Валя специально не надела тапки - берегла для города. Серенькая пыль, словно голубиным перышком ласкала ступни и просачивалась сквозь пальцы. «Быстрей! Ждать не будут. Подвода скоро» - мысли торопились, а глаза цеплялись за любимые места - прощались. У последней избы - на лавочке тетки Пелагея и Марья. Такие родные! Так бы и расцеловала. «Небось, думают – куда бежит?», - улыбнулась девушка. Вот и речка. Она остановилась рядом с ветвистой ивой, приложила руку к глазам, высматривая среди резвящихся ребятишек маленькую фигурку.
- Витя! – крикнула, и убедившись, что услышана, подошла ближе к дереву, коснулась шершавой коры ствола, собрала несколько длинных ветвей в пучок и легонько подергала. «Прощай, ивушка»- подумала. «Больше не буду ждать здесь Гришу. Закончилось ожидание – начинается счастливая жизнь!»
- Валь, - она повернулась на детский голосок, подхватила на руки родное тельце брата, вдохнула любимый запах. «Как я буду без него?» - грусть коснулась сердца, но она не подала виду, засмеялась, закружила.
- Ты что, забыл? – тормошила, пытаясь развеселить. - Я же в город уезжаю! – и заторопилась, видя насупленный взгляд и слезы на глазах. - Я приеду. Я часто буду приезжать.
- Не уезжай, - прижался мокрым, еще не обсохшим телом малыш.
- Надо, Витюша, - она ласково погладила шелковые волосы ребенка. - Гриша отслужил, вернулся, ждет меня. Я замуж выхожу, - радость плескалась в глазах.
- Нет! Не уезжай, - плакал брат, уткнувшись ей в шею.
***
- Валя. Валя! – тормошила ее соседка, что жила напротив. Черныш уперся лапами в грудь и пытался лизнуть лицо.
- Чего на лестнице сидишь? – допытывалась соседка. - Впрочем, можешь не говорить, - махнула она рукой.- Что, Виктор буянит? Давай, помогу, - она протянула руку и Валя тяжело поднялась со ступенек.
- Да, нет! Спасибо, Раечка, - виновато улыбнулась, отвечая. - Я вышла собаку покормить, присела и заснула.
Черныш крутился под ногами, повизгивая, и Валя, с трудом наклонившись, погладила его. - Вот дурачок! Не хочет в дом идти и все тут. Привык на улице быть.Я его уже и колбаской приманивала – нет, встанет на пороге и все. Вот и приходится здесь его кормить, - объясняла она соседке.
- Ладно, пойду, в магазин мне надо, - заторопилась та.
У подъезда женщины, как обычно, обсуждали новости и беспокоились за чужую жизнь.
- Привет, бабоньки, - весело приветствовала их Рая, осторожно ступая по разбитым ступеням крыльца. Уже на ровном продолжила, - Представляете, опять Валя на лестнице ночевала!
- Что, сама сказала? – повернулась к ней Шура с четвертого этажа. – Она ж не сознается, что Витька выгоняет! В субботу достал, такой крик стоял. Пришлось милицию вызвать. Та приехала, а она заявление не пишет на него, говорит - поспорили малость, с кем не бывает?!
- Нет, не созналась. Ну, люди, - обводя глазами женщин, горячилась Рая. – Гад такой! Она его вырастила, нянчилась с ним всю жизнь, а он теперь ей такую старость устроил. Дом родительский продал, деньги пропил и теперь к ней приволокся. Не работает, на что только каждый день пьяный?!
Разговор поддержала Вера с первого этажа:
- Бумагу и железяки собирает. Официально работать не может, ведь у него и документов-то нет. Посеял по пьяни. Валька ему денег давала, чтоб штраф заплатил и паспорт выправил, а он и их пропил. Совсем пропащий! Да даже если и паспорт будет, кто его на работу такого возьмет?
- Так хоть пенсию оформит, ведь уже, кажись, шестьдесят ему. Живут на Валину пенсию, так он еще норовит и ёе забрать - пропить. Сволочь такая! – продолжала негодовать Рая. – И здоровья-то у Валентины нет совсем. С желудком плохо, уже и операцию не предлагают. Да и денег нет на нее.
- Жаль. А что никого больше нет. Дети? - спросила Ольга Алексеевна, не так давно переехавшая в этот дом.
- Никого. Дочка маленькой умерла. Мужа уж лет десять как нет. Кроме брата - никого, - охотно рассказывали ей.
- Ох, что стою-то! Мне ж в магазин надо! Всё, пошла, бабоньки, - поспешила Рая.
- Пойду, мясо на борщ поставила, - всплеснула руками Шура.
- И мне надо. Ох, старость не радость, - поднялась с лавки Вера.
Вскоре у подъезда никого не осталось. Заботы.