4.15. В ПРЕДДВЕРИИ…
В анклавах горан, где более, где менее, но во всех без исключения, происходили важные события, изменяющие существующий там миропорядок. Штрэк, такой лечебный и спасительный, такой добрый и ласковый штрэк, сделал то, что в своё время не смогли осуществить ни неустрашимые инсекты, ни могучие раптэры. Он методично разрушал мир горан, и всё больше покорял их. Штрэк вползал в души горан, как единственный спаситель и лучший друг, он обольщал их, ломал их волю и подчинял их себе. Не всех, но многих. Оставалось ещё много непокорённых штрэком анклавов, но и здесь повсюду активно проходили эти болезненные и разрушительные процессы.
На редких островах сопротивления, власть и консерватизм патриархов, проклинаемые поборниками штрэка, оказались жестче и прочнее, чем на других территориях. Хоть это и не спасало полностью от проникновения врага (штрэк был вездесущ), но помогало удерживать свои позиции и выживать, занимая круговую, жёсткую оборону. Законы становились всё круче, откликаясь на обострение ситуации, а Большой Круг всё суровее и суровее «затягивал гайки».
И пришло время, когда все разделились. Те анклавы, что подчинялись Большому кругу и старались освободится от штрэка, стали называться «чистыми». А все остальные названы были – «Грингри», что означало: грязная, мерзкая улыбка.
Вышел указ Большого Круга, который под страхом вечного изгнания запрещал горанам ввоз на территории анклавов лекарств, построенных на основе компонентов тех же, что и штрэк, и любой их разновидности. Те же, кто попадались на нарушении указа, немедленно изгонялись из своих общин навсегда, а об изгоняемых оповещались все остальные, ещё «чистые» поселения и анклавы. Самим изгоям ничего другого не оставалось, как прибиваться к поражённым штрэком анклавам, либо сбиваться в группы и организовывать собственные поселения отверженных. И хуже этих уже никого не было…
Их печальный пример кого-то отпугивал и, возможно, кого-то даже останавливал. Но, увы, нарушители законов, как и причины нарушать, были, есть и будут всегда и везде. Вот и здесь, не утихающая среди молодёжи молва о чудесных свойствах «эликсира монаха», будоражила и подстёгивала недалёкие, незрелые умы любопытных подрастающих горан. Легкомыслие на грани слабоумия, беспечность и позёрство, всегда присущие большинству молодых, играли здесь на одной стороне, и всегда против запретов властей, и против кровных интересов народа гор. Понимая, что меры, принимаемые ими, недостаточно эффективны, вожди на Большом Круге общим решением постановили обратиться к органам высшей власти, в «Совет планеты Тумм» с предложением о всеобщем запрещении штрэка. Обратились и предложили…
Но поздно. Уже сложились мощные коммерческие синдикаты, в руководство которых входили видные и авторитетные хайтэски из обеих империй. Имея замечательные доходы от своего, легального пока ещё, бизнеса, они, идя на поводу у главного своего качества – эгоизма, конечно же, не хотели поступаться своими интересами. И решили они защищать свой бизнес, а для того, отстаивать его законность всеми доступными средствами и способами.
Первое, что сделали они, это ввели на высокооплачиваемые посты, в свои кампании, производящие пресловутое «лекарство», близких родственников тех, кто имел серьёзное влияние в своих империях, или в «Совете планеты Тумм». Затем они сильно потратились и развернули массированное рекламное наступление на всех направлениях. Из материалов, предлагаемых сообществу, всякому становилось абсолютно ясно, что «эликсир монаха», как официально назывался препарат из грибницы, совершенно необходим в медицине и является «незаменимым лекарственным средством в борьбе со страшными недугами». А то влияние, которое он оказывает на горан - это проблема узкая, касается только самих горан, и у них есть право: допускать или не допускать «эликсир» на свои территории. И всем казалось, что это честно и справедливо…
Борьба на всех этажах власти в «Совете планеты» длилась долго и с переменным успехом. А штрэк всё шел и шел, разрушая души, семьи и анклавы…
* * *
Деградация имеет много степеней и лиц.
Меньшая и начальная - это когда от эталона почти не отличить, но что-то просматривается этакое, что и настораживает. А крайняя степень деградации – это утрата видом определяющих признаков, внешних или внутренних.
Вот и здесь проявилось, в поселениях изгоев, где собирались разнообразно странные и удивительные типы. Иногда население этих посёлков настолько различалось по внешнему виду друг от друга, что казалось, что это представители разных эволюционных ветвей образуют здесь странный конгломерат народов. Вполне типичный горан мог соседствовать и даже приятельствовать с существом, весьма отдалённо напоминающим представителя своей расы. Эти мутировавшие особи являлись потомками нескольких генераций любителей штрэка, которые от поколения к поколению последовательно изменялись.
У многих из них утончались кости всего скелета, уменьшался размер головы и объём грудной клетки, на некоторых полностью исчезал волосяной покров и ногти на руках и ногах. У других изменялись пропорции частей тела, их форма, цвет кожи, зубов и глаз. И даже внутренние органы их отличались. При этом всегда у них у всех менялся нрав и характер. Настолько изменившись и выделившись в отдельный подвид, они и называться должны были иначе.
Так родились морки…
4.16. МОРКИ
Морки – так назвали их. Это были существа отталкивающего вида: ростом разные, но обычно не уступающие горанам, почти всегда хилого телосложения, с провисающей складками, дряблой, грязновато-серой кожей. Их небольшие головы с морщинистыми и недоразвитыми, как у младенцев, лицами, были посажены не прямо на плечи, как у горан, а слегка смещены и наклонены к груди. Глядя на них, нельзя было отделаться от ощущения, что это гипертрофированный эмбрион, преждевременно затормозивший своё внутриутробное развитие, не сумевший разогнуться до конца, но вдруг решившийся родиться и выросший до размера взрослой особи.
Эти существа, с самого своего рождения зависимые от наличия дозы «эликсира», могли пребывать только в двух состояниях. Первое – когда они были «голодны», и им требовался штрэк. Тогда, на пути к достижению своей цели, они были свирепы и настойчивы, неутомимы и сильны, почти как настоящие гораны. А как только драгоценное зелье появлялось у них, и они добивались желаемого результата, тогда расслабленность и лень были их нормальным состоянием. Самоконтроля, дисциплины и естественных обязательств перед своей семьёй или родом, обычно присущих горанам, они не признавали. Ну, какая может быть дисциплина и какой контроль, когда безумно хочется «улёта» и приходится делать всё, чтобы это заполучить. Тут уж ничем другим заниматься просто невозможно. А как только вожделенный штрэк появляется, тогда уж совершенно невозможно тут же, безотлагательно, не принять его. И вот оно, пришло: ш-ш-трэк-чики-чики-чик!! Полетели-полетели… и всё: теперь уже ничего не нужно, ничего больше не хочется и ничто в этом мире не страшит.
Вначале, когда морков ещё было мало, их даже жалели те, кто был нормален. Все понимали, что они – несчастные жертвы пагубной страсти их родителей к лекарствам. Но и тогда не было принято у горан содержать своих убогих и им всем приходилось в поте лица зарабатывать обед свой. В основном они работали на местных фермах и плантациях: в огромных пещерных залах, где выращивали еду.
Взаимоотношения верхнего и нижнего миров сложились так, что большая часть продуктов питания и текстиля приходила горанам от хайтэсков в виде оплаты за металлы и минералы. Но и своё внутреннее производство традиционной еды и напитков у них не забывали. Они выращивали те растения и грибы, которые могли обходиться минимумом света, доставляемого вниз по зеркальным световодам или от искусственных источников. Было у них и несколько видов выращиваемых животных, обеспечивающих горан необходимыми животными белками.
Здесь-то морки и трудились по мере сил своих бок о бок с себе подобными. Здесь же и вызревали их странные и страшные мечты, крепла их убеждённость, что мир необходимо изменить, что этот мир несправедлив и враждебен к ним.
* * *
В то время, когда их было ещё не слишком много, ощущая свою отверженность и нежелание нормальных горан общаться с ними, морки стали объединяться в группы, которым сами и дали название – «семьи». Жили семьи морков компактно, их связывали общие интересы и похожие проблемы, многие из которых проще было решать при совместном проживании. Правду сказать, практически все их проблемы и интересы были похожи тем, что их связывало одно общее ключевое слово – достать! И озвучивались они очень похоже: где бы достать штрэк, как бы достать еды. Слова «работать», «зарабатывать» были не в почёте в семьях морков. Семей таких становилось всё больше, а проблемы в этих семьях и поселениях нарастали, как снежный ком. Хотя, вначале все они ещё пытались работать. Что-то даже добывали и продавали. Но ведь это тяжело, а под дозой штрэка так просто и невозможно. Пытались они выращивать еду – знакомое дело, но только принял дозу, и сразу позабыл, зачем сюда пришёл. А, погрузившись разумом убогим в кейф, и мордой прямо в грядку, застыл на час или на год, ведь, времени они не замечали. Вот так и вышло, что жизнь их поделила на тех, что сохранили видимость цивилизованности, и других, отвергающих всё, чем отличаются одаренные Создателем от всех прочих существ.
Те семьи морков, где сохранялись остатки разума, и которые стремились выжить, эти старались не привлекать к себе внимание остальных горан. Они имели своё производство и сбыт, а для всех других ещё и пытались выглядеть прилично: удерживаться в границах законов общения между анклавами, принятых среди горан. Может быть, за исключением одного – закона о штрэке. Ну, это было сильнее их, и они это очень тщательно скрывали.
А вот внутри их поселений сформировался совсем другой мир, и все законы здесь были другими. Морки, поставленные реальными условиями в жёсткие рамки, изобрели, а вернее сказать, повторили открытие раптэров – рабовладение. Наиболее умные и волевые из них поняли, что они могут использовать более глупых и слабых собратьев своих. И они подвели всё дело к тому, что на работы у них стали отправлять в наказание - за провинности. А для того, чтобы работающих было достаточно, хитроумные вожди тех морков придумали обширный Кодекс нарушений, где всё имело свою цену. Так, кража еды из семейного запаса – пятьдесят рабочих смен. Кража штрэка – сто, выражение недовольства порядками в семье – сто пятьдесят, а попытка бунта – тысяча! И были ещё сотни разных других нарушений, и цена каждому была определена. Но самым страшным наказание для морка было - лишение законной вечерней дозы. Оно применялось против самых упёртых из нарушителей, когда их нужно было раздавить и сломать на глазах у всех, когда требовалось деморализовать прочих недовольных. Это было самое жуткое и мучительное для морка наказание. Оно и воспринималось всеми членами семьи и поселения, как невероятная и беспредельная жестокость. Но зато, это было и самым действенным рычагом управления неспокойными массами.
Этот путь, избранный некоторыми семьями морков, был непростой, но единственный, способный обеспечить стабильное и длительное существование семьи. Такое добровольное рабство прижилось не во всех семьях, а только в тех, где авторитет главы семьи поддерживался силой и жестокостью правящей группировки. Других аргументов здесь и не существовало. И эти семьи, где ставку сделали на мирное сосуществование со всем остальным миром, стали теперь называться «мирными».
Прочие же семьи, отвергнув путь «мирных», отринув Бога-Создателя и Закон, превратились в кланы грабителей и убийц, в банды свирепых и безжалостных разбойников. Они и имя своё изменили, назвавшись «моркусами», чтобы отличаться от морков «мирных», которых всегда презирали и всех, без различия, называли «рабами».
Люто ненавидели моркусы весь мир и составляющие его.
Они даже Бога себе избрали другого! Того, что сыскали в легенде «О встрече Трёхпалого Зу с Ангелом Тёмным». Тогда и решили они для себя, что Тёмный – второй полюс мира, вторая его половина, а, значит, он – Бог! Наравне с тем, другим, что Пресветел. А темнота Его – как возраженье Светлому, где чернота, как статус и могущество, важнейшая черта…
И стали поклоняться моркусы тому, кого придумали во тьме, чьё имя с темнотой, как суть – едины. Им нужен был свирепый, страшный Бог, скорей не Бог, а кровожадный монстр. Он должен! – думали они, - и мстительным, и злобным быть, а се есть кровь и плоть того, кого они почтят за Бога своего. И кто-то имя подсказал Его, шепнув из моркусов кому-то… а может быть, придумал этот кто-то, но пронеслось, как мутная волна, по всем анклавам: Саттан – прозвище Его! И стало слово то в пещерах кличем-именем того, при каждой сече кто, фонтаном крови брызжет, врага питаясь кровью своего. А враг во тьме всегда здесь есть, и враг во тьме здесь каждый встречный, он вечно голоден и всякого готов он съесть, будь это воин, иль юноша беспечный!
Строй мысли, а скорее, строй безумия и хищный образ жизни – всё заставляло моркусов сражаться! За каждый день свой и за дозу, за самку, за еду, за позу бесстрашного героя и бойца, за право жить и выживать, за право сеять смерть и умирать в наклонных пыльных коридорах и пещерах, в притонах мерзких и домах без Веры, без Бога и Любви, при полном неприсутствии надежды…
* * *
Но на поселения горан «моркусы» не решались нападать – уж очень серьёзный противник! Да и что у них отнимешь? Драгоценного штрэка у них не бывает, а из-за еды и рисковать не стоит. Еда – это просто, её всегда можно отнять у ничтожных «рабов», её не сложно похитить ночью в верхнем мире, с плантаций хайтэсков. А для некоторых из моркусов, не слишком привередливых, едой являлись и тела врагов… ну, конечно не всё, а только самые вкусные их части. Ну а главная же еда всех любителей штрэка – это миллионы крыс вокруг, в коридорах и штольнях, на кладбищах и в поселениях. Всякие: серые и чёрные, рыжие и пятнистые, крупные и мелкие, и каждый вид со своим вкусом и запахом. Это ли не еда? Это и есть – еда, причём легко добываемая, полезная и очень питательная. Благо, что и самим крысам корма хватало, чтобы не быть слишком тощими, ведь кругом всегда в изобилии трупы морков и моркусов.
А вот, что касается настоящей добычи и тех мест, где добычу эту можно забрать, так это ослабевшие и малочисленные семьи моркусов, а также все семьи «мирных», разрозненные и одиночные, у которых всегда водится вожделенная дурь. А значит, её можно легко отнять. Кто здесь заступится за слабых? Никто и никогда! И способ прост – налёт, наскок. И закон здесь прост: всё, что захотим – всё заберём. Всех, кого захотим – всех убьём!
Но самой сладкой и всегда желанной их мишенью были мелкие торговцы штрэком и курьеры-носильщики. Как правило, это были беглые рабы-морки, бежавшие из «мирных» семей, нанимаемые коммивояжерами-хайтэсками для распространения «товара» внутри анклавов и поселений. Эти никому не могли пожаловаться, потому что никто не стал бы их защищать. Правда, этих ублюдков и не убивали, а только грабили, забирая у них всё, под чистую. И оставляли моркусы их живыми не из милосердия – нет! Такого понятия у хищников просто не было. А делалось это по одной простой и очень существенной причине: чтобы не прерывать потока дури вниз, в анклавы. А, значит, и себе…
* * *
Моркусы - отверженные среди отверженных, были ненавидимы всеми. И это не было несправедливостью, всё заслуженно – так выбрали для себя они сами. Ведь даже дети, рождавшиеся в их семьях, никогда не знали любви, сострадания и ласки. Потому-то, вырастая, и становились они свирепыми и кровожадными исчадиями – таков Закон. Никогда не знавшие светлых чувств, они терпели членов своей семьи только по необходимости, и свирепо ненавидели всех «других». Все чужаки, не члены их стаи, были смертельными врагами, и никакие договорённости не исполнялись ни одной из сторон. Потому что обмануть и забрать без боя то, что принадлежит врагу, им казалось правильным. Потому что враг – это тот, кто с тобой совершит то же, что и ты с ним в своих самых грязных мечтах.
Потому и селились семьи моркусов подальше одна от другой, а все их поселения были организованы, как военные лагеря на территории врага, с недремлющей охраной и всегда готовой к бою группой обеспечения безопасности. Так спокойнее засыпалось, и была, всё-таки, возможность проснуться живыми.
Не желая никакой другой жизни, и не желая напрягаться даже для обеспечения минимального комфорта для себя и своих детей, они проживали в своих загаженных селениях в ужасающей мерзости, грязи и запустении. Жили моркусы только сегодняшним днём, не задумываясь и не сожалея ни о чём, не ожидая ничего, кроме дозы, и не боясь ничего, кроме ломки. Они выбрали войну, как образ жизни, как путь, для них единственный, и шли по нему, не сомневаясь в правильности избранного пути.
Эти странные существа никогда не знали, а вероятно, и не слышали о таких чувствах, как милосердие, гуманность и доброта. И поэтому их внутренние войны, между отдельными семьями и кланами, были просто чудовищны. Мужчин и мальчиков убивали всех и сразу, а их жён и сестёр, после рассортировки, распределяли в гаремы воинам-доминантам клана, или в рабыни «семьи», если не были они привлекательны, а в третьем и последнем случае, просто – в еду…
Здесь никто не молил о пощаде, и никто её не предлагал.
Свирепость и жестокость, кровожадность и бесстрашие - этими своими качествами моркусы сильно походили на инсектов, извечных врагов горан на Ипе. Об инсектах здесь ещё помнили, и это сходство было подмечено населением всех незараженных анклавов. Все характерные качества моркусов, проявившиеся так явно и недвусмысленно, конечно же, не добавляли им симпатий или сострадания окружающих соседей. Да и руководителей чистых анклавов всё сильнее беспокоили неуправляемые злобные мутанты. И всё чаще вожди анклавов на собраниях «Большого круга» поднимали вопросы о моркусах, об их непредсказуемом поведении, об их непрекращающихся спонтанных войнах, пока ещё не задевающих добропорядочных горан. Но мудрые-то понимали, что «пока ещё» - это только вопрос времени! А пугающие качества морков-разбойников и без сожаления проливаемая ими кровь обещали соседям этих монстров будущее весьма неопределённое, но, безусловно, полное несчастий и бед.
Безвариантная однозначность грядущего решения этой проблемы была еще и в том, что даже с морками-мирными нельзя было договариваться ни о чём. Договоры не работали, потому что все ублюдки никогда не выполняли своих обещаний. Они не желали вступать в соглашения с горанами уже потому, что в этих договорах всегда присутствовал страшный для них пункты: «о запрещении штрэка», и «о наказаниях за его распространение». А это было для них совершенно неприемлемо.
С моркусами было ещё проще: ко всем «другим» они относились, как к врагам, и любой кратковременный тактический успех за счёт элементарного обмана «всех других» расценивался недоумками, как успех и месть им. С этими уродами никому нельзя было жить рядом и чувствовать себя в безопасности. И никакие, даже самые продуманные полицейские меры и акции, не помогали исправить зашедшую в тупик ситуацию.
Полицейские отряды горан и хайтэсков, направляемые на враждебные территории для расследования преступлений моркусов, наталкивались на организованное и мощное сопротивление. Обычно враждующие «семьи» любителей штрэка в таких случаях объединяли свои усилия, чтобы не допустить в свои коридоры и поселения общего и страшного врага – Закон, грозящего отнять у них главный смысл их проклятой жизни.
Во всех общинах горан уже сложилось вполне определённое отношение ко всем этим «семьям», кланам и к каждому, из этих уродов, в отдельности. Формулировалось оно просто – кость в горле. И ситуация эта никакого положительного разрешения не имела, потому что одинаковые проблемы были у всех мутантов: не проходящий голод по штрэку, и категорическое нежелание тратить время своей короткой жизни на что-либо ещё, кроме штрэка. Проблема была такой всеобъемлющей, что в её глубине тонули все идеи спасения и все немалые усилия миротворцев и филантропов. Ведь лечиться никто из них не желал, ни морки с моркусами, ни филантропы…
Большой Круг горан, собрав необходимые доказательства, подтверждающие масштабы и чудовищность демографической катастрофы, опять обратился в Координационный Совет Тумма. Может быть, собранные свидетельства и потрясли, наконец, правителей, а может, это сделала угроза горан, что прекратят они всякие отношения с верхним миром и не позволят ему самостоятельно добывать что-либо из недр, принадлежащих им, но что-то радикально повлияло на Совет планеты. И был сформулирован, наконец, очень жесткий и простой закон, в котором штрэк, без обиняков и кивков на его прежние заслуги, назвали злом и объявили вне закона на всей планете Тумм!
Замечательный получился закон. Только поздновато. Слишком много появилось потребителей штрэка, готовых на всё ради него, и слишком высоки оказались прибыли, ради которых и многие другие всегда готовы были к немалым рискам.
И ещё был один вопрос: что делать с мутантами?!
4.17. РАПТОИД-ЧЕК
А морки, мирные и немирные, жили своей жизнью.