С лагерем этим пионерским у Андрюхи как-то сразу не задалось.
Если октябренок, так что, кровать обязательно у дверей должна стоять? А у окошка только пионерам положено? Нет, так-то понятно, что октябрята слушают старших. Но ведь и пионеры не обижают маленьких! А если «не обижают», так сам и ложись у дверей. А я – тожить не хочу!
Вот только про это никто не спрашивает. И не только про это. Хочешь днем спать, не хочешь… Вопрос сам по себе какой-то странный. Ну, какой придурок хочет спать днем? Когда можно в лапту, чижика, городки… А если мяч есть, так и в футбол! Нет, хочешь, не хочешь – спи! Тихий час.
Умеешь плавать, не умеешь – только до буйков. А там… По пояс! И это что, «плавать» называется? И только всем отрядом на речку. Одному – ни в жизнь! Нарушение… Ещё, мол, раз - и родителям сообщим. Пусть отец с ремнем приезжает. И на общелагерной линейке… Чтоб все видели!
Зачем спрашивается, удочки с собою тащил? Какая рыбалка, когда весь отряд только тем и занимается, что рыбу распугивает. Как слоны по берегу носятся. Нет, чтобы тихонько. А в воду как залезут, и давай барахтаться на мелкоте. Брызги – до самого неба. Муть – на три километра ниже по течению…
Да и какой клев днем? Утречком бы на речку… Или на вечерней заре. Да кто ж тебя одного отпустит? Строем, строем… В столовую – и то. А я может, не хочу пока кушать? И манку – не люблю. У нас дома её вообще не готовят!
В общем, два дня Андрюха продержался. А на третий - сил уже никаких просто не осталось. Хорошо, что в отличие от них, сохранилась часть конфетных запасов, заботливо положенных матерью в рюкзак при отъезде. Вот на них местные пацаны и купились. Горсть ирисок и плюсом к ним немного карамели - хватило, чтобы Андрюху на велосипедной рамке довезли до самого склада сырья Бумажной фабрики. Ну, а там найти вставшую под разгрузку леспромхозовскую машину… Дело если не пяти минут, то часа – максимум. А потом - пока шофер сбегает в конторку приемщика, подпишет свои бумаги, пока перекурит с мужиками, да перекинется парой слов со сторожем на выезде со складов…
К обеду Андрюха был дома.
* * *
Как там вопрос с этим лагерем утрясался, о том ему никто не докладывал. Но обратно Андрюху не повезли. И без ремня обошлось.
Вечером, правда, мать с отцом о чем-то долго шушукались. А утром, сразу после завтрака, ему и сказали, что нечего, мол. Не хочешь, как все нормальные дети отдыхать… Не надо! У деда с бабкой кроме коровы и телушки ещё бычок на откорме. И сколько это надо сена на зиму? Ещё не знаешь? Вот, с отцом поедешь на сенокос, посмотришь.
Косить, правда, тебе ещё рано. На то отец, его младшие брат и сестра есть. Да и старшая – Люська - уже подъехала из Питера с молодым мужем. Капитаном – артиллеристом! Николаем зовут.
Ты ж там смотри! Не забывай про «здрасьте, до свидания, спасибо». А то люди посмотрят на тебя, шалапута, да ещё и подумают незнамо что. Будто ты из лесу. Из самой чащи! Окромя волков и медведей никого больше и не видел…
Приедешь, поздоровкаться хоть не забудь! С Толиком, Машей… А первым делом с дедом и бабой. Здрасьте, мол, дедушка и бабушка…
Да ты хоть слушаешь?! Оставь крючки свои. Косить там народу и без тебя хватит. А вот сено ворошить… Или за коровами присматривать на выпасе. В общем, хватит тебе там работы!
А? Что?! Нет, ночью коровы не пасутся. Они в стайке ночуют. Как вечером пригнали их с луговины… По свету пригнали, по свету. До вечерней зари. Их же ещё подоить надо. А? Да бери, бери ты свои крючки! И лески. И грузила. Голову только дома не оставь!
* * *
У деда так вроде и ничего оказалось. Лес рядом. А в нём уже малина. Причем она свет любит, поэтому далеко в лес заходить и не надо. Уже по-за опушкой кусты. Иди и собирай потихоньку. Андрюха и не торопился. С обеда они пошли с Машкой, младшей отцовой сестрой, и совсем так, краем леса, как она сказала – «пробежались»… А трехлитровый бидончик насобирали. А съели-то сколько… Наверное, такой же бидончик. Не меньше!
А вечером с Толиком… Он ещё младше Машки. Ещё в школе учится. Вечером с ним ходили, закидушки ставили. Вообще-то ставил Толик, а Андрюха в это время удочку опробовал. Очень даже. Два окуня и подлещик небольшой. И ещё было бы, да Толик закидушки поставил и стал налимьи норы под берегом проверять. Налимов, правда, вчера не было… Может, сегодня? Но чуть больше десятка раков они на двоих с Толиком вчера поймали.
Бабуля их почти сразу же и сварила в чугунке с укропом. После ужина все ели раков и нахваливали. И Толика, и Андрюху. Но больше Андрюху. И дед тоже… Похвалил! Сказал, что «молодец».
А спать с Толиком их положили на повети. На ней прохладнее, чем в летней избе, где всем остальным бабуля постелила. Там мукой, крупой и немного – совсем чуть-чуть – мышами пахнет. А на повети совсем по-другому – приятно. Свежим, уже этого года, сеном. Через прорубленные в бревнах «пазухи» утром, заливая своим мягким и теплым светом весь сеновал, на поветь заглядывает солнышко и в его лучах можно разглядеть даже самую маленькую пылинку. А где-то внизу уже вовсю горланит петух, начинающий свои ежедневные ухаживания за курами, с самого ранья высыпавшими во двор.
И Толик… Как начал с вечера рассказывать! Сначала про рыб, как и на что они клюют. Где их ловить лучше. И когда. А потом как стал про русалок… И водяного! Аж живот заболел.
Хорошо, что к утру перестал, а то бы, наверное, и есть не хотелось бы. Хотя…
* * *
Есть такой старинный русский рецепт, не сохраненный для нас, потомков, безжалостной историей – «картошка, обжаренная в молоке». Вернее, если уж быть точным и беспристрастным, а последнее, между прочим, – совсем не так просто по отношению к этому блюду… Так вот, если уж быть хотя бы точным, то картошка - не совсем обжаренная.
Вспомнив какие-то, окончательно не стершиеся в памяти детали, можно провести аналогию с известным и привычным, домыслить непонятное. И когда сделаешь всё это, а потом чуть-чуть подумаешь, то получается, что, скорее всего, картошка просто заливалась сливками и в них томилась. Но не просто так, и не абы где. Для того, чтобы её приготовить, нужна была ещё не вышедшая из повседневного обихода русская печь и, дополнением к ней, - ёмкая чугунная посуда того времени. Именно в ней картошка и томилась. Чтобы в результате получиться и не вареной, и не жареной. Но очень вкусной!
Вот такую, обжаренную на молоке картошку, что бабушка утром поставила на стол в огроменной сковороде, Андрюха мог бы есть всегда, везде и при любой погоде! Тем более, когда она с чуть подгоревшей, хрустящей корочкой. А тут её… Если поковыряться вдоль бортика… Для этого и надо-то! Упереться ногами в нижнюю перекладину, которая, чтобы табуретка была прочнее, крепилась к ней со всех четырех сторон, привстать и, наклонившись над столешницей, потянуться к дальнему краю, к той части сковороды, где самая зажаристая и чуть прилипшая к её бортику картошка.
Андрей, не подозревая о том, что каждый из сидевших за столом, должен есть со своего края, да ещё и в строго определенной очередности, - "по старшинству", так и сделал. Он не знал, что нельзя буровить ложкой по всей «территории» общей посудины, даже если с твоего края не то что поджаристой корочки, а и кусочка мяса не будет. И потому уперся ногами в нижнюю перекладинку табуретки, привстал и, наклонившись над столешницей, потянулся к дальнему краю сковороды. Но не успел…
В установившейся вдруг на кухне тишине, отцова ложка с хорошо слышимым «бумц» плотно впечаталась прямо посередине Андрюхиного лба. Он так и сел. Обратно на табуретку. И с недоумением уставился на отца. Непонятно как уже успевшего переместиться с лавки на пол и почему-то ошарашено потирающего отвисшую до колен челюсть.
И вот тут-то, негромко, но внятно и убедительно заговорил дед:
- Андрюшенька, внучок. Да ты хоть на стол садись. Бери и ешь всё, что тебе хочется. А вы, дармоеды… А вы – запомните. Это – мой первый и любимый внук. И если хоть одна сволочь посмеет его не то, что обидеть, подзатыльник дать… Так и знайте – лишу наследства к чертям собачьим! Все всё поняли?
И уже обращаясь отдельно к оторопевшему молодому мужу и капитану-артиллеристу, добавил:
- А ты, Николай, ешь, ешь. К тебе это не относится. Ты и сам, как то дитя малое. Вон, косил вчера, три косы в штопор загнул. Так что ешь, не стесняйся. Сегодня Люська за тебя откосит. А ты лучше бычка во дворе попаси. Ягодок поешь, что Андрейка с Машкой вчера насобирали. Да воды в баню наноси. Только смотри, не топи! А то спалишь всё подворье, что тогда делать будем?!
Говорить убедительно дед умел. Косая сажень в плечах и ростом – под два метра, он мог даже Андрюхиного батю - взрослого, отслужившего срочную и женатого мужика, так отходить морским ремнем, что потом неделю и завтракать, и обедать, и ужинать приходилось стоя, а спать – исключительно на боку. Или на животе.
Вот такие правила хорошего тона действовали во времена нашего детства. И преподавались они немногословными, но хорошо запоминающимися уроками.
Во всяком случае, Андрюха свой - на всю оставшуюся жизнь усвоил. И когда подрос манехо, да стал помогать отцу на сплаве, как «Отче наш» знал, что хоть в колхозе и общее всё, в том числе и миски – сковородки на обеденном столе, но есть каждому можно только со своего края. И по старшинству. Так что отцу за него краснеть не приходилось…