрачную улицу. Крупные капли дождя неистовой методичной дробью барабанили по подоконнику. Редкие прохожие, не успевшие вовремя укрыться от непогоды, перебегали из подъезда в подъезд, накрыв голову портфелем или журналом, а кто и вовсе, ладонями. Мостовая превратилась в один бушующий грязный поток, уносящий мелкий мусор и листья в водостоки вдоль бордюров.
Он сидел в темной комнате, в полном одиночестве. Он не любил свет, и не включал его даже вечером. Дождь нравился ему. Монотонность дождя приносила ему некое непонятное, ни с чем не сравнимое чувство спокойствия и умиротворения. Он вспоминал, как в детстве, когда начинался дождь, он обувал резиновые сапоги, брал старенький кассетный плеер «Sanyo», вставлял в уши наушники – «ракушки» и выходил на улицу. Часами он бродил под проливным ливнем в полном одиночестве, слушая музыку. Возможно, тогда это была просто мальчишеская бравада, каждый хотел показать другим, что он не такой, как все. Тем более, зная, что в этот момент на него из окон смотрят его друзья, знакомые, подруги. Он нарочно по несколько раз проходил мимо их окон. Бывало, что простужался, но всякий раз, когда начинался дождь, он снова шел в густоту серости и одиночества.
И по прошествии стольких лет, он не перестал любить дождь. Сейчас, он, конечно, не бросался безрассудно на улицу, в силу ряда объективных причин, а был вынужден наблюдать за мокрым городом из окна, слегка отодвинув штору. Его все равно не было видно снаружи, но какое-то подсознательное чувство того, что за ним наблюдают, невольно заставляло его находиться не вплотную к окну, а немного в глубине комнаты.
Он сидел молча, сцепив пальцы рук, и просто смотрел в одну точку. Он не выискивал кого-то конкретно. На улицу он не выходил, общаться ему было особо не с кем. Он вынужденно любил свое одиночество. Иногда он закуривал сигарету, прикрывая штору так, чтобы с улицы не был виден тлеющий огонек, и с наслаждением выпускал дым. Затем он тушил окурок в голубой прозрачной пепельнице и снова продолжал смотреть.
Дождь все усиливался. Несмотря на то, что на улице стоял только ранний вечер лета, было темно, словно глубокой ночью.
«Странно, что нет грозы», - подумал он. – «Обычно в это время всегда бывают грозы».
И небеса, словно прочитав его мысли, с грохотом разверзлись. Сверкнула ослепительная молния, а вслед за ней оглушительно прогремел гром.
Он грустно улыбнулся.
- То, что надо, - беззвучно прошептал он. – Прямо, как тогда.
Его пальцы сжали ручки кресла, а дыхание участилось. Придвинувшись поближе к окну, он смотрел, как яркие вспышки озаряли мокрую улицу, отражаясь в тысячах окон и его глазах. Чем больше наэлектризовывался воздух от огненных разрядов, тем больше воспоминаний накатывало на него. Чувства и эмоции, словно нахлынувшее цунами, вырывались из потаенных глубин памяти и миллионами раскаленных игл ожесточенно впивались в воспаленный, уставший мозг.
Ночное шоссе. Проливной ливень, с которым не справляются «дворники» со старыми резинками. Свет фар не пробивает стену дождя, застревая где-то в двух метрах впереди автомобиля. Тем не менее, скорость не меньше 120 км/ч, на полную громкость кричат колонки. Затем удар, резкая вспышка. И тишина.
Она кричала не гнать с такой скоростью. Даже пыталась выхватить руль. Но он, пребывая в какой-то непонятной эйфории, вызванной адреналином, отшвырнул ее на пассажирское сиденье и продолжил свою дьявольскую гонку.
А теперь она каждый раз смотрела на него из каждой капли дождя. Но, как только он пытался сфокусировать взгляд на ее лице, образ тут же уносился прочь, в сторону, словно черные узоры перед глазами, которые никак не удается четко поймать. И лишь, глядя отвлеченно сквозь призму стекла и капель, он мог наблюдать за ней.
Струи дождя, словно потоки соленых слез из ее печальных глаз, бежали по стеклу, наполняя его сердце еще большей любовью. Он чувствовал свою вину, и он не мог сбросить эту тяжесть со своей души. Он был наказан одиночеством, но этого было недостаточно. Он жаждал большего искупления, знал, что рано или поздно оно должно наступить, как обязательное условие безграничной любви. Каждую минуту он вспоминал ее последний взгляд, переполненный болью и упреком. И то, что она не сказала ни слова. Обычно в последние секунды стараются высказаться, сказать самое наболевшее, гнетущее, но она молчала. Просто смотрела на него сквозь дождь. А потом ее душа растворилась в холодных каплях.
Очередная вспышка молнии озарила его квартиру на последнем этаже двенадцатиэтажного дома. Отблески мелькнули в его наполненных любовью глазах, и внезапно он увидел ее. Она смотрела на него так нежно, что его сердце бешено заколотилось. Впервые с той ночи он смог заглянуть ей в глаза. Она смотрела на него, и в ее взгляде читалось прощение. Он протянул руку и прижал ладонь к стеклу. Она улыбнулась и протянула свою руку ему в ответ. По его щеке скатилась слеза. Затем еще одна. Два мира, в каждом из котором шел свой дождь, разделенные тонким оконным стеклом.
- Ты прощаешь меня? – прошептал он.
Она медленно кивнула в ответ и стала удаляться в дождливый мрак.
- Не уходи, прошу. Я так сильно люблю тебя, - его голос стал похож на удушливый хрип.
Она снова улыбнулась.
Он медленно встал с кресла. Его руки нашарили щеколду окна. Он неотрывно смотрел в ее прекрасные, вечные глаза. Распахнув окно, он встал на подоконник. Ветер развевал его волосы и одежду и больно стегал каплями по лицу, но он не обращал на это внимания. Перед ним была только она.
Он улыбнулся. Он ощутил прощение, которое никто не мог ему дать на всем белом свете, кроме нее. Любовь победила. Любовь всегда побеждает.
Не отрывая взгляда от ее очаровательных глаз, он шагнул вперед.
***************
- Помянем Серегу. Хороший мужик был, - Алексей разлил водку по стаканам и, не чокаясь, опрокинул его содержимое в глотку. – Земля ему пухом.
- Царствие небесное, - отозвался Дима. Выпив, он закусил малосольным огурцом и утер рот. – Непонятно только…
- Что непонятно? – Алексей наполнил по второй.
- После той аварии, когда Светка погибла, доктора сказали, что он безнадежен. Не было ни единого шанса, что он когда-нибудь встанет на ноги. Полный паралич ниже пояса. Он же весь год из инвалидного кресла не вылазил, из хаты не выходил. Ему ж Никитична и еду готовила, и в комнате прибирала, и лекарства там, если че…
- Ну?
- Что ну? Я лично слышал, как несколько свидетелей, которых менты опрашивали, говорили, что они видели, как Серый стоял на подоконнике. Гроза была, вот его молнии и освещали. Один даже с ангелом сравнил, - мрачно усмехнулся Дима. – Так как он мог залезть на подоконник, если он паралитик?
- Знаешь… - после некоторой паузы заговорил Алексей. – В мире есть только одна штука, которая может сделать с человеком, что угодно, и даже чудо.
- Бог? – спросил Дима.
- Может, и Бог тоже… Не уверен… Есть он или нет? Кто знает? А это – точно есть. И имя этому – Любовь…
12.07.2011