Сказ о том, как Иван купец за Каменный Пояс ходил

               
 Савиново, Салтаново, Красный Яр, Чёрный Яр, Мелехино, Таскино, Костылево, Путимцево. Сколько таких деревень раскидано по земле русской. Есть такие и на Урале. А всё от туда, с тех далёких времён великого пересе-ления. Со всех губерний, селений больших и малых, потянулись сюда на эти бескрайние, необжитые таёжные места крестьяне, работные люди. Одни шли в поисках лучшей доли, другие скрывались от преследований и гонений. Ма-нила свобода и фактическое отсутствие власти. На двадцать лет, царь своим указом, освободил переселенцев от всяческих налогов и поборов. Больше то-го: по царскому повеленью, каждому первосёлу по два рубля в год обещано было!

 Но были и такие, что попали сюда не по доброй воле. Среди них и Иван – купец, разудалый молодец из Новгорода Великого. Торговлей он давно промышлял. Ещё с измальства в лавке у купца Калашникова на побе-гушках был. А как малость подрос, тот его премудростям купеческим обу-чать стал. Торговля она наука хитрая. Одного ума мало, да и жилка своя нужна. У Ивашки она с детства пробилась. Что где раздобыть, променять, продать повыгодней - на это у него хватка была! На подъём лёгок: век бы с товаром разъезжал. Ему и жениться не досуг - всё в дороге да в дороге. Же-них, впрочем, завидный из него вышел. Из себя статный, характеру само-стоятельного, охотник бывалый. Да при деньгах к тому же: своё дело купе-ческое давно завёл.
 
Прослышал Иван о новых землях за Камнем, где зверьё непуганое само в руки идёт, да охотникам по головам бегает. Решил он счастья испы-тать. Присмотрел лошадей по надёжней, закупил соли, сахара, муки, крупы разной, водки. Пороха и дроби по шесть  пудов взял, самоваров медных пу-затых, парчи да ситца бабам на платья. И снарядился в путь дорогу. Путь предстоял не близкий, опасный. Проводник добрый попался, опытный. По Бабиновской дороге обещал провести за восемнадцать дней. Рассчитывал Иван в Верхотурье, город – крепость на Туре попасть на Николин день ( 6 декабря). Там, глядишь и Рождество на носу - торговля бойчее.

Нынче Иван ждал заморозков с нетерпением. На Михайлов день зима уж накрепко взялась: снегу больше аршина навалило. Мороз крепчал день ото дня. Иван радовался, в нетерпении потирал руки и напевал под нос:
                Пришла зима, трещат морозы,
                На солнце искрится снежок;
                Пошли с товарами обозы
                По Руси вдоль и поперёк. 

Домашние конечно жутко воспротивились. Всяко стращали: мошка, звери дикие заедят тебя люто, в болоте безвестно сгинешь, шаман тебя к се-бе заберёт, душу отымет. Особливо бабы голосили, руки заламывали. Не-весты за ноги хватались. Только Ивану всё ни почём. Усмехается только, да знай своё гнёт.

На  Заговины отьелись, мамону потешили, а на самые Филипповки попрощался Иван со всей челядью. Мать обнял, велел себя беречь, его до-жидаться. Да и двинулись они с проводником в путь-дорогу дальнюю.
 
До Соли Камской добрались наезженной дорогой. Здесь напроси-лись на постой. Перед дальней дорогой попарились в баньке, отоспались в тепле, помолились за благополучие на дорожку. За три дня подремонтиро-вали сани, починили сбрую, подковали лошадей. Впереди их ждали безлюдные малобжитые места. Новая государева дорога тянулась по долинам местных рек и притоков, слани  через болота и топи. Все двести шестьдесят три версты пни, поизломаные, размытые мосты, канавы да выбоины. Благо зима сковала всё ледяным панцирем, выровняла снежком. Зимник - он и есть зимник. Только по полозу и проедешь. Редкие вогульские поселения миновали спокойно, стороной. Однажды только инородцы напали. Мелкий оказался народишко, глаза чёрными бусинками из щелочек светятся. Сапоги-портки до самых до подмышек. Выбежали нежданно из леса, окружили и давай селя требовать. Соль-то у Ваньки далеко была, а про тот случай  на заначку в полостях огромная бутыль с водкой запрятана, да пол пуда хлеба отдал. Считай, дёшево откупился. А так почитай по тихому добрались. Ружьем проводник пользоваться не советовал. Зверьё их не трогало. Сторонилось только. Схоронится, бывало заяц под кустм, а проводник подойдёт, покланяется, прощения попросит, да и возьмёт косого за уши. С волками тоже ни разу не повстречались. Видно сытые  те ходили.

На заставах, вдоль дороги весь товар осматривали,  составляли опись и строго велели ехать только через верхотурскую таможню. На центральном перевале через Каменный Пояс растянулась очередная застава – село Растес.
          
 Стоят люди вдоль тракта  и предлагают проезжающим товар, кто во что горазд. Тут и ножи и топоры, ружья, конская сбруя, лесные ягоды, кед-ровые орехи, лапти, туеса, рыба, бабьи платки и сарафаны, мужицкие порт-ки. Самые шустрые подбегали прямо к саням, доставали из под полы свой товар, расхваливали. А Иван всё посмеивался.
- Да ты хоть знаешь, кому суёшь, дурень? Я может сам купец третьей гильдии буду. Тебе продам, чо хош! 

Однако поводья велел приспустить. Шкурки разглядывал, прицени-вался. Кое-где и поторговался для смеху, на пробу. Для купца цену знать - самое первое дело!
Вот здесь то, у Растеса Иван и дал маху. Подошёл к нему один из ме-стных. По всему видно - государевый человек. Да и предложил Ивану Вер-хотурскую таможню краем объехать. Дескать: зачем тебе заставскому сборщику втридорога платить. До восьми копеек требуют. За такие деньги на местном базаре можно двух поросят купить! Обдерут как липку. Проведу тебя до города потайной дорогой и возьму по божески: всего–то три копей-ки. Могу и товаром взять. Мы люди не гордые, а тебе выгода очевидная.
Покумекал Иван, у проводника поспрашивал и решил в объезд дви-нуться. Риск - благородное дело, тем более до Верхотурья рукой подать -  две смены лошадей. По прямой и того быстрей выйдет. Да и слыхивал Иван про такие проделки, вроде всё гладко выходило у других-то.

Стража их схватила у самого города. В лесу схоронились черти. Вид-но застава потайная была или донёс кто.

Били люто батогами и кнутом. Товар отобрали. Проводник, мужик мирный, в драку не полез. Схватили его за руки, за ноги, закинули в телегу, что мешок с ватой и увезли незнамо куда. Иван парень не промах,  кулачи-щами своими давай махаться. Да зря только. Так бы может разули раздели, да с миром отпустили, а тут в острог заперли, в железные колодки заковали.
         
Лежит Иван в холодном сыром погребе ни жив ни мёртв, весь в непонятках. Думу думает о судьбе злодейке. Проводника  жалеет. Хороший был товарищь, надёжный. О товаре и не вспоминает, лишь бы в живых ос-таться, не до жиру. Он сейчас, что вор да разбойник по закону выходит. Ка-бы два пальца на левой руке не отсекли. Спину так исполосовали - адским огнём горит. Всё тело болит, на ноги не подняться. Постонал Иван, погоре-вал, да и уснул так. Молодость, видно своё взяла.

На утро проснулся от холода. Руки дрожат. На пальцы поглядел, по-любовался. Жалко пальцы-то. Как потом девок, обрубками пугать? Над го-ловой, слышит, кто-то ходит. Он и давай кричать:

- Эй, там, коли живой вам нужен, поближе к печке меня тащи -  ото-гревать надобно. А нежели не жить мне, так и тянуть не резон. Чего меш-кать, с самого Новгорода еду за вашей пулей.
Вверху загоготали, затопали, отодвинули железный засов и от-кинули западню. Чья- то бородатая морда всунулась в проём, вслед за тусклой лампадкой, пытаясь разглядеть пленника.

- А, жив голубчик!

- Жив пока. Чего тянете, душегубы: или спасайте или порешайте ско-рее.

- Ты извини мужик, мы люди служивые. Нам, что казнить, что мило-вать, всё одно – работа.

К тебе спускаться, так и подавно тяжёлая работа. Сам вылезешь, глядишь хороший работник для Турчаниного будешь, а можа Акинфий Демидов за тебя больше даст или Строганов. Там в низу лесенка, залазь, коли околел.
Вверху опять заржали и загоготали как лошади. Судя по голосам, стерегли его два здоровых  мужика в годах.

Делать нечего. Стал Иван на одних руках подтягиваться, да не тут-то было, силы не те. Пообласкали вчера, пообгладили!  Помаялся так-то и во-все из сил выбился.
Надзиратели наблюдают, сверху-то. Вот один и говорит, посмеивает-ся:

- Погоди, скоро тебе облегчение выйдет. С такого слабака и работы не спросишь. Тут в случае и закопаем, без хлопот.
Видит Иван, дело плохо. Из последних сил наверх полез, да рухнул обессиленный на самый ледник, прямо темечком.

«Эх, - думает, - вот и конец мне пришел. Зато пальцы целы».
Подумал так, да и вырубился.

Сколько пролежал – и сам не знает, только тепло ему стало. Сон ему снится. Лежит будто на зелёном лугу, а сверху солнышко припекает, как на сенокосе. Всё жарче и жарче ему становится. Спит себе, а в голове дум-ка:«Это уже черти меня на сковороде жарят, за то, что пошлину не запла-тил».Совсем невмоготу стало. Глаза открыл. Не понял сперва. Лежит на пе-чи, как у себя дома. Колодок на ногах нет. Внизу два стражника сидят с бер-данками, махру курят.

«Видно, - думает,- мертвяком меня вытащили, оттаивать положили, а я и отошёл. В бега кинуться - убьют, не промахнутся».

- Эй, мужики, пожрать чего дадите?
            
-Живой чтоль? Ишь, что удумал! Мы из-за него два часа в снегу мёрзли, а он – помирать! Давай слазь, к барину поедешь.
 
За стенами сторожки гудела и грохотала снежная вьюга. За окном, затянутым бычьим пузырём совсем рассветало, но из - за метели не было видно ни зги. Хоть глаз выколи.

- Бог с вами, мужики. Хороший хозяин в такую погоду собаку во двор не выгонит.
Не слова не говоря, эти двое натянули себе поверх полушубков зипу-ны, затянулись подпояской. Ему дали огромный тулуп и вывели вон. Повезли на санях. Один охранник правил лошадью. Другой сидел сзади с берданкой. Ехали долго, вёрст тридцать. К полудню вьюга улеглась. Поутихло. Иван повеселел, разговорился:
 
- Куда товар-то весь мой дели?  Порастащили, али в казну, по чест-ному? Эх, там водка была! Вот бы щас подлечиться самому. Ни чего бы не болело! Ироды,- обратился он к тому, что с берданкой.

Стражник и сам давно зевал толи от скуки, толи от холода. Рад был поболтать, потужить о житье-бытье:

-А ты не ерепенься и коли у тебя, брат такая оказия вышла, с других не взыщи. У нас с этим шутки плохи. Суровый край - суровые законы. Та-ких как ты баре покупают в крепостные для своих заводов, принимают туда беглых и старообрядцев, башкир. Эти, дескать, подешевле и ответу за них нет, - что хош с ними делай. Те, что поумней в смотрителей и управляющих метят. Самые звери, прихвостни да наушники из них выходят. На руднике и вовсе людей насмерть забивают. Начальство лютует, давеча самолучших мастеров до смерти захлестали, кастетом по зубам бьют, заковывают в кан-далы, держат в сырых подвалах. Платят мало – только бы не умер человек. Всё на страхе держится. В Невьянске, Полевском, Сысерти, Тагиле всё одна жизнь – подневольная.  Жаль мне тебя Милок.

- Да  рано меня ещё жалеть-то, не помер пока. Я можа поболе твоёва проживу. Рано хоронишь служивый. Одного вот не пойму, что ж они все самого царь батюшки не боятся, заводчики-то?

- А у нас здесь Демидовы и бог и царь. Акинфий вон с самой Елиза-ветой Петровной под ручку ходит, он у неё под особым покровительством. С него и налогов не берут, пол земли уральской в их собственности. Дерев-ни демидовские, рудники демидовские, заводы демидовские. Леса тоже их-ние. Слышал марку железа «Старый соболь» зовётся? Наше оно, уральское, демидовское. За то им и всякое попустительство во всём, чины, звания.

- От куда грамотный-то такой выискался?- подивился Ванька, - Из местных будешь?

- Тепереча, почитай годов тридцать ужо в местных числюсь. Новго-родские мы.

- С Новгорода, говоришь? С которого конца?- спрашивает опять Иван.

- С Шелонской пятины.

 А я с Деревенской! Здорово земляк!
Тут они и старожиться друг дружку позабыли. Сколь радости было!  Давай брататься да друг дружку мять.

Ездовой видно не смекнул, что к чему или для порядка: соскочил с саней. В обеих берданкой тычет, пристрелить грозится. В воздух бабахнул, а те не унимаются, знай себе потешаются, да хохочут. До того залапались, едва с телеги не свалились.

- Меня-то по стрелецкой службе послали. На край света почитай. Го-сударево жалование получаю, да хозяйством своим кормимся, худо-бедно, - охранник говорит.

-А я по торговым делам направлялся. Землю уральскую хотел погля-деть. Богата земля, сказывали, неизведанна.

Так и пробалагурили всю дорогу. Бежать Ванька посреди заснежен-ной тайги не рискнул. Решил до людей добраться оглядеться, поприслу-шаться.
Так и попал Иван к верхотурскому купцу первой гильдии Максиму Михайловичу Походяшину. На его новый металлургический завод требова-лись мастеровые люди. Порядком народу нагнали. Ехали с центральной части России. Кто по добру, а кого силком, как Ивана под ружьём доставляли. Насулили им, конечно того, другого… Метал лили получше шведского. Иван хоть и не специалист был в заводских-то делах, но силушкой его бог не обидел. Вот и поставили его углежогом-зимогором. Работа грязная, тяжёлая, сущий ад. Для здоровья шибко вредная. Работник был без укору, не то что за двоих, за троих ворочает. Хоть и простая это работа, а как и всяк свою хитрость да подход требует. Мастера старые всё без утайки рассказывали. Как плахи устанавливать, по чурке ловчее тюкнуть, как кислинку в дымке вовремя учуять, не пропустить. Уж больше года Иван углежогом робит. Уголь у него первосортный выходит. Попривык так-то.  Приказчику в доверье втёрся. А сам  из головы думку не выпускает: как бы в леса поскорей попасть, шкурки помять. Не купеческое это дело барину в ножки кланяться. Тут вокурат перемена и вышла.
Вызывает его управляющий и говорит:

- Что же ты меня, Иван в краску перед хозяином вгоняешь? То-то я и смотрю, не из простого ты люду, да и не голубых кровей. Работы не боишь-ся. Как попал сюда?
Иван насмелился - всё рассказал как было, без утайки.

- Ехал мол с обозом, товар вёз. Не думал, не гадал, что такая со мной ка-тавасия приключится. Только обратно я тепереча не тороплюсь. Пустым возвтащаться для купца - позор да надсмеханье одно.
      
 -  Ты не серчай, у нас здесь рабочих рук нехватка, вот и собираем народ как можем. Купцов Походяшин уважает. Отробил ты свой проступок. Дам я тебе ученика. Обучишь его и гуляй себе смело.
   
  Через два месяца вызывает его опять. Подаёт охотничье ружьё – подне-сение от самого Походяшина! Ружьё полированное, а по всему чеканка да рисовка с позолотой. На прикладе рисовка чистая, тонко выведена, все вен-зеля, точечки разглядеть можно. По всему видно: дорогая работа, немецкая.

 Иван сперва заартачился, отмахиваться было начал, но опосля про себя думает: для заводчика безделица, а мне в аккурат вещь нужная. Сколь-ко шкурок добуду. Покупать то не на что. Знает торговый человек, что мне сейчас нужно, сметливо мыслит! В самый раз подгадал. Говорит тогда управляющему:

- Ну давай, коли не шутишь. Хорош подарок, в аккурат бы пригодил-ся по лесам походить, Я ведь поохотиться страсть, как люблю. Для того сю-да и добирался с самого Новгорода прошлой зимой. Только вот ведь закавы-ка какая вышла. Не думал я, что меня самого покупать – продавать вздума-ют.
А приказчик ему:

- Кончилось твоё крепостное положение. С этого дня в наших заво-дских ты боле не числишься. Велел Максим Михайлович тебя накормить, напоить, в бане попарить, коня дать доброго да и выпроводить на все четыре стороны. Уж не серчай, что так вышло-то. Рабочих рук нехватка, вот и подбираем кого как можем. Ты коли купец стоящий, в здешних местах не пропадёшь, на пустом месте капитал сколотишь. Конь да ружьё в помощь тебе будут. Добрым словом нас поминай.

Обрадовался Иван такому обороту. От радости слова вымолвить не может. Хозяина он как-то на заводе видал. Совсем на того, кто миллионным капиталом ворочает не похож. Сухонький старичок с батожком в скромном азяме на плечах, на ногах простые чирики. Местный, из верхотурских ям-щиков будет. Поговаривали - и грамоты не имеет. От винокуренных заво-дов да винных откупах состояние нажил. Теперь купец первой гильдии, владелец рудников, нескольких медеплавильных и железоделательных заводов на севере Урала. В народе его уважали ещё за то, что деньги в сундук не прятал, на церковь жертвовал, простому люду помогал, носа не ворочал. 

Два денька Иван отдохнул на постое у приказчика. Про завод и ду-мать забыл. Мечется в нем жилка купеческая, предприимчивая. Всеми мыс-лями он уже в вогульских лесах. Азарт охотничий покою не даёт. Не тер-пится ему мягкую рухлядь в руках момять, пожамкать. Решил он дальше на север пробираться. От местных слыхивал: шипко богатые там места, не хо-женые, зверьё совсем не пуганое. Русские туда особо не суются – земля манси. Всех их Демидов туда вытеснил. Может и сами ушли. Не хотели ру-сичам подчиняться, сторонились они наших-то. Вера им наша православная не люба была – как ость в горле.
Двинулся он рано по утру по Бабиновской дороге. До Лялинского караула добрался, а потом и до Павдинского. Лошадь походяшинская и вправду добрая оказалась, не подвела. Здесь остановился в избе для приезжих. Вечерком в кабак заглянул.

 Сидят за столом два мужика, по всему видать – не из служивых лю-дей будут. Пельмени едят под водочку. Огурчиками похрустывают. Подсел к ним Иван, бутыль самогона выставил, да и разговорились тут-то, познако-мились. Один - вроде его: три раза Верхотурье краем объехал, на четвёртый и пятый попался, вот и сослали сюда в Сибирь на вечное заключение. Дру-гой местный был из Новосёлово. Обозы с солью водил с Верхотурья по всем караулам и деревням. На  стойбищах мелочную торговлю вёл с вогулами.
 
 Ванька про своё житьё-бытьё речь ведёт, куда путь держит. Про по-дарок походяшинский рассказал, похвалился:

- Я с таким ружьём прорву шкурок добуду. Только мест здешних не знаю. Проводника бы доброго из местных.

 Говорит один из них Ваньке то нашему:

- Здесь в околотке есть охотники опытные. Но лучше местных ни кто тайгу не знает. Наши то всё больше вдоль Ляли промышляют. Далеко в тай-гу не заходят. А вогулы, хотя люди тёмные, дикие, одно слово Чудь, однако на охоту мастера великие! Все звериные повадки и тропы лесные, как свои пять пальцев знают. Нюх у них тоже, видишь. Лесные люди. Им продавать да раздаривать хоть бы себе в убыток, то польза великая всё едино выйдет. Опосля для дела пригодятся.

Ванька и говорит:

- Вот и я братцы думаю, как бы мне к этому народцу подобраться. Примут ли? Да и языка ихнего не разумею.
Который солью промышляет, советует:

- Сейчас уж полегче нашему брату стало. Старые то трудно на разго-вор идут. Дичатся да скрытничают. С молодыми легче дружбу водить. Им уют, тепло подавай, на какого бога молиться без разницы. Ни за что уже из-бу на чум не променяют, да пол, чтоб дощатый был, а не земляной. Пооб-выкли прижились потихоньку, осели. Коров завели, картошку садят. Хлеб только печь, ихние бабы так и не научатся. За дробь, порох, соль и водку любую услугу окажут.

- Как по- ихнему ружьё? - спрашивает Иван у мужиков.

- Писэль.

- Так то пищаль, только на вогульский лад переиначено. А порох как?

- Селя.

- По нашему «зелье» будет, тоже у русских взяли.

Вспомнил тогда Иван, как по дороге на Верхотурье их вогулы оста-новили и «сель» требовали. Не соль нужна была им вовсе, а порох оказыва-ется! Уж лучше бы дикие люди обоз тогда разграбили, чем так-то без вести в пустую невесть кому  весь товар подарил. Отдал бы вогулам. Сколько бы сейчас друзей среди них завёл!

- По нашему «зелье» будет, тоже у русских взяли.

- Ружья огненного боя вогулы недавно узнали, потому и слова у них эти все наши. Раньше-то у них всё луки да стрелы были. Вместо капканов- кляпцы, плашки, слопцы из дерева мастерили.

- А всё одно - дикие, нашего брата сторонятся?

- С виду вроде мирно живём. Которые из наших-то с ними породни-лись. Семьями обзавелись. Верхотурская братия, с божьей помощью им в Юртах церквушку сколотили. Служба идёт денно и нощно. А всё одно. Чуть уедут воевода с батюшкой по каким делам, а когда и по недосмотру – шаман тут как тут: в бубен колотит, песни свои поёт, выкрикивает. Заглянешь к нему в чум, а на чувале опять таз полный крови стоит – следы жертвоприношения. Злится шаман, не хочет свою власть отдавать. Сколько их стрельцы не стращали: розгами били, на дыбу садили. Уходит, бывало, шаман и всё стойбище за ним. И сейчас самые не покорные на Север к Востоку уходят. Вроде как оленям там лучше - ягеля много.
 
На следующий день Иван по наезженной дороге до вогульского по-селения добрался. Хоть и не шипко лесной был человек, а запах их стоянки учуял из далека. Нанесло дымком, а затем пахнуло какой-то чахледью и смрадом. Потом послышалось потенькивание  мелких колокольчиков от па-сущихся оленей. Чего он совсем не ожидал, так это туземной породы собак, которые выскочили невесть от куда и готовы были загрызть и лошадь и всадника. От них его спасли вогульские ребятишки, первыми встретившие путника. Они следовали за всадником всем гуртом по стойбищу, пока Иван искал избу сотника Пончибала Шувалова, как мужики советовали. Найти его не сложно оказалось. Дом, как дом, как у всех русских людей, не боль-шой только. Крыльцо высокое с перилами. Оконца слюдяные – всё как по-ложено. На крыше труба дымится. От остальных жилищ  Иван его сразу от-личил.
 
Другие-то он долго разглядывал, дивился. По всему видать не наши люди живут. Вроде избы обычные, из кругляка сложены, а крыши плоские. Покрыты расколотыми брёвнами и цельной берестой. Без труб. Видно по чёрному топились. Кое-где землянки нарыты без окон, потолка, с открыты-ми очагами-чувалами на камнях. Вместо деревянного пола шкуры накида-ны. Собак и оленей в стойбище больше, чем людей. Почти у каждого жили-ща амбар-святилище на четырёх столбах, где вогулы запасы хранили. Кое-где и на деревьях - повыше от пакостливого медведя или росомахи. Пока по стойбищу кружил, понял откуда смрадный запах тянется. В одном месте, на самом припёке солнца по сучьям деревьев были продеты длинные жерди, а на них вялилось разрезанное на продолговатые куски мясо – кукура. На зем-ле под жердями дымились разложенные дымокуры. Встревоженные лаем собак из жилищь выбегали одетые в шкуры  не высокие ростом с чёрными узкими глазами-бусинками аборигены.
Пончибал хороший мужик оказался, гостеприимный, с юмором. Принял Ивана как родного. Охотник заядлый был. В медвежьих лапах два-жды побывал, чудом жив остался. С тех пор в округе мало стало охотников до медвежатины. Изуродованное лицо Пончибала охраняло медведей в этих краях, надёжнее любого страха.
 
Вместе с ним Иван и начал промышлять, по лесам шастать. Всю зи-му по реке ходили - чем не дорога. Когда на дальнее зимовье уходили, про-водника с собой брали из вогулов. Многому Иван от них научился. Сам-то он так себе охотник – баловство одно, больше товаром занимался, обозы во-дил. Пончибал лыжи ему дал, в каких вогулы по насту ходили. Широкие, полозья мехом обиты с лосиной голени. Обращённый в одну сторону ворс шкуры не давал охотникам скатываться под гору. А берега у Ляли ох и кру-тые в верхах-то! А так, красота! Хочешь вверх поднимайся, хочешь вниз катись.
Идут как-то по тайге. Видят ёлка стоит. На ней какие-то кули наве-шаны. На верхних ветках и пониже. Кое-где ленты цветные на ветру поло-щутся. Снег вокруг утоптан. Следы свежие. В унтах ходили. Рядом следы оленей и от полозьев. Не иначе, как вогулы на упряжке наведывались.

- Что за диво, - говорит Иван, - кто здесь, посреди леса, Рождество встречает?

- Это у здешних нехристей порядок такой. Коли помирает человек, его в куль и на дерево. Чтоб, значит, землю не копать. Мёрзлая она, зимой земелька-то, ни какой лопатой не возьмёшь. Это у нас православных на два аршина положено и  всё тут.  У них проще. Да и не было у них раньше ло-пат-то.  Вот с тех пор и повелось, - объясняет Шувалов.

- Этак весь лес кулями увешан будет.

- Не будет. Мало их, вогулов-то. Народ не многочисленный. Где вол-ки помогут. Им ведь всё равно, что живого, что мертвяка грызть. Кабы нас с тобой не съели. Где-то не далеко воют.

Обычно всё обходилось. Близко волки не приближались. Однажды только, охотники заблуждали малость. В сумерках на зимовье возвраща-лись. Окружили их хищники кольцом. Клыки скалят, рычат.  Глаза красные в темноте светятся, прозрачные, как горячий сироп из красной смородины. От ярости в них сквозной зелёный блеск мелькает. Отстрелялись они тогда, отпугнули волков. Шувалов тулуп с себя снял. Поджёг и давай волкам по мордам махать. Те хвосты поджали, заскулили, завыли да и ушли. Ох и на-терпелись тогда страху охотники наши. Версты две без оглядки бежали. От куда только силы взялись. Пончибал хоть и раздетый был, а пот прошиб. На становье только и отошли, отдышались. Четыре  туши так и остались на снегу. Потом Пончибал с Ванькой ворочались к тому месту. Нет ни чего. Чисто.  Видно стая вернулась. Своих же и сожрали. Накануне снег прошёл, всю кровь присыпало. Чисто. Коли Ванька один был - не за что бы не спра-вился. Не было бы уже Ваньки.

Многим тогда премудростям его Шувалов научил. Идут, бывало по лесу. Следы звериные ищут, петли заячьи распутывают. Как близко подой-дут, Пончибал палец указательный помуслявит. Над головой подержит. Ивана  со смешком поучает:

- Зверьё лесное тонким чутьём обладает. Надобно к ним не с подвет-ренной стороны подбираться, а с супротивной. У них чутьё, у нас с тобой мозги. Тем и от них отличаемся, что думать можем. Кумекай головёнкой-то, пока волки не отьели.
Даже на осторожную, хитрую лисицу у местного охотника своя хит-рость была припасёна. Найдут следы её свежие. Срежут наст со следом. Петлю поставят, а снег со следом на прежнее место поставят. Как тут и бы-ло. Лыжню ельником заметут. Милости просим рыжая плутовка, одна ты тут!

Была у Пончибала для зверей ещё одна обманка козырная. Закричит, бывало как раненый заяц - лису приманивал. Иван мог тоже так-то, да толь-ко манком если. А тот сложит кулак, ко рту прижмёт и вдувает с силой: «пёё-э-пёё-э-пёё-эе-эе-х-х-ё». Так у него правдиво, да жалобно выходит, хоть самого стреляй, чтоб не мучался. По весне бывало замолкнет перед идущими охотниками лягушачий хор на болоте, насторожится, стоящий за болотом лось и прежревременно сорвётся с места. Но тут Пончибал так удачно проквакает, что сразу же лягушачий концерт продолжится, а лось будет спокойно стоять и щипать травку.
Так до лета Иван у Шуваловых и прожил. Вернее домой они только шкурки, да туши отвозили. Когда на лыжах, когда на лошадях. Поживут денька три-четыре, в баньке попарятся и опять на охоту. Пуще торговли у Ивана охотничий азарт проснулся. Зверья - полный лес. Знай не ленись. Вот как-то Шувалов ему и говорит:

- Ты заметил Иван, как местные тебя сторонятся?

-Ну и бог с ними. Пущай дичатся. Узнавал я цену ихней дружбе. Вот займусь опять торговыми делами, не до охоты будет. Буду приезжать да за-тариваться. Одним днём обернусь. А нынче надобно самому деньжат сколо-тить да в оборот пустить. У них, у мансей-то шкурка белки – копейка. 100 шкурок - цельный  рубель. Одна красна соболья от двух рублев будет. Тут и  деньжищ не наберёшься!

- А с ними лучше без денег. Корову или овцу, к примеру, можно за куны - шкурки куниц продать, а сдачу получить белами – беличьими шкур-ками значит. У нас здесь меховые деньги больше в ходу, а не ваши монет-ные. Местные деньги по тайге бегают до поры до времени, пока хвост да шерсть не отрастёт: куны, резаны, мордки, белы.
- Ну, к примеру корову я им с Новгорода не повезу, а что попроще можно, коли изловчиться, да покумекать. Сиводушку и платиновую можно за стеклярус взять! Всю вашу мягкую рухлядь караваном в челобитную вы-везу. Дай только на ноги встану.

- Зело богата земля эта за Уральским Камнем. Хороший урожай мос-ковиты снимут. Ещё и нашим детям останется. Хоть и сотни обозов везут ясак в город, по новой-то дороге. Сам видал. У караульни толчея, очередь.
Иван опять своё:

- Мы - купцы, да промышленники всё равно впереди сборщиков  ка-зённых будем, потому, как у нас свой интерес есть, личностный.
-Вот и я про то думаю. Ты Ивашка один пришел: в округе всех вогу-лов и зверьё распугал. Всё бы тебе на воротники да на шубы. А потом и во-все всю тайгу потопчете.

- Вогулы может меня и сторонятся, а животину-то лесную каким бо-ком отпугнул. Морда у меня пока не изодрана, покраше других будет.- ма-лость подшутил тот над Пончибалом.
Тот и рассказал:

- Помнишь, сказывал тебе, как меня медведи потрепали? С тех пор местные их если и бьют, то редко, на крайняк когда. Чтоб самому в лапы не попасться. Ходят теперь мишки вокруг деревни как свои. Всяко конечно бывало, но в основном мирно соседствуем. Да и прочее зверьё, что по бли-зости стараемся не трогать. Они с нами свыклись. До тебя медведи постоян-но навещали нашу усадьбу. Сам видел, как однажды с одной стороны жер-дей стоял крупный медведь, а с другой толпились мои козы и нос к носу, вытянув шеи, мирно обнюхивались. Часто и корова паслась на лугу у кор-дона рядом с медведем. Случалось, что любопытные лоси часами лежали неподалёку от избы и разглядывали людей. А нынче я даже заячьих следов  на огороде не заметил. Не было их. В начале в догадках терялся, а сейчас понял, что дело в тебе. Стоило появиться новому человеку, как проявилась обычная звериная осторожность. Ведь и нас зверьё признало только на чет-вёртом году. Вогулы не довольны. Я шаману сказал, что ты скоро уедешь.

- Вот так дела. Выпроваживаешь, значит?- обиделся Иван.
Шувалов юлить не стал:

- Ты человек пришлый. До наших порядков тебе дела нет. Уедешь обратно в Новгород, а здесь, хоть трава не расти. Оставайся насовсем, коли хочешь, корни здесь пустишь.

- Нет правильно ты сказал. Пора мне уже. Да и родные заждались. Похоронили уж поди.
После того разговора стал Иван в путь-дорогу собираться. Да не тут-то было. Ладно добрые люди нашлись, отсоветовали. Пришлось обождать малость, пока все болота да топи подсохнут. Главное до Верхотурья доб-раться. А там дорога под присмотром, наежженая. По весне обходчики го-сударевы постелят новые слани, мосты подремонтируют. В провожатых ему Шувалов своих людей дал, проверенных. Собрал Иван все свои трофеи охотничьи, пожитки не хитрые. Да и был таков. Через две недели, на Трои-цин день чай попивал в родительском доме, байки охотничьи травил и про землю уральскую новгородцам рассказывал. Сам в те места, за Каменный Пояс ещё не раз наведывался: обозы с товаром водил, к Пончибалу заезжал с приветом. Привёз ему в подарок ружьё, такое, как ему самому когда-то Походяшин даровал. Только на охоту уже так и не сходил не разу. Всё недо-суг было. За деньги монетные верхотурцы всё отдавали, что душе угодно. С тех пор разбогател Иван, а может, обленился малость, вот и надобности не стало. Вскоре, сказывают, у него зазноба появилась: другая охота настала. Богатства - то уральского всего не возьмёшь, кабы дорогого не упустить.